История по своей природе тяготеет к иронии. Она не просто циклична — ей свойственна ироничная, саркастичная симметрия. Известный афоризм о том, что история повторяется как фарс, не вполне точен — этот фарс зачастую оказывается совершенно не смешным для главных участников. Скорее уж это не фарс, а «поэтическая справедливость» — люди не просто пожинают плоды своих деяний, они еще очень часто и расплачиваются за них вполне зеркальным образом.
О том, что история России особенно подвержена цикличности, говорилось уже неоднократно. Циклы экономические (подъем-кризис), циклы геополитические (экспансия-сжатие), циклы идеологические (модернизация-традиционализм). Обычно они имеют разную продолжительность, но в тех случаях, когда окончание нескольких разных циклов совпадает по времени, эффект может оказаться поражающим воображение. То, что мы своими глазами наблюдаем сейчас, может быть описано как окончание комплексного цикла российской государственности, начавшегося в 1917 году, усугубленное внешнеполитическим кризисом и наложившееся на общемировую экономическую ситуацию из серии «кирдык шагает по планете». И в полном соответствии с законом исторической иронии, заканчивается этот цикл вполне симметрично. Начался он с революции — к революции он и возвращается. Вот только теперь история с издевательской усмешкой предоставила прямым наследникам тогдашних революционеров шанс попробовать себя в роли обреченного, связанного по рукам и ногам старого режима, осажденного агрессивными молодыми хищниками. История словно бы говорит отпрыскам большевиков: «Ну что, покуражились вы вдоволь, а вот теперь посмотрим, как вы сами поведете себя на месте людей, которых вы предали, унизили и уничтожили». Пока, надо сказать, получается не очень. Выходцам из низшего звена партноменклатуры, комсомольским и чекистским функционерам не дано уйти со сцены трагическими шекспировскими героями — лишь вереницей комически суетящихся мультяшных персонажей, теми самыми пресловутыми «крысами, бегущими с корабля».
Но симметрия коснулась не одной только постсоветской элиты — мы с вами, русские националисты нового поколения, в не меньшей степени можем прочувствовать на себе всю глубину сарказма русской истории. Потому что мы с вами — в идеологическом плане наиболее жесткая, наиболее непримиримая оппозиция большевизму, мы, избравшие антисоветизм фундаментом своего бытия — оказываемся в новой революционной ситуации в той самой функциональной нише, которую в России 1917 года занимали сами большевики. С точки зрения главных игроков на нынешней политической арене (как правящего режима, так и «либеральной» оппозиции), мы являемся второстепенной, периферийной силой, которую вряд ли всерьез принимают в расчет при построении сценариев будущего. Тем не менее, располагая высокой решимостью (недосягаемой ни для оппозиционных «либералов», ни тем более для прокремлевских охранителей), идейностью и огромным пропагандистским потенциалом, молодые националисты идеально приспособлены к тому, чтобы стать той самой «третьей силой», которая в конечном счете и извлечет выгоду из намечающегося хаоса. Как нам понимать тот факт, что на российском политическом маскараде нам достались костюмы как раз тех, кого мы больше всего ненавидим? Если путинскую элиту история наказывает за грехи ее прародителей, то нас, думается, она скорее учит, заставляет проводить работу над ошибками предшественников.
Мы провозгласили себя идейными наследниками Белого движения — на том стоим, так мы видим себя. Отлично, это в высшей степени достойный идеал. Но при этом мы ни на минуту не должны забывать, что белые, вообще-то, потерпели поражение. Героическое, трагическое, овеянное легендами — но поражение. И надо понимать, что произошло это неслучайно. Легко и заманчиво обвинить в этом поражении кого-то другого — например, союзников, которые не поддержали, недопоставили, недофинансировали, при первых сложностях предпочли примириться с большевиками. Или отечественный капитал и аристократию — людей с деньгами — которые в основном предпочли бежать со своими капиталами за кордон, чем всерьез спонсировать вооруженную борьбу. Или даже русское крестьянство, которое преимущественно сохранило пассивный нейтралитет, что в той ситуации было равнозначно прямой поддержке большевиков. Так можно легко договориться и до любимой «либеральной» формулы о том, что народ у нас, дескать, не тот, и получил ровно то, что заслуживает.
Но на самом-то деле винить всех перечисленных, во-первых, не вполне справедливо, а во-вторых — незрело, несерьезно, по-детски. Не вполне справедливо — потому что у каждого из них были свои причины и свои интересы, которые диктовали именно такой образ действий. Да, наверное, узкие и шкурные, во многом — эгоистичные, зачастую — ошибочные, ложные, основанные на дезинформации или непонимании. Но в любом случае странно требовать от другого человека, чтобы он был рыцарственным альтруистом — такие требования можно предъявлять лишь к самому себе. А незрело это потому, что только обиженному подростку свойственно обвинять в своих несчастьях окружающих вместо того, чтобы задуматься — а в чем может быть виноват лично он.
Человек, занимающийся политикой, должен понимать, что ответственность за все, что с ним происходит, лежит лишь на нем самом, и ни на ком другом — даже если в дело вовлечены третьи стороны. Это ведь ты выбрал, как с этими сторонами взаимодействовать, ты оценивал риски, ты просчитывал последствия — если они оказались не такими, как ты надеялся, значит, ты ошибся. В политике нет понятия «кто-то другой виноват». «Если ты играешь в игру престолов, ты побеждаешь — или ты погибаешь». Взятки, что называется, гладки — ты должен был знать, на что идешь, когда начинал.
Белые проиграли не потому, что их предали, помешали, не поддержали должным образом — все это было, но это было скорее следствием, чем причиной. Белые проиграли, потому что делали ошибки и часто придерживались неправильной линии поведения.
Гражданские войны всегда выигрывает не та сторона, которая лучше воюет, а та, которая принимает лучшие политические решения. Иногда это совпадает в одном лице (как, например, в случае с Цезарем в Риме), чаще — нет. В любом случае политика первична и играет однозначно ключевую роль. Военный успех при ошибочной политике может лишь отсрочить поражение, но не отменить его. Рано или поздно самый талантливый военачальник с самой боеспособной армией окажется поставлен в такие политические условия, что все его чисто военные преимущества потеряют свое значение. Эта закономерность четко прослеживается во всех гражданских войнах в истории человечества — что в Древнем Китае, что в Европе ХХ века. Нам может быть сколь угодно горько это признавать, но большевики оказались лучшими политиками, чем их противники. По крайней мере тогда, в деле борьбы за власть. Что они с этой властью сделали, ее захватив — вопрос другой, но вот шли они к ней образцово, как по учебнику. Победа их, конечно, не была справедливой, но она была закономерной с точки зрения методики.
Что это означает для нас сегодня? Наше положение во многом парадоксально. По сути, мы с вами сейчас пытаемся переиграть итоги Гражданской войны, вернуть русской стороне украденную у нее победу. Но для этого нам ни в коем случае нельзя в смысле практической политики идти по тому же пути, по которому шли исторические белые. Мы не можем больше позволить себе обреченной героики и «моральных побед». Следующую «моральную победу» такого рода Россия и русский народ могут и не пережить. Нам нужна настоящая победа, и только она — и вопрос о цене ее сейчас не стоит. А это означает, что восхищаясь героизмом наших идейных предшественников — Белого движения — всемерно храня и чтя память о них, мы тем не менее должны внимательнейшим образом изучать опыт их противников — большевиков. И не просто изучать, а делать из него выводы и заимствовать ключевые приемы. Отвращение к личностям и их идеологии не должно останавливать нас от использования элементов их политического инструментария. Оружие — это оружие, неважно, кем оно произведено. Если вражеское оружие оказывается эффективнее своего, разумный человек не будет колебаться, использовать его или нет.
Как бы я сформулировал те ключевые принципы практической революционной деятельности, которым националистам необходимо поучиться у большевиков образца 1917-го? Я бы сказал, что их четыре:
Принцип первый. Наша задача — не сделать революцию своими руками. Мы никого не собираемся свергать. Это работа тяжелая, опасная и крайне неблагодарная. Ее надо позволить проделать другим — благо, желающих в современной России более чем достаточно. Наша задача — перехватить революцию, «угнать» ее из-под носа у тех, кто ее, собственно, совершит (и, скорее всего, надорвется на этом). Не большевики свергли императора, не они разрушили старый аппарат власти — они лишь оказались в нужном месте в нужное время, чтобы одним неожиданным рывком выхватить эту власть из немощных пальцев революционеров первой волны. Никаких титанических организационных усилий это не потребовало (сколько их было-то на тот момент, большевиков, в Петрограде?), только решительности и точного выбора момента.
Принцип второй. Ленин, цинично посмеиваясь, говаривал: «Чем хуже, тем лучше». Он имел в виду, что реальное ухудшение ситуации в России — ситуации военной, политической, экономической — играло на руку тем, кто хотел слома существовавшей системы. То же самое верно и сегодня. Конечно, в отличие от большевиков, мы никогда не будем выражать неприкрытое ликование по поводу несчастий и неудач России — мы отлично понимаем, что все это означает вполне конкретные беды и трагедии для простых, ни в чем не повинных русских людей. Это они разоряются, нищают, теряют работу. Нас это не может радовать никоим образом. Но объективно мы понимаем, что происходящее играет нам на руку. И в этой ситуации для нас неизбежен примат национализма над патриотизмом. Благо нынешней России как государства слишком тесно спаяно с благом правящего в ней криминального режима — а потому в долговременной перспективе трудносовместимо с благом русского народа, которое является для нас высшей ценностью. Мы патриоты настоящей, Вечной России — русской России, которая сейчас существует в основном в мечтах. Мы, конечно же, сделаем все, чтобы она воплотилась в жизнь. Россия как географическое понятие — русская земля, русские поля, леса и реки — является вместилищем, колыбелью русской нации — и в этом смысле бесценна и незаменима. Но вот на политическую реальность современной РФ это не распространяется. Поражения путинского режима, многонациональной постсоветской государственности — до тех пор, пока они прямо и непосредственно не ставят под угрозу выживание русского народа (а это довольно маловероятно, если смотреть на вещи реально, а не глазами, затуманенными пропагандой) — объективно льют воду на нашу мельницу, и должны быть использованы.
Принцип третий. Из вышесказанного с необходимостью вытекает примат потребностей текущей ситуации над соображениями «большой стратегии» и абстрактного «государственничества». Одной из важнейших ошибок Белого движения была его неготовность временно отказаться от дореволюционной «повестки дня». Что-то похожее на Брестский мир, подписанный большевиками, для них было абсолютно неприемлемо — как неприемлем был и любой компромисс с сепаратистскими движениями, вспыхнувшими на национальной периферии Империи, сколь угодно временный. «Единая и неделимая» Россия и верность союзническим обязательствам — безусловно, благородные мотивы. Но есть ощущение, что в немалой степени именно они стоили белым победы. Большевики расставили свои приоритеты иным образом — в первую очередь и превыше всего укрепление и защита своей власти, уже потом — все остальное. Ради сохранения своей власти они готовы были идти на уступки — изначально, насколько можно судить, имея в виду затем отыграть назад максимум возможного из этих уступок. И ведь по большей части это получилось — безвозвратно ушли только Польша и Финляндия. Брестский мир как таковой просуществовал очень недолго, хотя отдельные его последствия сохранились на десятилетия. Тем не менее он позволил большевикам достичь своей главной цели — сохранить власть в своих руках, когда все висело на волоске. Подло? Да. Уродливо? Безусловно. Но политически это был мощный и безошибочный ход. Надо понимать, что каким бы прекрасным ни было наше видение русского будущего, оно не стоит ничего и остается лишь бесплодной мечтой, если мы не можем взять в свои руки и удержать власть. Если русские националисты верят, что только они могут спасти русский народ и привести его к достойному будущему, удержание власти является для них не просто желательным, не просто приятным бонусом — оно является моральным императивом, который перевешивает все остальное. Ради этого они должны быть готовы идти на почти любые временные компромиссы — в том числе и на такие, которые многим покажутся некрасивыми или неправильными с точки зрения их же идеологии. Разумеется, таким же моральным императивом является и то, что данные компромиссы должны быть пересмотрены при первой же возможности — когда вопрос об удержании власти будет решен положительно.
И, наконец, принцип четвертый — последний по порядку, но не по значению. По большому счету, без него теряет смысл все ранее сказанное. Это абсолютный, железный примат политической цели в общении с населением над стратегическими соображениями. Что я имею в виду? Официальной идеологией Белого движения во время Гражданской войны было «непредрешенчество» — «вот одержим сначала военную победу, потом соберем Учредительное собрание, и пусть оно решает, как дальше жить России». — «А с землей, с землей-то что?» — «Вот Учредительное собрание это и решит». Все логично. Слабость в этой цепочке одна, но ключевая — в любой гражданской войне главным условием победы является поддержка населения. Или, точнее, активная поддержка отдельных его групп при пассивной доброжелательности большинства. Население же — оно такое, оно хочет услышать четкие ответы на самые главные интересующие его вопросы прямо здесь и сейчас, а не когда-нибудь в будущем.
Здесь сталкиваются два реализма — реализм практический и реализм политический. С точки зрения сугубо практической подход белых к решению того же земельного вопроса был, наверное, самым разумным и взвешенным. Вопрос был непростой, комплексный, решить его адекватно впопыхах, «на коленке», пока в пределах слышимости шли активные боевые действия, скорее всего, и впрямь малореально. Но… Большевики ведь и не пытались его решить в тот момент — вот так, чтоб конкретно, руками. Они просто бросили в народ короткий, звучный и ясный лозунг — «Земля крестьянам!» И в значительной степени именно он решил исход Гражданской войны, потому что обеспечил большевикам то самое обязательное условие победы — активную поддержку части населения при спокойной пассивности большинства. Это оказался гениальный пиар-ход — предельно циничный, но гениальный. Строго говоря, лозунг был пустой — для начала, земля не находилась в распоряжении большевиков, чтобы ее вот так раздавать, и обещать в тот момент они могли все, что душе угодно. К тому же любое пристальное рассмотрение этого обещания немедленно подняло бы массу неразрешимых вопросов: «А как именно? А на каком праве будет предоставляться земля? А как будем ее делить? А кто всем этим будет заниматься?» Но штука в том, что народ, особенно пребывающий в возбужденном состоянии, совершенно не склонен задавать лишних вопросов, если услышал простой и четко сформулированный ответ на волнующую его проблему. Белые не захотели раздавать обещания, которые затруднительно было бы потом выполнить. Большевики не колебались ни минуты. Белые продемонстрировали большую человеческую порядочность, красные — большее политическое мастерство. Строго говоря, с того момента, как они озвучили и растиражировали данный лозунг, у белых остался только один-единственный шанс на победу — поднять ставки и начать реальную земельную реформу у себя в тылу. Это было технически сложно сделать, да и между самими белыми не имелось единства в понимании земельного вопроса — но эти сложности нужно было переломить волевым решением. Не нам упрекать лидеров Белого движения в том, что они этого не сделали — их положение реально было сложнейшим. Мы можем только констатировать тот факт, что без такого решения их шансы на победу оставались невелики.
***
Какой практический вывод мы можем сделать применительно к сегодняшней ситуации? Главная задача русских националистов на данном этапе — сформулировать столь же простой, чеканный и звучный лозунг, отражающий в понятной для населения форме, что именно хорошего это население может ожидать для себя от победы русских националистов. «Россия для русских» — хороший лозунг, но он очень размыт и неконкретен — среднестатистический гражданин не увидит в нем никакой четкой картины будущего для себя. Более того, политическим противникам легко извратить этот лозунг и вложить в него значение, которое изначально не подразумевалось. Преимущество простых и звучных лозунгов как раз в том, что они не требуют обширных комментариев, чтобы понять их смысл. Апелляция к «государственническим», «имперским» ценностям также вряд ли сработает сама по себе (в этом как раз и была ошибка белых) — подобные лозунги хороши лишь как дополнение, позволяющее населению почувствовать, что оно не совсем уж эгоистично и своекорыстно, может подумать и о высоком (это повышает самооценку) — но первичный лозунг должен все же затрагивать ту «рубашку», которая, как известно, ближе к телу. История демонстрирует, что в связке с действительно актуальным «корыстным» лозунгом, трогающим «за живое» значительную группу населения (у большевиков это было обещание земли, а у нацистов, например, обещание работы), могут неплохо пойти даже весьма сомнительные и откровенно бредовые лозунги и идеи — и здесь у современных русских националистов есть заметное преимущество, поскольку в отличие от большевиков или нацистов мы не предлагаем радикальных и нереалистичных идей жесткого переустройства мира или изменения природы человека. Мы — это голос разума, а не иррационального, но даже голос разума надо суметь правильно донести до публики — в привлекательной и притягательной для нее обертке, иначе он не будет услышан.
Я предвижу, что изложенные мной принципы — как и сама идея, что мы можем заимствовать что бы то ни было у большевиков, в каком-то смысле считать их своими учителями — вызовут возмущение у части националистов (и восторг части просоветски настроенной публики, по недоразумению забредающей иногда на Спутник). Реакция тех и других будет ошибочной. Я ни на шаг не отступил от убеждения, что приход большевиков к власти был величайшим несчастьем в истории России (сопоставимым разве что с монгольским нашествием, да и то не факт). Признавая эффективность действий большевиков по захвату власти, я тем не менее считаю многие аспекты их дальнейшей политики не только преступными по отношению к русскому народу, но и откровенно бездарными (а все их позитивные достижения — либо спорными и дутыми, либо неизбежными — мы получили бы их в любом случае, с большевиками или без них). Предлагая поучиться у большевиков и применить их опыт в современной политической борьбе, я испытываю особое удовольствие от осознания той самой «поэтической справедливости» в использовании их приемов и подходов против их же наследников и последователей. И, наконец, всем нам ни на секунду нельзя забывать, что в плане идеологии мы являемся полным и абсолютным антиподом большевиков — их могильщиками, их Немезидой. Мы мстители за Россию — и, возможно, ее последняя надежда — поэтому мы не имеем морального права отмахиваться от любого опыта, который может помочь нам в достижении нашей цели.
