Я уже привык: каждый год в начале мая кто-нибудь обязательно спрашивает, как я собираюсь праздновать День Победы? Давно заметил, что оттенки и тональности вопроса сильно отличаются в зависимости от возраста спрашивающего. У старшего поколения в голосе часто сквозит почти религиозная патетика, многие ещё прибавляют что-то вроде «это же самый главный праздник в году!». По тону очевидно: спрашивающий ждёт не столько конкретного ответа на вопрос, сколько подтверждения своего «символа веры». Мои сверстники (мне 36) и те, кто младше, тот же самый вопрос обычно задают по-другому, как бы аккуратно прощупывая зыбкую почву носком ботинка — шагнуть или не шагнуть? Я уже давно понял, с чем это связано: многие из них сами уже де-факто не празднуют 9 мая (чтобы с застольями и тостами), для них это просто ещё один выходной день, когда можно выбраться за город или побыть с семьёй дома. Для поколения тридцатилетних начало мая давно уже превратилось в полуофициальный дополнительный сезон отпусков, когда на работе можно написать заявление всего на два-три дня, а укатить за тридевять земель на все десять. А что, и впрямь удобно. Фактически отношение к девятому мая у большинства примерно такое же, как к первому: есть там какой-то «красный день календаря», спасибо за дополнительную возможность отдохнуть. Однако, в отличие от первого мая, с девятым сопряжён гораздо больший объём пафосной государственной пропаганды. Это и порождает нотки осторожности в вопросе: люди испытывают что-то вроде укола совести («а вдруг мы всё-таки неправильно поступаем?». Поэтому вопрос они тоже задают в надежде услышать от другого человека подтверждение собственной правоты. Если старшее поколение хочет услышать в ответ «пойду гулять к Вечному Огню/на Поклонную гору/буду весь день смотреть советские военные фильмы и плакать», то тридцатилетние ожидают чего-то вроде: «да махну с Машкой в Тай, пузо на солнце греть». И те, и другие, услышав желаемое и получив лишнее подтверждение правильности своих действий, расплывутся счастливой улыбкой, и чаще всего тут же забудут про свой вопрос.
Увы, должен разочаровать и тех, и других. Я признаю, что праздник действительно имеет место быть, хотя и категорически не приемлю тот официозный его формат, который нам навязывают. Поэтому давайте попробуем разобраться, что же это за праздник, что мы празднуем, и к кому 9 мая имеет отношение. Говорить я буду нелицеприятно и местами жёстко, не обессудьте.
Итак, что это было такое, 70 лет назад? Окончание жуткой всемирной мясорубки, — безусловно, явление позитивное и достойное празднования. Буквоедское: конкретно 9 мая мясорубка ещё отнюдь не закончилась — ни вообще, ни конкретно с участием СССР. Более того, некоторые из самых неприятных эпизодов войны ещё были впереди, ну да ладно. Но ведь празднуем-то мы не «окончание войны», празднуем мы победу. Победу кого и над кем? Советского Союза над нацистской Германией? Сразу начинаются сложности. Даже оставляя в стороне вопросы о вкладе в Победу, о которых спорить можно до хрипоты (почти всегда речь идёт о победе коалиции нескольких великих держав). Бесспорен тот факт, что ни Советского Союза, ни той Германии давно уже не существует. Когда нынешняя Российская Федерация (пребывающая, на минутку, в границах плюс-минус Московского царства XVII века) пытается рядиться в одежды «великого и ужасного» СССР, это вызывает разве что ироническую улыбку. Германия, пережившая разгром, изменилась до неузнаваемости и постепенно вернула себе немалую часть былых позиций. Теперь немцы находятся в тесных отношениях с нашими тогдашними союзниками. Они отлично себя чувствуют, и не без удивления наблюдают, как какие-то люди далеко на востоке, на развалинах былой красной империи, продолжают праздновать победу над ними.
Хорошо! Тогда, быть может, лучше говорить о победе над фашизмом? Опять-таки, оставляя в стороне массу неудобных деталей и нюансов, предположим, что есть некий единый «мировой фашизм», этакие идеологические «силы Тьмы», противостоящие по своей природе всему светлому и прогрессивному. И мы этот фашизм победили. Победили? Но почему мы продолжаем с ним неустанно бороться всё это время? Выходит, что боремся как во внешней политике, так и на своей собственной территории. Значит, жив, проклятый? Может, рановато победу над ним праздновать, тем более с такой помпой?
В Советском Союзе в своё время выковали чеканный термин «Великая Отечественная война». Термин этот изначально гораздо больше идеологический, чем исторический. В истории объективно нет никакой такой отдельной войны, есть Восточноевропейский театр военных действий (ТВД) Второй Мировой, события на котором невозможно в полной мере понять, если рассматривать их в отрыве от происходившего на других ТВД. Поэтому нет ничего удивительного, что в путинской России госпропаганда охотно и с энтузиазмом подняла его на щит. …В попытке использовать как идейную основу для формирования некоей эфемерной «российской политической нации». Но с этим термином тоже существуют большие проблемы. Великая — да, никто не спорит. А вот слово «Отечественная» предполагает как-никак национальное единство, некий всеобщий порыв; «весь народ единой стеной поднялся против захватчика». Советская пропаганда именно такое впечатление и пыталась создать, и готова была для этой цели идти на любые подтасовки фактов. Но теперь-то мы знаем, что только с оружием в руках на стороне Германии сражалось более миллиона граждан СССР и белоэмигрантов, большая часть из них — вполне себе представители триединого русского народа (и это не считая всяких безоружных «хиви», деревенских старост и т.п.; это лишь те, кто стрелял). На секундочку, во время Гражданской войны во всех белых армиях в совокупности насчитывалось около 900 тыс. человек, то есть меньше. Как бы мы ни относились к этим людям (я, например, к большей части симпатий не испытываю, хотя разумом понимаю, как люди могли там оказаться), как бы ни клеймили их предателями, русскими они от этого быть не перестают.
Значит, перед нами никакая не Отечественная война (в том смысле, в каком ею была та же война против Наполеона), а вполне себе гражданская. Да, с массированной иностранной интервенцией, но именно гражданская. А в гражданских войнах победителей не бывает. Кто бы ни одержал верх, для народа в целом это всё равно страшная трагедия. В республиканском Риме знали толк в гражданских войнах, ибо вели их неоднократно и с большим размахом. Но там существовал негласный обычай: полководцу, одержавшему победу над другими римлянами (какими бы презренными и ненавистными они ни были, каких бы иноземных союзников ни призывали себе на помощь) никогда не присуждали триумф. Даже Цезарь, весьма вольно обращавшийся с римскими традициями, не осмелился пойти наперекор этому обычаю: победив Помпея и его сторонников, он отпраздновал триумф не в честь этой победы, а в честь завоевания Галлии — к тому времени, надо думать, уже изрядно подзабытого. Ну не пристало приличному человеку открыто и помпезно радоваться пролитию крови собственного народа — пусть даже и «заблудших» его представителей.
Хорошо. Если не победу в узком смысле этого слова, то, может, мы празднуем спасение, избавление нашего народа от гибели или рабства? Посмотрим. Сразу же оставим за кадром споры на тему, чего там на самом деле хотели Гитлер сотоварищи, какие у них были планы касательно судеб нашего народа в случае победы Германии. Собирались они всех напоить баварским пивом или там сгноить в концлагерях. Сейчас понятно только, что никакого единого утверждённого плана не существовало. Скорее всего, по аналогии с Польшей, попытались бы применить некий «комплексный подход» с германизацией одной «расово ценной» части населения, депортацией другой и физическим уничтожением третьей. В любом случае колоссальная гуманитарная катастрофа была гарантирована. Даже если сделать скидку на физическую затруднительность осуществления всех этих мероприятий, на высокую вероятность, что они забуксовали бы где-то на полпути, — уж масштабный голод бы мы точно получить успели. Не будем подробно рассуждать, этого всё равно не узнать; просто примем за данность, что было бы плохо.
Зато мы очень хорошо знаем, что получил наш народ по результатам победы над Германией. Получил он… собственно, всё то же самое, что имел и до войны — репрессивный людоедский режим. Внутренняя политика нацистской Германии, которую мы победили, в плане методологии во многом была осознанным подражанием советскому образцу. Причём подражанием довольно скромным и бледным — на начало войны, в 1939 году, число людей заключённых в концлагерях Рейха составляло 25 тыс. В Советском союзе же на 1 января 1941 года в лагерях ГУЛАГа содержалось более 1,9 млн заключенных, и их прибывало по 270 тысяч в год. Мда. Более того, этот режим успешно проводил, и продолжал проводить после войны дискриминационную социальную, экономическую и культурную политику в отношении русского народа. Да, наверное, в более мягких формах, чем это сделал бы победивший Гитлер, но факт остаётся фактом. Просто та же самая гуманитарная катастрофа оказалась не мгновенной, а плавной, растянутой по времени на полвека, но в итоге привела к довольно схожим результатам. Сейчас мы можем констатировать, что значительную часть тех негативных последствий, которые нам грозили бы в случае поражения во Второй Мировой, мы всё равно получили в отложенном варианте. Потеря обширных земель? Есть. Общее сокращение численности населения, депортация, бегство или геноцид русского населения на отдельных территориях? Есть. Коллапс промышленности? Есть. Превращение страны в сырьевой придаток? По большей части, есть. Колониальная администрация, не обладающая самостоятельностью в принятии решений? Очень похоже, что тоже уже есть. Так от чего спаслись-то? В общем-то, единственный, кто по-настоящему спасся — это советская правящая номенклатура. В «жёстком» сценарии ей грозило вырезание под корень, зато в «мягком» она смогла не только выжить, но и успешно трансформироваться в ядро правящей элиты постсоветской России. Выигрыш простого народа гораздо менее очевиден.
Больше всего эта ситуация напоминает судьбу несчастных советских военнопленных, угнанных в Германию работников и граждан СССР. Им — так или иначе — не посчастливилось оказаться в немецких концлагерях: немедленно после «освобождения» несчастные переехали в лагеря отечественного производства — или, как минимум, получили на всю оставшуюся жизнь «черную метку». Последняя закрыла людям большую часть дверей и социальных лифтов в гуманном и справедливом советском обществе, а у их детей проблемы возникали вплоть до 1980-х годов. Кого и от чего мы там освободили в Европе, предоставим судить европейцам. Но себя мы, в конечном итоге, не освободили почти ни от чего. В лучшем случае мы выбрали меньшее из двух зол. В худшем? «Как будем хвост купировать, сразу или по частям?»
Выходит, нам вообще нечего праздновать? Нет, отчего же. Праздник есть. Праздник безусловный. Просто наше государство к нему совершенно непричастно. Оно не имеет на него никакого права — ни юридического, ни морального. Все их парады и смотрины на Красной площади по смыслу принципиально ничем не отличаются от тех приснопамятных конкурсов боди-арта или кондитерского искусства «ко Дню Победы». Которые прокатились волной по нашим городам и весям с подачи не в меру усердных чиновников — разве что бюджетных денег на это побольше выделено.
Подлинное 9 мая — праздник людей, которые действительно прошли через ту мясорубку. Прошли и выжили. Вопреки всему. Это их персональная, личная Победа — не над «гитлеровской Германией» и не над «фашизмом». Это победа Человека над бесчеловечной Системой, олицетворяемой сразу двумя одинаково бездушными, одинаково чудовищными государствами. Это победа Личности над Машиной, и этот праздник может быть только личным, индивидуальным, семейным, в кругу близких. Государственная помпа, фанфары, парады и демонстрация мощи здесь не только неприемлемы и неуместны, но даже потенциально кощунственны. Это праздник под девизом «А вот вам, выкуси!» — а именно под этим девизом русский народ и прожил большую часть последнего столетия.
Вы измывались над нами десятилетиями. Вы заставляли нас забыть, кто мы и откуда. Вы морили нас голодом. Вы расстреливали нас. Вы гноили нас в лагерях. Вы втравили нас в чудовищную бойню, и войдя в раж, бросали нас с исступлённым визгливым хохотом в топку истории. А потом, ещё подхихикивая, погнали тех, кто выжил, назад в стойло, и снова морили голодом, снова гноили, снова медленно сживали со свету.
Но вопреки всему, что вы делали, мы ещё здесь. Мы живы. Мы не просто живы — мы стоим прямо, и вы вдруг понимаете, что боитесь взглянуть нам в глаза. Вы боитесь увидеть там свою судьбу. Вы начинаете смутно догадываться, что своими руками выковали нас и закалили в горниле крови и смерти — и острота клинка начинает вас смущать. И вот вы уже бочком-бочком пытаетесь дистанцироваться от содеянного: где получится — замазать, подкрасить, залакировать, найти оправдания, застращать рассказами о врагах, которых мы победили — благодаря вам, конечно же. Но ваша беда в том, что мы все помним. И мы прекрасно понимаем, что какими бы опасными и жестокими не были враги, победили мы прежде всего вас. Уже победили — это эндшпиль. Мы можем провозиться ещё какое-то время, технически завершая партию. Но ваши ещё подёргивающиеся ножки не значат, что у вас есть какие-то шансы.
Вы можете праздновать до посинения — но это наша Победа, а не ваша. Это Победа великого русского народа, который выжил там, где выжить нельзя, который прошёл через Ад и Смерть, и сейчас, 70 лет спустя, всё так же отважно стоит перед Адом и Смертью в Донбассе, — пока вы плетёте за его спиной свои ничтожные интриги.
Ветераны фронтов Новороссии на репетиции парада в ДНР
Сколько вас было — великих вождей с хитрыми планами, «кремлёвских стратегов» с многоходовочками, комиссарской сволочи с узнаваемыми милоновско-мизулинскими типажами… «Наши европейские партнёры» из Берлина, хитропланщики из Кремля, цеевропейцы из Киева… Одних История уже смела в мусорную корзину, другим только предстоит поражение, позор и забвение.
А русские — были, есть и будут. Вот о чём должен быть праздник 9 мая.
