«Лиза пропала. Она действительно пропадала, она вернулась, вернулась, слава богу, живая… Но с ней случилось страшное, что наверняка поломает жизнь. Как после этого мы, родители, могли молчать?»
— Ирина Требтау, русская немка, одна из организаторов митинга 23.01.2016.
Вот факты: Лиза, немка русского происхождения, ушла из дома 11 января, а вернулась только на следующий день. Точнее, ее вернула полиция. В районе Марцан-Хелерсдорф, где компактно живет русская диаспора, молниеносно распространился слух о том, что девочку изнасиловали мигранты. Когда сообщения об этом стали появляться в соцсетях, пресс-служба полиции через официальный аккаунт начала угрожать их распространителям уголовным преследованием, заявляя, что «не было ни похищения, ни изнасилования». После репортажа «Первого канала», после того, как у семьи Лизы появился адвокат, а российская сторона активно вмешалась, государственная прокуратура нехотя признала, что ведется поиск двух подозреваемых, что действия сексуального характера действительно были, но происходили «по взаимному согласию». Адвокат Алексей Данквардт настаивает на версии с изнасилованием.
Что именно случилось за те 30 часов, которые Лиза отсутствовала, точно знают только сама девочка и те, кого сейчас ищет (или делает вид, что ищет) полиция. У мигрантов есть все причины молчать, а Лизе власти явно не верят. «Пострадавшая путается в показаниях», — из комментария прокуратуры. Вы когда-нибудь давали показания полиции? Я давал. Дело было простое, и вопросы несложные: сколько человек, кто вошел, у кого было в руках оружие? Все это я, взрослый мужчина, видел своими глазами, но под немигающими взглядами полицейских вдруг начинал сомневаться, и выходило несвязно. Речь шла об ограблении на несколько тысяч евро. А теперь представьте себе, как будет отвечать девочка 13 лет, которую час назад выбросили на улицу и которая позвонила в первую попавшуюся дверь, чтобы попросить о помощи. Девочка, у которой сорваны ногти — она царапалась, защищаясь (подробности со слов друзей семьи). Ведь именно так себя ведут после «сексуальных действий по обоюдному согласию»?
В деле Лизы отразился концентрированный ужас жителей Берлина и Германии перед волной беженцев, надвигающейся на их страну. Немцы увидели, что Кельн — это не исключение, а принцип: полиция не хочет защищать своих граждан от желанных гостей Федеративной Республики, а пресса не собирается никому рассказывать о случившемся, чтобы, не дай бог, не разжигать межнациональную ненависть. Иными словами, теперь немцы знают, что у них больше нет государства.
Если говорить совсем честно — теперь эта история уже не только о Лизе. Это о будущем: будущем Германии, будущем Европы, и России как европейской страны — в том числе. От того, как поведут себя власть и общество, будет зависеть многое. Чудовищная история создала прецедент.
Это повод поговорить с людьми, пришедшими на митинги, чтобы понять, как простой немец или простой русский немец будет реагировать на такие вызовы и какую позицию займет в приготовленном для него прекрасном новом мире тотальной толерантности.
Без защиты
«Любую форму гражданской инициативы, проявления гражданского мужества, сопротивления, активного или пассивного, я считаю верной и поддерживаю ее безоговорочно».
— Йенс (на переднем плане справа), житель Берлина, участник демонстрации.
Прежде всего — заявления о том, что в демонстрации 23 января против насилия со стороны мигрантов принимали участие в основном нацисты — явная ложь. Если и принимали, то это были очень тихие и незаметные нацисты. Я не увидел ни одного, и тем более не заметил ни плакатов, ни праворадикальной символики. Пришли растерянные люди, искавшие почву под ногами и пытающиеся понять, как им вообще существовать в этой новой реальности.
На митинг приехали люди из других городов: из Баварии, с севера Германии. Один из ораторов в самом начале митинга зачитывал список происшествий, подобных тому, что случилось с Лизой Ф.: монотонность этого перечисления оставила ощущение какого-то полного «Груза 200», позднесоветской балабановщины.
До Кёльна все эти истории об изнасилованных женщинах, девочках, мальчиках вызвали бы сомнение. После Кёльна, когда и полиция, и пресса, и власть в лице бургомистра одновременно дискредитировали себя, толпа однозначно принимала слухи на веру. В информационном вакууме авторитет любых альтернативных источников возрастает многократно.
«Я здесь, потому что я категорически против того, как развивается ситуация. Я считаю, что рано или поздно нам придется взять все это в свои руки. Мне не хочется, чтобы это случилось, мне хочется, чтобы такие проблемы решало правительство, которое мы для этого выбирали. Но пока очевидно, что оно не станет этого делать».
— Детлеф, житель Гамбурга, участник демонстрации.
Еще до митинга ходили слухи о том, что в ответ на происшедшее с Лизой русские немцы Марцана-Хелерсдорфа разгромили местный приют для беженцев, и что полиция не смогла им помешать. Поскольку нигде в прессе сообщений об этом не было, я просто поговорил с людьми, пришедшими в субботу к ведомству федерального канцлера. В целом слухи подтвердили, хотя и не прямо. Когда полиция не защищает граждан, граждане защищают себя сами.
Демонстрация 23 января против насилия со стороны мигрантов. Фото: Дмитрий Петровский
— Поскольку вы из Марцана, я слышал, что там были какие-то беспорядки в местных приютах для беженцев. Вы слышали такое?
— Да. Было. Слышали.
— Было, или слышали?
— Было-было.
— А что там было, можете рассказать? Без подробностей?
— Слухи, в принципе, шибко-то и не можно рассказывать. <…> конкретно тоже что-то сказать не можем. Но я за, не против. Чем больше их там побьют, тем, я думаю, это будет лучше.
— Сергей, Виктор, Александр, жители района Марцан-Хеллесдорф, русские немцы.
Пустота рождает чудовищ. А самая страшная пустота — информационная.
Без информации
«Неонацисты и русские: совместная демонстрация перед ведомством федерального канцлера».
— Заголовок статьи в Tagesspiegel, вышедшей в день проведения демонстрации в поддержку Лизы 23.01.16.
«Неонацисты и русские». Название прекрасно демонстрирует средства, которыми современная немецкая пресса пытается откорректировать стремительно ускользающую из-под контроля реальность.
Ложь здесь в буквальном смысле всё, кроме места проведения акции. Заявителем митинга формально выступил Международный конвент русских немцев. На самом деле митинг собирала спонтанно организованная в фейсбуке группа «Мы против насилия» («Wir sind gegen Gewalt») во главе с Ириной Требтау и Владимиром Хеккелем — людьми, ранее не замеченными ни в какой политике. В участии отказали не только одиозной ультраправой «Новой Партии Германии» (НПД), но и «Альтернативе для Германии» (АдГ), умеренно-правой партии, в последнее время резко набирающей популярность. «БЕРГИДА», берлинское отделение «ПЕГИДА», также опровергло слух о своей причастности к акции. На митинге, как было сказано выше, не было ни одного нацистского плаката и ни одного «правого» лозунга.
Что касается «русских», то единственными настоящими русскими на акции были репортеры российских телеканалов. Те 60% русскоговорящих, что присутствовали на митинге, составляли «русские немцы». Официально они немцы без всяких «но» — у них есть национальные паспорта, а вместе с ними — права и свободы, доступные любому гражданину ФРГ.
Надо заметить, что семью Лизы знали очень многие, лично я услышал эту историю от трех незнакомых друг с другом людей. Заставить их поверить в официальную версию невозможно. Тем не менее именно это попыталась сделать пресс-служба берлинской полиции в первые дни, когда история начала создавать резонанс.
«Люди возмущались поведением полиции, они отвечали всем тем, кто возмущался, что ваши высказывания будут сохранены и будут преследоваться по закону».
— Владимир Хеккель, русский немец, один из организаторов демонстрации.
На официальном сайте полиции, в рубрике, где публикуются абсолютно все происшествия за день, включая кражу велосипедов и задержания шумных нетрезвых граждан, о Лизе Ф. не было ни слова.
Зато в группе добровольной пожарной охраны Фалькенберга пресс-служба полиции оставила сообщение о том, что девочка нашлась, и что ни похищения, ни изнасилования на самом деле не было. Пользователям, излагавшим свою версию происшествия, полицейские угрожали уголовным преследованием. Позже вся ветка обсуждения пропала с фейсбука.
Русскоязычная Deutsche Welle, ссылаясь на пресс-секретаря берлинской полиции Керстин Исмер, также написала о том, что «не имело место ни похищение, ни изнасилование» — правда, статья вышла только на русской версии сайта DW, вероятно, в пику нашумевшему репортажу российского «Первого Канала», который местные оперативно снабдили немецкими субтитрами. На немецкой версии сайта ничего подобного опубликовано не было. К тому же цитата, приписываемая Керстин Исмер, слово в слово, в буквальном переводе повторяет тот самый комментарий, сделанный с аккаунта пресс-службы берлинской полиции в фейсбуке и позже удаленный. Впрочем, это может быть просто совпадением.
Между тем немецкий адвокат Мартин Лютле подал жалобу в прокуратуру на репортера «Первого Канала» Ивана Благого, так как посчитал, что его репортаж «разжигает национальную рознь». В этом месте у многих читателей, возможно, возникнет легкое ощущение многонационального дежавю.
Оно усилится, если прочитать комментарии адвоката Лизы Алексея Данквардта к его интервью, вышедшему на телеканале ZDF. По словам Алексея, телеканал перемонтировал интервью, вырвав его заявления из контекста и представив дело так, как будто адвокат утверждает, что изнасилования девочки не было. «Отлично! Российское телевидение все-таки лучше и честнее», — так Данквардт заканчивает свой пост на фейсбуке.
Такое происходит не в первый раз — мем «Lügenpresse», «лживая пресса», появился в самом начале миграционного кризиса. Но случай с Лизой предельно четко продемонстрировал его смысл.
Подача этой истории на ТВ и страницах газет полна передергиваний, мелких и крупных нестыковок, попыток выдать желаемое за действительное. Журналисты то и дело порываются переложить вину за случившееся на жертву. Нужно было очень постараться, чтобы репортаж «Первого Канала» воспринимался как глоток свежего воздуха и луч света в темном царстве. Вопрос — зачем это делается? Ответ, мне кажется, надо искать в национальной политике правительства Меркель, вернее — в ее отсутствии.
Без политики
«Мы — общественная радиостанция, а потому нам предписывается освещать проблему в более позитивном ключе <…> Конечно, наши новости должны быть проправительственными».
— Клаудия Циммерманн, сотрудница «Вестдойче Рундфунк», в интервью радиостанции L1, Нидерланды.
Немцы еще долго будут вспоминать 2016 год. Водораздел впервые так четко проходит по границе старого и нового года: 31 декабря люди заснули в одной стране, а после Кельнских событий проснулись в другой.
Понять и принять такое трудно. Отсюда и истерика в стиле «все вы врете» в соцсетях, невиданная волна лжи в прессе, отсюда жириновщина современного германского политдискурса: вице-канцлер и глава социал-демократов Зигмар Габриэль на камеру называет немецких граждан, протестующих против открытия нового приюта для беженцев, «быдлом, которое надо сажать», Ангела Меркель, в ответ на робкую жалобу пожилой фрау о том, что та боится исламистов, советует «чаще ходить в вашу католическую церковь». Так всегда бывает, когда объективную реальность игнорировать все труднее — ее пытаются перекричать.
То есть немецкому правительству нечего сказать гражданам, недовольным происходящим, у властей нет для них политики, у полиции нет защиты, а у СМИ — правды. Но свято место пусто не бывает, и политику заменяют добровольные отряды самообороны и стихийные погромы, а прессу — слухи и иностранные СМИ.
Чем заменить публичную политику в стране, где правое поле выжжено дотла, а консервативные публичные интеллектуалы вроде Тило Саррацина низведены до статуса клоунов?
И вот тут самое время вспомнить еще один важный момент: в дело Лизы активно вмешалась российская сторона, переведя его тем самым в плоскость международной политики. И я вынужден констатировать: пока что Россия ведет себя безупречно.
Репортаж «Первого Канала» был сделан несколько топорно, а зачем-то приделанное к нему видео, где мигрант похваляется своими сексуальными подвигами, и вовсе ниже всякой критики — оно очень снижает достоверность и рождает совершенно необоснованные сомнения в правдивости всей истории.
Но всё, что было после репортажа, пока не вызывает никаких нареканий, поскольку в кои-то веки выглядит как ответственная национальная политика. Российская сторона обеспечила всестороннее информационное сопровождение истории. По непроверенным данным, адвокат девочки (кстати, активный сторонник «Русской Весны» и Новороссии) тесно сотрудничает с российским посольством. Наконец, 26 января с критикой действий немецкой полиции выступил министр иностранных дел РФ Сергей Лавров. То есть Россия признает девочку за русскую и защищает ее там, где немецкое государство не хочет этого сделать.
Таким образом, речь идет уже не об одной Лизе, но о точке входа во внутринемецкий политический дискурс. И России, которая использует soft power как надо впервые за долгое время, есть что сказать и что предложить. Немецкие власти это понимают — истерический тон, в котором пресса и чиновники комментируют митинги, русское вмешательство и работу адвокатов, вполне красноречив.
Правительство Меркель уже давно решило, что Евросоюз и скрепляющую его идеологию следует сохранять любой ценой. И даже кёльнские события, так поразившие весь мир, не стали для германских правящих элит таким уж переломным пунктом. «Одеваться скромнее и не подпускать мужчин на длину вытянутой руки», — вот рекомендации бургомистра Кельна. Действительно, неужели так трудно?
Но вот случай с Лизой поставил перед Ангелой Меркель вопрос из Достоевского. Фрау канцлерин, стоят ли идеи толерантности и целостность Евросоюза слезинки ребенка? Что ответит госпожа Меркель, мы и так знаем — на слезинки ей глубоко плевать. Гораздо интереснее увидеть, как отреагирует обычный немец и что сделает Россия. А Россия пока дает понять, что слезинки этого конкретного русского ребенка не стоит вообще ничего.
Российские политики наверняка преследуют свои, вполне прагматические цели — может быть, они хотят укрепить переговорные позиции в диалоге об отмене санкций. Добившись своего, они могут сменить повестку, как бывало уже неоднократно. Но сейчас это неважно: пока Россия защищает Лизу — она права, а правота — это мощнейший ресурс.
Русские немцы сейчас смотрят на Россию с надеждой. Настоящие немцы, интересы которых Германия предала, смотрят на Россию с уважением. Вот она, сила, более мощная, чем танки, самолеты и ракеты «Калибр» — правда. Сила в правде. Мягкая сила, тот самый soft power.
В берлинском районе Трептов есть памятник Воину-Освободителю. Огромный солдат держит в одной руке меч, а в другой — маленькую девочку. Мне этот монумент всегда казался избыточным, слишком претенциозным. Но после истории с Лизой он внезапно наполнился новым смыслом. В общем-то, для тысяч недовольных немцев Россия сейчас выглядит именно так.
А как выглядит Россия для русских собственно в Россия — это уже второй вопрос.
P.S. Полиция Берлина продолжит поиски двух мужчин, которых подозревают в развратных действиях в отношении русской девочки. Об этом сообщает РИА Новости. Как сообщил в интервью агентству официальный представитель берлинской прокуратуры Мартин Штельтнер, дело 13-летней Лизы не закрыто. Сейчас полиция немецкой столицы разыскивает двух мужчин — одному 20, второму 22 года.
