Текст: Майкл Бронинг, для Foreign Affairs. Перевод: Родион Раскольников, «Спутник и Погром»
Майкл Бронинг — глава отдела международной политики Фонда Фридриха-Эберта-Штифтунга, финансируемого Социал-демократической партией Германии и предоставляющего гранты за выдающиеся академические и политические достижения
В прошлое воскресенье Норберт Хофер, кандидат от Австрийской партии свободы, получил ошеломительные 49% голосов на президентских выборах. Хотя Хофер и потерпел поражение, его результаты открывают новую страницу в истории европейского популизма.
В нескольких европейских странах, включая Финляндию, Венгрию, Латвию, Литву, Норвегию и Швейцарию, правые партии сумели взять бразды власти в свои руки. И даже там, где у правых популистов не получилось одержать решающую победу, правые политические силы (например, британская UKIP, французский Национальный фронт, немецкая AfD) пользуются сейчас рекордной популярностью.
В охваченной кризисом Южной Европе переживают новое возрождение левые. Испанское движение протеста против мер экономии Подемос, скорее всего, займёт второе место на выборах в июне. В Греции премьер-министр Алексис Ципрас и возглавляемая им левая партия СИРИЗА составили невиданное коалиционное правительство с правопопулистской партией «Независимые греки».
В основе современного правого популизма лежат две главные темы: вызовы, которые выдвигает миграция, и вялотекущий кризис еврозоны. Увы, описать проблему — ещё не значит преодолеть её. И здесь Европа встаёт перед выбором. Проблемы континента можно решить только усиливая сотрудничество, но европейский электорат отказывается одобрять любую передачу полномочий или суверенитета Брюсселю.
Вспышка популизма — это в каком-то смысле рациональная реакция на очевидные политические провалы традиционных партий. Но это и эмоциональный ответ на ощущение бессилия и бесправия. Грандиозная машина компромиссов, выстроенная Европейским Союзом, всё чаще воспринимается как большая институционализированная коалиция левоцентристов с правоцентристами, которая регулярно игнорирует все остальные мнения.
Лидер французского Национального фронта Марин Ле Пен выступает с речью в Энен-Бомон, Франция, декабрь 2015 г. Yves Herman/Reuters
В отличие от Соединенных Штатов, где политические расхождения между республиканцами и демократами всегда оставались глубокими, мейнстримные европейские партии за последнее десятилетие сдвинулись ещё ближе к центру. У многих левых партий этот сдвиг особенно выражен. Партии отодвинули идеологию на второй план и стали руководствоваться новыми соображениями (постпартийными и сугубо прагматическими — по крайней мере, так предполагалось). «Новые лейбористы» Тони Блэра и «Новый центр» Герхарда Шредера хорошо иллюстрируют этот процесс.
Обе партии в 1990 году одержали исторические победы. Потом были годы центристской экономической политики. Она принесла рост, но одновременно оттолкнула заметную часть традиционного электората левоцентристов. Разочарованные избиратели левых взглядов стали легкой мишенью для популистов. Хотя все это происходило постепенно, результат был очевиден: например, ушли в небытие заслуженные левоцентристские партии, например, греческая ПАСОК и польские социал-демократы.
Европейские правоцентристы оказались в очень похожем положении. Они сейчас расплачиваются за переход на более прогрессистские позиции — в первую очередь в социокультурных вопросах.
Это нигде так не очевидно, как в Германии. Ангела Меркель сдвинула свою консервативную партию, Христианский демократический союз, влево сразу в нескольких областях. Меркель в прошлом году встретила беженцев с распростертыми объятиями, но это только одна из перемен, хотя и самая очевидная. Немецкие консерваторы изобрели себя заново.
В 2011 году, после катастрофы в Фукусиме, Меркель почти единолично изменила политику своей партии по вопросам ядерной энергетики, которую консерваторы до сих пор считали незаменимой. В том же году правительство Меркель отменило призыв в армию, который когда-то считался одним из основных элементов консервативной платформы ХДС, а в 2014 году ввела новые правила получения немецкого гражданства — детям иностранцев, родившимся в Германии, теперь позволено иметь два паспорта.
Нужно заметить, что многие из этих решений были популярны. Но в то же время они оставили упорных консерваторов без политического дома. Инициированный Меркель сдвиг, таким образом, сам по себе привёл к появлению популистской партии правее Христианских демократов — ночной кошмар многих поколений немецких правоцентристов. На своем первом программном собрании в мае этого года AfD предсказуемо уделила время каждому из упомянутых шагов Меркель. В новой программе правых есть и отмена двойного гражданства, и продление срока жизни АЭС, и возобновление призыва, и — неудивительно — отказ от приема беженцев в прежнем количестве.
Этой весной AfD получила места в трех новых региональных парламентах. Победу ей принесли голоса тех избирателей, которые обычно вообще не голосуют — и, что ещё важнее, бывших сторонников левоцентристов. Тем временем правая UKIP на британских выборах 2015 года получила значительную поддержку от рабочего класса. Ну и, наконец, на прошлой неделе ошеломляющие 86% австрийских рабочих отдали свои голоса правым популистам.
Левоцентристы и правоцентристы могут вернуть избирателей, ушедших к радикалам, и побороть ощущение, что они слишком сблизились (данные недавнего опроса в Южной Германии: 59% респондентов пожаловались, что традиционные партии «слишком похожи») — но для этого им придётся измениться. Вопрос в том, как именно. Подражать популистам — это не самый лучший способ борьбы с популизмом. Хороший пример тут — лидер британских лейбористов Джереми Корбин, питомец радикального крыла. Он обещал избирателям превратить лейбористов в «партию принципов», и хотя масштабный сдвиг далеко влево оживил его традиционных сторонников, перемена одновременно оттолкнула центристов, сделав победу на британских выборах 2020 года почти невозможной.
Вместо того чтобы агитировать за радикальные преобразования, европейским политическим партиям стоило бы вновь открыть для себя преимущества идеологического разнообразия. Крупные партии континента десятилетиями состояли из активных политических фракций, представлявших бизнес, профсоюзы и даже марксистов и националистов. Сегодня инакомыслящих внутри партии быстро заставляют умолкнуть. Партийные структуры должны вновь открыть себя для разнообразных, альтернативных и противоречивых точек зрения.
Социальные слои и классы в значительной степени исчезли — но социальная несправедливость никуда не делась. Центристам это открывает богатые возможности. Они могли бы возобновить политическую деятельность в самом широком смысле, опираясь на трудящихся. Партии должны предложить альтернативу современной экономической политике, которая в последнее время приводит к усилению разрыва между бедными и богатыми по всему континенту.
Левоцентристы, которые откажутся от мер экономии и пообещают привлечь к ответственности виновных в банковских кризисах, смогут вернуть себе значительное число голосов разочарованных избирателей. Зигмар Габриэль не так давно объявил, что собирается переориентировать немецких социал-демократов на борьбу за социальную справедливость, их «традиционную сильную сторону» — в частности, за повышение подоходного налога на капитал. Это шаг в верном направлении. Разумен и подход недавно вступившего в должность левоцентриста Кристиана Керна, канцлера Австрии. В своей первой речи Керн призвал к «новой сделке» и к отказу от «замены политических принципов сиюминутным оппортунизмом». Хотя конкретные детали его стратегии пока неизвестны, он уже предложил переход к государственным инвестициям, ориентированной на спрос политике и к повышению налогов на капитал и другие финансовые активы.
Член UKIP и Европарламента голосует на заседании в Страсбурге, Франция, апрель 2016 года. Vincent Kessler/Reuters
У правоцентристов тоже достаточно пространства для маневра. Избирателей беспокоит пошатнувшаяся власть закона, чувство опасности, вызванное миграцией, и угроза их национальной идентичности — все эти вопросы нужно обсуждать в рабочем порядке, а не объявлять аморальными. В недавней попытке Меркель укрепить внешние границы Евросоюза явственно видно желание вернуть себе часть популярность у правоцентристов, сыграв на одной из самых болезненных тем в стране. Кроме того, консервативные партии — и такую меру уже предложила группа из 15 депутатов ХДС — могли бы вернуться к своим традиционным идеям: низким налогам, дерегуляции рынка труда, снижению налога на наследство и «политике в области семьи, ставящей во главу угла брак».
Такой перезапуск центристских партий Европы на основе их традиционных основных ценностей может дать избирателю чрезвычайно широкий выбор. Но по-настоящему глубокая стратегия борьбы с популизмом — это история не только о том, чего крупные партии должны делать, но и о том, чего они делать не должны.
Для начала, хотя гнев в адрес популистов и обоснован с моральной точки зрения, а стратегия санитарного кордона эффективна для борьбы с агрессивными экстремистами, против популистов она не работает. Смыкать ряды истеблишмента в едином порыве отвращения — значит укреплять популистский нарратив борьбы с элитами. Демонизировать избирателей популистов, объявляя их «национальным позором», или просить контрразведку разобраться с новыми партиями — путь в тупик. Избирателей, которые чувствуют себя выброшенными на обочину политического процесса, невозможно привлечь обратно при помощи оскорблений.
В 1953 году немецкий литератор Бертольт Брехт наблюдал совсем другой пример народного разочарования. Видя, как возмущенные рабочие выходят на улицы, протестуя против номенклатуры Социалистической партии, Брехт напомнил шокированным партийным бонзам простую истину: правительство, которое пренебрегло доверием своих избирателей, не может просто «распустить народ и выбрать новый». Актуально до сих пор. Оплакивать отчуждение избирателей — это не вариант. Вернуть в политическое поле разумные альтернативы — другое дело.
Оригинал материала на сайте Foreign Affairs
