Текст: Эми Феррис-Ротман, Эмили Тамкин, Робби Грамер, Fоrеign Роliсу. Перевод: Александр Заворотний, «Спутник и Погром»
Большинство вашингтонских политиков боятся встретить русских. Джон Хантсман хочет встретить их как можно больше.
Когда Джон Хантсман исполнял обязанности американского посла в Пекине во время первого президентского срока Барака Обамы, то он завидовал своему визави в Вашингтоне. Цуй Тянькай ещё до официального вступления в должность китайского посла активно встречался с американской политической элитой, от Хиллари Клинтон до Генри Киссинджера.
Напротив, Хантсман в основном видел закрытые двери. «Китайцы, — как он припоминал в недавнем интервью Foreign Policy, — обычно назначали американским дипломатам определённый уровень доступа к правительству, и выйти за его пределы было практически невозможно».
Перелистаем ситуацию в 2017 год. Хантсман удивил многих — от противников Трампа до аналитиков, специализирующихся на России, — став главным представителем президента США Дональда Трампа в Москве. Одним из первых его шагов было требование, чтобы ему разрешили встречи такого же уровня, в которых будет участвовать российский посол в Вашингтоне Анатолий Антонов.
«Мне не хотелось повторять свой опыт в Китае, так что, приступая к этой работе, я дал ясно понять, что к чему российский дипломат имеет доступ, к тому и я должен иметь, и к чему он получает доступ, к тому и я должен его получать», — заявил Хантсман. Это прозвучало несколько иронично, учитывая что заметная часть вашингтонского истеблишмента в последнее время пытается избегать всяческих контактов с представителями РФ и отрицает таковые контакты в прошлом. Кроме того, далеко не факт, что у Антонова вообще есть какой-то доступ в Вашингтоне; по некоторым данным, недавно он высказал огорчение холодным приёмом в конгрессе.
Особенность работы Хантсмана — во встречах с русскими; с как можно большим их количеством и как можно более высокопоставленными. Он утверждает, что ему это удаётся. «Мне удалось получить доступ к таким людям, к каким ни один посол в предыдущие годы доступа не имел. Это относится и к армии, и к разведке, и, преимущественно, к сфере национальной безопасности, где мы тесно сотрудничаем, где надо обмениваться мнениями, где важно продолжать работу», — сказал он FP в ходе первого интервью западной прессе после приезда в Москву.
Но для Хантсмана основной вопрос заключается не в том, как поднять американо-российские отношения на новую высоту, а скорее в том, какова роль американского посла в России в условиях, пожалуй, худших отношений между двумя странами в период после холодной войны.
Москва и Вашингтон не приходят к единому мнению ни по одному вопросу, от Сирии до Северной Кореи, не говоря уж об украинском конфликте. Российский президент Владимир Путин воспроизвёл сцену из «Доктора Стрейнджлава», припугнув Запад новыми «неуязвимыми» межконтинентальными ракетами. США ввели антироссийские санкции за аннексию Крыма, дополнительные меры в связи со вмешательством в президентские выборы, и американский министр финансов Стивен Мнучин уверил, что в ближайшее время следует ждать новых санкций.
Как будет дальше развиваться ситуация — непонятно, но Хантсман, во всяком случае, уверяет, что он не будет повторять ошибки прошлого. «Раньше каждая новая администрация пыталась проводить какую-то перезагрузку отношений. Нам не следует брать с этого пример, потому что реальность развивается таким образом, что все эти перезагрузки не срабатывают. Не стоит вновь избирать такой подход; никаких перезагрузок. Нужно просто трезво и реалистично оценивать наши отношения», — сказал дипломат.
В отличие от своих непосредственных предшественников в Москве, Хантсман — не профессиональный кадровый дипломат и не специалист по России и Евразии. Он бывший губернатор штата Юта из довольно известной семьи, чей успех построен на бизнес-династии отца. Недавно почивший Джон Хантсман-старший основал Huntsman Container Corporation, которая производила пластик, из которого делали контейнеры для бургеров в McDonald’s, а позднее и Huntsman Corporation — химическую компанию стоимостью в 8 млрд долларов.
Хотя в Америке его лучше всего знали за краткое появление на политической сцене в ходе неудачной попытки баллотироваться в президенты в 2012 году, он также отметился в роли посла в Сингапуре при Джордже Буше и в Китае при Обаме. В Китае он воспользовался полученным ранее опытом. Мормон Хантсман некогда вёл миссионерскую работу на Тайване и немного говорил по-китайски. Знание языка позволяло ему поторговаться с продавцами и поговорить с прохожими.
Единственный же опыт Хантсмана в отношении к России и Восточной Европе заключался в деловых поездках в СССР в начале девяностых. То, что его зарубежный опыт в основном был получен в Китае, а не России, заметен по его попыткам говорить по-русски: Хантсман уверяет, что у него китайский акцент.
И всё же это единственный американский посол, который поработал и в России, и в Китае; по его словам, пекинский опыт тоже оказался полезен в Москве. Хантсман проводит параллели между обеими державами: выраженные дипломатические ограничения; несвободный доступ к правительству; централизованная и автократическая политическая система. Вместо попыток устроить очередную перезагрузку, Хантсман считает лучшим решением «попробовать найти в циклах политической активности окна благоприятных возможностей, когда можно построить хорошие отношения и поднять уровень доверия выше нуля».
Тем не менее пока ему удаётся оставаться в рамках дозволенного в РФ. «В нынешней ситуации, да ещё и учитывая, что у него нет ни опыта работы в России, ни вообще профессионального опыта за рубежом, полагаю, он справляется весьма неплохо. Он сумел не впутаться ни в какие двусмысленные ситуации. В начале работы не допустил никаких серьёзных ошибок», — комментирует Мэтью Рожански, директор Института Кеннана.
Далеко не все предыдущие послы, включая весьма опытных в российских делах, сумели искусно вписаться в политический ландшафт. Майкл Макфол, который в 2012–2014 гг. был послом в России, а теперь вернулся к себе в Стэнфордский университет, прибыл в Москву в разгар протестов против фальсификаций на выборах и немедленно начал встречаться с лидерами оппозиции. Этот факт, разумеется, прокремлёвские СМИ подали как американское вмешательство в российскую политику.
Макфол отказался разговаривать с FP при написании данной статьи, но Дэвид Крэмер, бывший высокопоставленный сотрудник Госдепартамента, уверил издание, что важно как защищать американские интересы, так и избегать подозрений в попытках свергнуть тот или иной режим. «Я не считаю, что послу следует встречаться со множеством людей, включая представителей оппозиции», — подчеркнул Крэмер, который в настоящее время работает старшим научным сотрудником Флоридского международного университета.
«Хантсман же, напротив, сумел быстро заручиться в Москве уважением и много работает над установлением контактов с крупными фигурами в Кремле», — отмечает Дмитрий Тренин, директор Московского центра Карнеги. Конкретных имён, однако, не называется. Тренин рассказывает, что Хантсман не ведёт бесед о демократических ценностях (которые предсказуемо не пользуются в Москве особой популярностью), а предпочитает сосредоточиться на конкретных вопросах, по которым у Москвы и Вашингтона есть определённая общность взглядов: противодействие терроризму, Северная Корея, контрабанда наркотиков. «Его считают серьёзным послом и серьёзным человеком. Москва — не место для слабых и идеалистов», — заключает Тренин.
Сам Хантсман признаёт, что пользуется такой стратегией. «Если дело касается российских национальных интересов, то они готовы на переговоры. И нужно быть достаточно сообразительным, чтобы понимать, в каких областях у обеих стран интересы могут совпасть. Если в каком-то вопросе мы заинтересованы, а они нет, то они не будут терять на него времени. Мы должны действовать аналогично», — рассказывает посол. Хотя в интервью FP Хантсман не упоминал конкретно Владимира Путина и Сергея Лаврова, с которыми он встречался в октябре 2017 года, он сообщил следующее: «Людей, которые принимают решения по вопросам с Сирией, КНДР или Украиной, совсем немного. И к счастью, у меня есть доступ к некоторым из них. Это относится и к наиболее высокопоставленным» (официально Хантсман не виделся с Путиным с момента вступления в новую должность).
Кроме того, Хантсман обращает внимание и на русских, которые никак не связаны с правительством. Он давал интервью различным русскоязычным СМИ; возлагал цветы к памятникам жертв ГУЛАГа и Второй мировой; в видеоформате отвечал на вопросы, которые российские граждане могут присылать в американское посольство в твиттере.
В конце января — через несколько дней после того, как Путин сделал то же самое — Хантсман даже окунулся в ледяную прорубь, следуя православной традиции, которая своими корнями восходит к крещению Иисуса в реке Иордан.
Его супруга, Мэри Кэй Хантсман, тоже блеснула обаянием, дав российской версии Tatler интервью со множеством гламурных фотографий, сделанных в роскошной резиденции посла. Их дочь, пианистка Мэри Энн, в ноябре играла Рахманинова перед международной публикой. Самая младшая, Аша Бхарати, учит русский язык в московской школе.
Но перед Хантсманом стоят довольно необычные проблемы. Как отметил один бывший высокопоставленный американский дипломат, становится всё труднее взаимодействовать с российской общественностью из-за ужесточения государственного контроля на телевидении. Кроме того, становится труднее, даже для посла, путешествовать по территории России (в декабре 2017 года Хантсман отменил поездку во Владивосток и на Сахалин, поскольку местные чиновники отказались с ним встречаться). После дипломатического конфликта прошлым летом американское посольство в Москве лишилось сотен сотрудников.
Тем не менее может оказаться, что Хантсман попадёт в политически трудную ситуацию скорее по вине Вашингтона, чем Москвы. Российское вмешательство в выборы для Трампа очень чувствительная тема, и даже допущение возможности такого вмешательства способно вызвать гнев американского президента, в чём уже на собственном опыте убедились Генеральный прокурор Джефф Сешнс, советник по национальной безопасности Герберт Макмастер и другие высокопоставленные лица.
Хантсман признаёт, что выстраивание отношений с Россией в ходе расследования вмешательства Кремля в президентские выборы (возможно даже речь идёт о тайном сговоре с Трампом) представляет собой нетривиальную задачу.
«Я оказался в несколько сюрреалистичной ситуации: в Вашингтоне разыгрывается драма, а в Москве надо преодолевать препятствия, искать пути, продвигаться на метр тут и на метр там, тяжело работать — и всё это должно быть совершенно независимо от расследования Мюллера — потому что, как бы там ни было, а выстраивать отношения между великими державами всё равно нужно», — отмечает дипломат.
Однако если принять во внимание идущее расследование и отсутствие чёткой политики по отношению к Москве, то Хантсман оказывается скорее в роли временного смотрителя, чем проводника политического курса. В Вашингтоне дипломата хвалят просто потому, что он пока не совершил никаких серьёзных оплошностей.
«Когда отношения по сути заморожены, всё, что может сделать посол — поддерживать имеющиеся связи и надеяться на потепление», — отметила в беседе с FP Ольга Оликер, директор российских и евразийских программ вашингтонского Центра стратегических и международных исследований. С этой точки зрения, отсутствие у Хантсмана российского опыта — необязательно недостаток. «В сложившихся условиях эта деталь не имеет особого значения», — полагает Оликер.