Текст: Дилан Мэттьюс, vox.com. Перевод: Родион Раскольников, «Спутник и Погром»
Это 4 июля я отмечу, улетев в Англию. Не специально, так вышло, но я признаю весь символизм поступка. Американская независимость, 1776 год — всё это было грандиозной ошибкой. Мы должны оплакивать отделение от Великобритании, а не праздновать его.
Конечно, критиковать американскую революцию приходится с контрфактуальной точки зрения. Любой историк скажет вам, что это неблагодарное занятие. Мы не можем точно сказать, какой бы получилась Америка, останься она британской (и получив независимость на век позже, одновременно с Канадой).
Но я уверен, что мир без американской революции был бы лучше нашего — по крайней мере, по трём основным причинам. Во-первых, рабство отменили бы раньше. Во-вторых, американские индейцы избежали бы геноцида от рук Эндрю Джексона и его коллег. Наконец, политическая система в Америке была бы другой, и эта политическая система упрощала бы законотворчество, одновременно обеспечивая более устойчивую демократию.
Без независимости рабов бы освободили быстрее
Революция стала ошибкой в основном потому, что Британская Империя, вероятно, отменила бы рабство раньше и без кровопролития.
Рабство в Британской Империи отменил в 1834 году Slavery Abolition Act. Он не касался Индии, но в Индии рабство отменили в 1843-м. В самой Англии рабство было запрещено ещё в 1772 году — всё на десятки лет раньше, чем в Америке.
Этого, в общем, достаточно, чтобы осудить революцию. Десятки лет несостоявшегося рабовладения — гипотетическая грандиозная победа гуманизма, которая совершенно точно перевешивает любые выгоды, полученные колонистами от независимости.
Эти выгоды, кстати, в основном состояли в усилении политической власти привилегированного меньшинства, белых мужчин. Для остальных жителей страны — женщин, рабов, индейцев — разница между бесправием в независимой Америке и бесправием в британской колониальной Америке была ничтожной. Пожалуй, второй вариант был бы даже более предпочтительным, потому что в колониях женщины и меньшинства не превращались в единственный объект для угнетения. Ничего страшного бы не произошло, пострадай белые мужчины ещё немного вместе со всеми остальными — особенно учитывая, что рабы выиграли бы на этом десятки лет свободной жизни.
Правда, останься Америка британской колонией, Лондон с меньшей охотой отменил бы рабство. У англичан были другие колонии с рабовладельческой экономикой — например, Ямайка и другие вест-индские острова — но ничего сравнимого с американским Югом. С Югом отмена рабства в Империи обошлась бы значительно дороже.
Но политическое влияние Юга в огромной Британской империи было бы гораздо меньше, чем в ранней Американской республике. Юг, как и зависимые территории, не имел представительства в парламенте. Южные штаты являлись колонией и британское правительство обходилось с их интересами соответствующе. Кроме того, Юг в общей британской экономике занимал гораздо меньшую долю, чем в американской. Британская корона теряла от отмены рабства не так много, как белые элиты независимой Америки.
Революционеры это понимали. Желание сохранить рабовладение толкало южан на поддержку восстания. В 1775 году, после того как война началась в Массачусетсе, Граф Данмор (тогдашний губернатор Вирджинии), обещал свободу всем рабам восставших, согласным сражаться за англичан с оружием в руках. Эрик Хершталь, доктор наук из Колумбийского университета, замечает, что прокламация с английскими обещаниями свободы рабам заставила белых жителей Вирджинии объединиться и поддержать независимость США. Он цитирует Филипа Фифтейна, бывшего в Вирджинии во время оглашения прокламации: «Жители колонии возмущены этой дьявольской схемой. Все теперь укрепились в желании совершить революцию невзирая на опасность». Обида на Данмора и на его попытки освободить рабов была так глубока, что Джефферсон включил её отдельным пунктом в черновик Декларации Независимости. «Мы хотим независимости, потому что они забирают в армию наших рабов» — да, в Декларации Независимости чуть было не появился такой пункт.
Симон Шама в Rough Crossings, истории черного лоялизма эпохи Войны за Независимость, пишет, что для белых рабовладельцев Юга война была «в первую очередь восстанием против отмены рабства».
Сами рабы тоже понимали, что их шансы на свободу при британской власти были выше, чем при независимости. В ходе войны примерно сто тысяч рабов бежали, умерли или были убиты, а десятки тысяч записались в британскую армию — к восставшим присоединилось гораздо меньше. В The Forgotten Fifth, книге о чернокожих в эпоху Революции, историк Гэри Нэш пишет: «Для черных американцев борьба за освобождение была неразрывно связана с англичанами — стороной, предлагавшей им свободу». В конце войны тысячи сражавшихся за британскую корону рабов были эвакуированы в Новую Шотландию, на Ямайку и в Англию.
Конечно, англичанами двигало отнюдь не желание помочь рабам. Но сами рабы выбрали в этой войне сторону — сторону Короны. Они ясно видели свою выгоду и знали, что независимость даст больше власти их белым хозяевам, а победа англичан обещает, по крайней мере надежду на освобождение.
Независимость повредила индейцам
В Прокламации 1763 года британская колониальная администрация твердо запретила колонистам селиться западнее определённой границы. Англичане не питали никакого особенного сочувствия к индейцам, но хотели избежать пограничных конфликтов.
Как бы то ни было, запрет возмутил американских колонистов: британская администрация поддержала индейцев в конфликте с белыми людьми, и это показалось им оскорбительным. Итан Шмидт пишет в своей работе Native Americans in the American Revolution: «Британское правительство было готово видеть в индейцах таких же подданных Короны, как колонисты. Колонисты… отказывались видеть в индейцах сограждан. Для них индейцы были только препятствием в исполнении мечты о земле и богатстве». Эта точка зрения вполне отражена в Декларации Независимости — там Георга III бичуют за поддержку «безжалостных индейских дикарей».
Независимость отменила Прокламацию 1763 года. В Канаде она сохранилась — и считается там документом, положившим начало праву Первых Народов на самоуправление. На Прокламацию ссылается Канадская Хартия Прав и Свобод, охраняющая в том числе «все права и свободы, дарованные аборигенам Королевской Прокламацией от 7 октября 1763 года». Историк Колин Кэллоуэй сообщает в The Scratch of A Pen: 1763 and the Transformation of North America, что Прокламация «по-прежнему лежит в основе отношений между канадским правительством и Первыми Народами».
Неудивительно, что в Канаде не было Индейских войн и выселений индейцев американского масштаба. Разумеется, Канада тоже совершала преступления против аборигенов — ужасные преступления, которым не может быть оправдания. Канадское правительство жестоко обошлось с индейцами: их морили голодом и отбирали у них детей с тем, чтобы те могли ходить в школу. Но канадские переселенцы не двигались на Запад с безжалостным упорством, как это происходило в Америке. «Об этом тяжело говорить, потому что канадцы обращались с индейцами лучше американцев, но всё равно ужасно» — сообщает мне в письме канадский эссеист Джет Хеер (Хеер также написал отличную критику американской революции). «В пользу Канады: не было прямого геноцида вроде Дороги Слёз (если не считать случай с ньюфаундлендскими беотуками). Статистика говорит сама за себя: 1,4 млн индейцев в Канаде, 5,2 млн индейцев в США. Климат в Америке мягче, неиндейского населения там в 10 раз больше — в общем, понятно».
Кроме того, независимость США привела к приобретению новых территорий на Западе — сначала через покупку Луизианы, а затем через войну с Мексикой. Под американскую разновидность колониализма, таким образом, попали новые аборигены. Мексиканцы и французы были в этом смысле далеко не ангелами, но Америка была ещё хуже. Перед войной апачи и команчи часто и жестоко воевали с мексиканским правительством, но они по крайней мере были мексиканскими гражданами. Америка отказывала им в гражданстве целый век, а после загнала их в резервации, многих просто убив.
Не получи Америка независимость, индейцев наверняка притесняли бы, как притесняли Первые Народы в Канаде. Но этнических чисток в американском стиле совершенно точно не произошло бы. Американские индейцы — в точности как американские рабы — прекрасно это понимали. Бóльшая часть племён приняла английскую сторону или сохранила нейтралитет, восставших почти никто не поддержал. В принципе, можно сказать, что если какое-то начинание не нравится двум самым уязвимым меньшинствам, то это плохая идея. Так было и с американской независимостью.
Оставшись британской, Америка получила бы более совершенную политическую систему
Честно говоря, думаю, что истории с рабством самой по себе достаточно, чтобы осудить революцию, не говоря уже об истории с индейцами. Но отвлечемся на секунду и поговорим о менее важных вещах: останься Америка английской колонией, мы наверняка стали бы парламентской демократией, а не президентской.
Парламентские демократии гораздо, гораздо лучше президентских. Они не так легко скатываются к диктатуре, потому что в них невозможен неразрешимый конфликт между президентом и, например, законодательной властью. Процедура там реже заходит в тупик.
В Америке активисты потратили годы на попытку пролоббировать налог на выбросы углекислого газа; годы на работу с сочувствующими бизнесменами, филантропами и на сколачивание двухпартийной коалиции. Спустя миллионы потраченных долларов и человекочасов им не удалось провести закон даже в версии рынка квот. В Британии консервативное правительство однажды решило, что ему необходим налог на выбросы, и тут же ввело налог на выбросы. Вот так. Принять большой, нужный закон — в данном случае закон, в буквальном смысле необходимый, чтобы спасти планету — в парламентской системе гораздо проще, чем в президентской.
Это очень важно. Быстрое и эффективное принятие законов — дело большого гуманитарного значения. Она делает решения планетарной важности, такие как налог на выбросы, доступнее и проще; разумеется, есть ещё проблема политического сопротивления — в Австралии, например, налог отменили — но сначала его удалось ввести, что в американской системе гораздо сложнее. Эффективность парламентских систем позволяет организовывать масштабные программы вэлфера, снижающие неравенство и улучшающие положение бедных граждан. Государственные расходы в парламентских странах примерно на 5% ВВП выше (после вычета прочих факторов) чем в президентских. Для тех, кто верит в перераспределение благ, это очень хорошие новости.
Кроме того, Вестминстерская система выигрывает благодаря слабым верхним палатам. США обременяет Сенат, дающий Вайомингу такие же права, как и Калифорнии, хотя в Калифорнии живёт в 66 раз больше людей. Хуже того, Сенат и нижняя палата равны по силе. В большинстве демократий, устроенных по британской системе, есть верхние палаты (упразднить верхнюю палату совсем догадались только в Новой Зеландии); но они заметно слабее нижних. Канадский Сенат и Палата Лордов влияют на законы только в исключительных случаях. Обычно они могут только задержать или незначительно изменить законопроект.
Ну и наконец: мы до сих пор были бы монархией под управлением Её Величества Елизаветы Второй, а конституционная монархия — лучший строй, известный человечеству. В парламентской системе вам необходим беспристрастный глава государства, который будет разрешать споры о составе правительства — скажем, может ли самая большая партия сформировать правительство меньшинства, или более мелкие партии могут составить коалицию — так недавно было в Канаде. В остальном этот глава государства выполняет церемониальную роль и избирается парламентом (Германия, Италия) или народом (Ирландия, Финляндия). Или он монарх, что лучше всего.
Монархи эффективнее президентов именно потому, что у них нет ни намёка на легитимность. Попытка королевы Елизаветы или её представителей вмешаться во внутреннюю политику Канады или Новой Зеландии будет воспринята как оскорбление. Однажды, в 1975 году, генерал-губернатор Австралии попытался сделать именно это, и спровоцировал конституционный кризис, продемонстрировавший, что такие вещи недопустимы. Но даже самый церемониальный президент все равно обладает некоторой демократической легитимностью, и сам он обычно бывший политик. Это позволяет всевозможные махинации — как, например, когда итальянский президент Джорджо Наполитано сумел устранить итальянского премьера Сильвио Берлускони по просьбе Ангелы Меркель.
Наполитано — правило, а не исключение. Оксфордские политологи Петра Шлейтер и Эдвард Морган-Джонс обнаружили, что президенты — неважно, избранные парламентом или народом — в два раза чаще разрешают смену правительства без выборов, чем монархи. Другими словами, они в два раза чаще меняют правительства вообще не демократическим путём. Парадоксально, но монархия оказывается более демократическим вариантом.
https://www.youtube.com/watch?v=mGTfYCh2RkA
Бонус-трек с перечислением того, что еще бы могла дать Британия США, кроме ранней отмены рабства, хороших отношений с индейцами и более совершенной политической системы. С праздником!
Оригинал материала на сайте vox.com
