Я наблюдаю за событиями, развернувшимися в Америке и мне не хочется кого-то защищать или осуждать. Мне смешно. Внутренняя ирония этой ситуации изыскана и неповторима. Обе стороны конфликта просто не знают своей же истории. Эти события наглядно показывают, что оба крыла американских радикалов выродились во что-то очень далекое от своих «первоисточников». На суть проблемы им, по большому счету, плевать — нужен лишь повод пошуметь.
Скажу сразу — классический американский расизм мне отвратителен. Это тупиковая ветвь правой идеи. Американское рабство отвратительно вдвойне — в том числе по причине экономической успешности. Именно выгоды рабства позволили ему просуществовать так долго и укорениться в американском обществе, оставив до сих пор не зажившие раны. Эмоции борцов с расизмом мне тоже понятны, как и глубина психологической и социальной травмы, нанесенной чернокожему населению США. Черное сообщество в Штатах, без шуток, находится в тяжелом положении и переживает весьма уродливые явления — всё из-за наследия рабства. Это не дает индульгенцию конкретным людям, но очень многое объясняет.
Как человек, много интересовавшийся историей американской Гражданской войны, я не могу не посмеяться над разворачивающимся театром абсурда. Дело в том, что с исторической точки зрения, борцы с расизмом выбрали крайне неудачную мишень. В Конфедерации, конечно, существовал институт рабства. Но была ли она от этого более расистским государством (или южное общество — более расистским обществом), чем их противники с Севера? Вряд ли. Вы никогда не задумывались, что стало с рабами в северных штатах, когда там отменили рабство? Ведь изначально рабство в Америке было везде. Потом, на рубеже XVIII–XIX веков, в северных штатах оно было постепенно отменено. Куда делись рабы, которых в том же Нью-Йорке было немало? Радостно влились в толпу своих белых сограждан? Ничего подобного. К середине XIX века негры на улицах северных городов появлялись нечасто — с большой вероятностью ими оказывались приезжие с Юга. Дело в том, что «отмена рабства» не есть синоним «освобождения рабов». Происходила эта отмена обычно по следующему сценарию: в штате принимался закон, согласно которому рабство объявлялось ликвидированным. Но не с завтрашнего дня, а где-нибудь через год. И все рабовладельцы могли воспользоваться этим сроком для того, чтобы избавиться от «незаконной» собственности с выгодой для себя. Проще говоря, продать своих рабов туда, где рабство еще сохранялось. Что и было сделано. Север не освободил своих рабов, он просто отправил их на Юг. Не бесплатно.
В этом и заключалась основная причина отмены рабства на Севере. Северяне категорически не хотели жить бок о бок с неграми, каким бы ни был их юридический статус. Боялись смешения рас. Распространенная на Юге ситуация, когда один и тот же белый врач наблюдал и семью плантатора, и его рабов, на Севере была абсолютно немыслима. Даже северные аболиционисты, которые на практике боролись за освобождение несчастных чернокожих рабов, вовсе не мечтали в дальнейшем жить с неграми бок о бок. Освобожденных негров предполагалось отправить обратно в Африку. В качестве эксперимента, там даже успели основать колонию из освобожденных американских рабов (из которой выросла страна Либерия). Эксперимент был не очень успешен, а потом началась Гражданская война и всем стало не до этого.
Южане, конечно, были злые рабовладельцы и все такое (хотя у подавляющего большинства солдат Конфедерации — мелких фермеров — никаких рабов отродясь не водилось), но они хотя бы не чурались говорить с негром или пустить его в свой дом.
Конкретно генерал Роберт Э. Ли слыл чудаком и эксцентриком в том числе и по той причине, что много раз крайне неодобрительно отзывался о рабстве и даже говорил, что в дальнейшем его обязательно надо отменить. Но не сейчас же, не во время войны. Вот такой вот тиран, эксплуататор и живодер. Особенно выгодно он смотрится на фоне некоторых северных генералов. Например, того же Улисса Сэмюэла Гранта (будущего президента США), которому принадлежит фраза: «Если бы это была война за освобождение рабов, мой меч принадлежал бы другой стороне». Северяне воевали не за отмену рабства. За ту или иную трактовку Конституции (с безусловным главенством федеральной власти или с правом штатов на самоопределение), но точно не за освобождение рабов.
Для чего была нужна отмена рабства, отлично выразил президент Линкольн: «Если я смогу спасти Союз, не освободив ни одного раба, я так и сделаю. С другой стороны, если мне для спасения Союза понадобится освободить всех рабов, я тоже так сделаю». Понадобилось. Отмена рабства закрыла вопрос с потенциальным признанием Конфедерации Великобританией (а следом и Францией), потому что в Англии к тому времени уже давно существовало мощное аболиционистское лобби, сильно влиявшее на общественное мнение. При этом свободными были объявлены только те рабы, которые в тот момент находились на территориях, подконтрольных конфедератам. С тем же успехом Линкольн мог бы заодно «освободить» рабов в Бразилии или на Кубе. Это была диверсия в тылу врага — и мощный пиар-ход. При этом мало кто знает, что в штатах, оставшихся верными Союзу, было предостаточно своих рабов. Потому что граница между Севером и Югом — линия Мейсона-Диксона — проходила существенно севернее, чем граница Конфедерации. Мэриленд и Делавэр — это южные штаты, где существовало рабство. Мэриленд был табачным штатом, и рабов там насчитывалось не меньше, чем в Вирджинии — но их никто и не подумал освобождать до самого конца войны (когда стало уже просто неприлично тянуть, Европа же смотрит). Сам Линкольн ни на минуту не терял из виду своих настоящих целей и болезненно переживал ту цену, которую ему пришлось за них заплатить. Известна его апокрифическая фраза, брошенная чернокожему посетителю на торжествах по случаю победы — аккурат после того, как президент приказал духовому оркестру сыграть «Дикси»: «Это вы во всем виноваты».
Огромный и внушающий трепет мемориал расисту Линкольну благополучно стоит в центре Вашингтона.
Это лишний раз подтверждает — когда в наши дни начинают рушить памятники каким-то давно умершим деятелям, борются не с ними. Борются с кем-то или чем-то сегодня. Разрушение памятников — это не «борьба с историей», это сугубо современная политика. Это выясняют отношения те, кто борется за власть (как «над умами», так и вполне конкретную политическую) здесь и сейчас. А генерал Ли — ну что генерал Ли. Просто заложник. Не было бы такой удобной фигуры — нашли бы кого-то еще.
Дарю идею: свалить Lincoln Memorial. Оснований точно не меньше (а то и больше), а медиа-эффект будет — закачаешься.