Ровно 55 лет назад из Мавзолея вынесли тело Иосифа Сталина. Случай в советской истории беспрецедентный — больше никого из мертвых партийцев не понижали в иерархии так радикально. Сталина лишили статуса небожителя и низвели до просто заслуженного советского деятеля, похоронив бывшего вождя возле Кремлевской стены.
Перезахоронение превратилось в трагикомический фарс. На съезде выступала бабушка-старый большевик — она призналась, что накануне к ней приходил дух Ленина и попросил вынести из Мавзолея Сталина, потому что вдвоём лежать неуютно. Вынос тела и похороны проводились в условиях строжайшей секретности, ночью, которая по странному стечению обстоятельств совпала с праздником Хеллоуин.
Сталин умер в 1953 году в статусе живого бога. Его власть была неоспорима, авторитет — абсолютен и непреклонен, полномочия — безграничны. После смерти от отца народов остались потертый френч, курительная трубка и вся страна, зажатая в кулаке.
Похороны Сталина превратились в важнейшее мероприятие государственного масштаба. Это были первые великие похороны в СССР. Конечно, можно сказать, что и ленинские похороны были делом государственной важности (к тому же Ильича забальзамировали и как чучело выставили на всеобщее обозрение в самом центре столицы), но все-таки ленинским похоронам не хватало размаха. Страна была еще другая. Что такое СССР 1924 года? Это руины старой Империи, захваченной и разоренной. Да и власть большевиков была еще не та. Красные сами не до конца понимали, как все повернется, в какую сторону пойдет. НЭП только начинался, жили бедно и скупо. Ленинский гроб тащили его соратники по партии, первый Мавзолей строили из досок, ритуалы еще не вошли в привычку. Да, на похороны Ильича собралось немало народу, но по своему антуражу и содержанию они напоминали торжественное погребение «героев, павших за свободу» в 1917 году. А то и уступали им по людности и торжественности. Пару раз глухо спели «Вы жертвою пали», резво протащили гроб сквозь окоченевшую толпу (было очень холодно) — и всё. Это напоминало проводы удачливого вора, а не лидера государства. Похороны Ленина — это похороны Лжедмитрия, умершего до разоблачения. Вроде бы и царь, а все равно что-то не то.
Совсем другое дело — похороны Сталина. Там и имперский пафос, и торжественность, и все прочее по высшему разряду. Прошло три десятка лет, и это была уже другая цивилизация. Сталинские высотки, ампир, война, половина Европы в сфере влияния. Конечно, мертвого вождя хоронили максимально торжественно. Как хозяина, а не как вора. Был ли Сталин хозяином — это уже другой вопрос.
Трехдневное прощание под траурную музыку, тысячи венков от всевозможных трудящихся, десятки лидеров иностранных государств и компартий, почти 5 тысяч солдат в почетном карауле, эскорте и на Красной площади. Гроб везли на артиллерийском лафете под траурный марш Шопена. Потом ближайшие соратники на руках внесли гроб с телом вождя в Мавзолей, который к тому моменту уже был переименован в мавзолей Ленина и Сталина. Грянул артиллерийский салют, в небе пролетели самолеты. В давке среди желающих поглазеть на это зрелище случайно затоптали несколько сотен человек. Появилось даже популярное устойчивое выражение «как на похоронах Сталина», означающее какое-то запредельное количество людей, собравшихся в одном месте.
В отличие от ленинских похорон, толком даже не запечатленных на кинопленку, сталинские отсняли целиком, планировался к выпуску фильм «Великое прощание». Всё получилось настолько торжественно и пафосно, что от греха подальше фильм убрали на полку и в широкий прокат выпускать не стали, чтобы в разгар борьбы за власть призрак товарища Сталина случайно не воскресить.
Но и это было только начало. Предполагалось, что великому товарищу Сталину тесновато в Мавзолее, поэтому сразу же после похорон было принято совместное постановление ЦК и Совета Министров — красные решили строить Пантеон. Понятное дело, по образцу французского. Объявили открытый конкурс на это грандиозное сооружение, которое должно было стать усыпальницей всех красных героев и заменить кремлевский некрополь. Центральной частью композиции величественного здания должны были стать мумии товарища Ленина и товарища Сталина. Хотя в итоге Пантеон так и не построили, проекты сохранились — торжественности там столько, что Сталин наверняка остался бы доволен.
Но вскоре началась грызня за наследство — а с ней и негласная десталинизация. Отца народов пока еще никто не разоблачал, однако проект Пантеона по-тихому свернули, а вслед за ним на полку отправились и незавершенные великие стройки — Главный туркменский канал, Трансполярную магистраль, Сталинский план преобразования природы и тому подобные вещи.
Три года после смерти товарищ Сталин оставался непогрешим. Однако вопрос его разоблачения был только делом времени. Все старые соратники вождя первым делом стали раскручивать гайки, до предела закрученные отцом народов, а Берия демонстративно начал с объявления широкой амнистии. И дело было не только в давней традиции, согласно которой новый царь обязательно объявляет амнистию политическим противникам старого. Помилование было явным сигналом о готовности пересмотреть сталинские принципы. Но Берию, как известно, достаточно быстро сожрали остальные соратники, опасавшиеся слишком сильного короля спецслужб. Вместе с Берией ухлопали и весь его большой клан.
Но остальных трогать не стали. Номенклатура больше не хотела дрожать по ночам в страхе, не зная, придут за ними или нет и даже не понимая, по какому принципу, собственно говоря, приходят. Армия тоже не хотела новых чисток. Никто не желал возврата сталинских времен. Надо было убедить все важные элементы советского общества в том, что со старым порядком покончено. Кто успевал сделать это первым — тот и получал власть.
Первым успел Хрущев. На ХХ съезде он поразил всех, выступив с разоблачением сталинского культа личности. В публиковавшихся позднее стенограммах указано, что речь Хрущева неоднократно прерывалась возгласами одобрения и бурными аплодисментами, но это поздние вставки. По свидетельству всех бывших на съезде, речь Хрущев зачитывал в кромешной тишине — никто не знал, как надо реагировать на критику умершего живого бога. Советская реальность вообще была непредсказуемой: начнешь хлопать, а тебя возьмут под руки и поставят к стенке за неуважительное отношение к памяти товарища Сталина. Или из-за кулис выйдут на сцену другие товарищи и арестуют товарища Хрущева именем советского закона. А тех, кто хлопал, в блокнотики запишут и устроят потом неприятности. Всякое могло случиться, поэтому ошеломлённый зал сидел молча.
Послание Хрущева было сигналом номенклатуре: ребята, при мне вас трогать не будут. Номенклатура сигнал Никиты Сергеевича услышала и во внутрипартийной борьбе за власть его поддержала. Потихоньку пошли процессы реабилитации, правда, в первую очередь они касались видных членов партии и военных. В некоторых регионах на разоблачение культа личности отреагировали специфически. Грузины слегка взбунтовались за Сталина, а поляки и венгры против. По всему миру коммунистические партии раскололись на тех, кто поддержал доклад, и тех, кто выступил против доклада. Товарищ Хрущев таких тектонических сдвигов, скорее всего, не ожидал, и решил слегка придержать процессы десталинизации.
Но если политик сказал «А», он рано или поздно должен произнести и «Б». Хрущев со временем просто обязан был вернуться к Сталину, чтобы завершить начатое. Висящее на стене ружье обязано стрелять в пьесе, иначе оно там не нужно. И Хрущев вернулся к теме, как только страсти поутихли. Произошло это на XXII съезде КПСС в октябре 1961 года. В историю как главный разоблачительный съезд вошел именно ХХ, но это не совсем верно, поскольку основная борьба с культом личности развернулась именно на XXII съезде.
Этот съезд с полным основанием можно назвать съездом победителей. В 1956 году у Хрущева за спиной маячила старая сталинская гвардия типа Молотова и Кагановича, которые тоже поддержали разоблачение Сталина, но были куда умереннее Хрущева в этом вопросе. На съезде 1961 года Никита Сергеевич уже был единоличным триумфатором. В 1957 году он умело расправился с т. н. Антипартийной группой Кагановича, Молотова и Маленкова. Тогда он отбился, заручившись поддержкой остальной части Президиума ЦК КПСС (так в те времена именовалось Политбюро), в том числе и Брежнева, который был доверенным человеком Хрущева, что не помешало ему спустя 7 лет сместить своего патрона. Некоторое время спустя Хрущев убрал популярного и харизматичного маршала Жукова, тоже поддержавшего его в борьбе против Антипартийной группы. Жуков много о себе возомнил, попытался ограничить партийное влияние на армию, объявив войну ГлавПУРу (политическому управлению в армии, проще говоря, органам партийного контроля), то есть посягнул на святая святых советской системы — строжайшую и тотальную зависимость армии от партии.
К XXII съезду Никита Сергеевич подошел триумфатором и единоличным победителем. При этом он сдержал обещание номенклатуре и расправляться с врагами не стал. Маленкова отправил управлять электростанцией в Казахстане, Кагановича сплавил на персональную пенсию, а Молотова послом в Монголию. Конечно, это было понижение статуса, но всего десять лет назад за гораздо меньшие грешки можно было поплатиться жизнью.
Всего за полгода до проведения съезда СССР одержал важнейшую имиджевую победу, отправив первого человека в космос и успешно вернув его на Землю. Аккурат к съезду была открыта новая Волгоградская ГЭС, на тот момент ставшая крупнейшей подобной станцией во всей Европе. А прямо во время съезда Хрущев рассказал о создании мощнейшей термоядерной бомбы в истории человечества, получившей название «Царь-бомбы». Она была успешно испытана в последний день съезда.
Поэтому съезд можно без преувеличения назвать съездом победителей. Точнее даже съездом победителя. И этим победителем был Хрущев, одолевший всех политических противников и имевший на руках зубодробительные козыри. Совершенно неудивительно, что от таких успехов у товарища Хрущева слегка закружилась голова. Именно на этом съезде он обещал, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, который будет построен, самое позднее, к 1980 году.
Генеральный секретарь чувствовал себя уверенно и теперь мог продолжить борьбу с культом личности. В этом плане XXII съезд намного превзошел ХХ. Тогда Хрущев вышел и всех изумил, а сейчас помимо Хрущева на тему сталинских преступлений высказывалось множество других делегатов. Рассказы о злодеяниях сталинской системы открыто публиковались в печати.
Было решено, наконец, что учитывая все открывшиеся обстоятельства, сохранять Сталина в советской топонимике странно. К тому моменту на советской карте было шесть городов, названных в честь вождя: Сталинград, Сталино, Сталинск, Сталинабад, Сталинири, Сталиногорск. И это не считая многочисленных объектов типа гор, станций метро, городских улиц, университетов и нескольких десятков памятников во многих советских городах.
Вроде бы все решили, но оставался главный вопрос — а что делать с телом вождя? Логика требовала вынести грешного товарища Сталина из священного ленинского Мавзолея. Вопрос был весьма щекотливым. Несмотря на кампанию по разоблачению культа личности, многие советские трудящиеся остались при своем мнении, особенно те, кто при нем не пострадал. И открытое перезахоронение могло вызвать нежелательную реакцию. Тем не менее с чего-то надо было начинать. Перезахоронению Сталина посвятили последний день съезда. Артподготовку провел первый секретарь Ленинградского обкома (по нынешним меркам — губернатор Ленинградской области) Иван Спиридонов.
Спиридонов начал постепенное возвышение в партийной иерархии в последние сталинские годы. В 1960 году он стал секретарем одного из ленинградских райкомов. Ему крупно повезло проскочить в удачное время, поскольку всего за год до этого прогремело знаменитое Ленинградское дело, стоившее жизни, свободы и карьеры многим ленинградским партийным чиновникам. В ходе партийной борьбы Хрущеву удалось сменить главу области Адрианова, который был выдвиженцем Маленкова, и поставить лояльного Козлова, который поднял в секретари горкома (т. е. в мэры) лояльного Спиридонова. Вскоре Козлов ушел на повышение в Президиум, и вакантное кресло секретаря обкома занял Спиридонов, тоже человек Хрущёва.
Спиридонов выступил со следующим заявлением:
«Товарищи! Многие делегаты в своих выступлениях приводили факты беззакония и произвола, совершенные в период культа личности Сталина. Как репрессии 35–37 так и репрессии послевоенного времени 49–50 были совершены или по прямым указаниям Сталина или с его ведома и одобрения. Какой огромный вред стране нанесло это истребление кадров ставшее возможным только в условиях безудержного господства культа личности во всех проявлениях жизни. В ходе обсуждения итогов ХХ съезда уже тогда на многих партийных собраниях и собраниях трудящихся Ленинграда принимались решения о том, что пребывание тела товарища Сталина в мавзолее Ленина, рядом с телом великого вождя и учителя мирового рабочего класса, создателя нашей партии и первого в мире пролетарского государства несовместимо с содеянными Сталиным беззакониями (возгласы из зала: правильно! бурные аплодисменты).
Нельзя мириться с тем, чтобы рядом с Лениным, на поклон к которому идут и идут не только трудящиеся нашей страны, но и все честные люди земного шара, чтобы рядом с ним находился человек, запятнавший своей имя большой несправедливостью (возгласы правильно, аплодисменты).
Наша делегация получила решения собрания трудящихся кировского завода, невского машиностроительного, в которых ленинградцы вносят предложение о перемещении праха Сталина в другое место (возгласы правильно бурные аплодисменты).
Ленинградская делегация на настоящем съезде присоединяет свой голос к этому предложению. Я вношу на рассмотрение партсъезда предложение — переместить прах Сталина из мавзолея Ленина в другое место и сделать это в кратчайший срок. (возгласы правильно бурные продолжительные аплодисменты)».
Предложение главы Ленинградской области встретило понимание. Теперь полагалось выступить представителю второго главного региона РСФСР — московского. Им был первый секретарь московского горкома и будущий министр культуры Петр Демичев. Он познакомился с Хрущевым еще в те времена, когда тот был первым секретарем Московского горкома, а Демичев лишь главой одного из райкомов (по нынешним меркам — префектом). Демичев сделал потрясающую карьеру, это абсолютно непотопляемый персонаж, который был при деле и во времена Хрущева, и при Брежневе, и при Андропове с Черненко, и даже при Горбачеве.
Демичев заявил:
«Вся наша партия, весь наш народ сурово осуждают беззаконие и произвол, царившие в период культа личности. после ХХ съезда и особенно сейчас в Москве как и в Ленинграде на партийных активах, на собраниях трудящихся выдвигается требование: вынести из мавзолея саркофаг с гробом Сталина. Оставлять его там дальше было бы кощунством (возгласы правильно. бурные аплодисменты)».
Следом подошла очередь Грузии. Украину как самую крупную союзную республику оставили на сладкое, а грузины были очень нужны — ведь Сталин, как ни крути, был грузинским национальным героем, и в качестве послабления аборигенам даже оставили памятник и музей в Гори. Согласие грузин как бы придавало дополнительную легитимность решению партии вынести товарища Сталина из Мавзолея.
От имени грузин выступил председатель Совета Министров Грузинской ССР товарищ Гиви Джавахишвили. При Сталине он был относительно высокопоставленным, но все же не перворанговым чиновником. Вообще, изначально должен был выступать Василий Мжаванадзе — первый секретарь грузинской компартии и руководитель республики. Однако Василий считался поклонником Сталина и инициатором открытия его музея в Гори. Но и нарушать партийную дисциплину и терять кресло руководителя ему не хотелось, поэтому он прибег к саботажу в форме «назло бабушке отморожу уши». Мжаванадзе объелся мороженым и посадил голос. Поскольку он не мог выступать, его заменили на менее статусного Джавахишвили, который, судя по всему, тоже был не в восторге от идеи о перезахоронении мертвого вождя или не успел подготовить толковую речь, поскольку говорил недолго:
«Грузинская партийная организация полностью одобряет предложения ленинградской и московской организаций о перенесении праха Сталина из мавзолея в другое место (аплодисменты)».
На десерт припасли самую тяжелую артиллерию: явление старой большевички Доры Абрамовны Лазуркиной в образе Матери-Сырой Земли. Древняя Лазуркина, в молодости известная как «Соня», могла похвастать личным знакомством с молодым Ильичом и партийным стажем с 1902 года, в котором значительная часть делегатов съезда еще не родилась, а остальные пешком под стол ходили. Дора Абрамовна была однокурсницей самой Крупской. К слову, настоящая фамилия Лазуркиной так и осталась тайной — она жила под фамилией мужа, который был ректором ЛГУ и погиб в 1937 году. Саму Лазуркину отправили на несколько лет в лагеря. Революционная старуха поразила делегатов, рассказав об общении с духом Ленина, который якобы просил ее вынести Сталина из Мавзолея:
«Товарищи делегаты! я целиком и полностью поддерживаю предложения товарища Спиридонова и других выступавших здесь товарищей о выносе тела Сталина из мавзолея (бурные аплодисменты).
С молодых лет я начала свою работу под руководством Ленина, училась у него, выполняла поручения (аплодисменты), когда я уезжала из Женевы от Ильича, то мне казалось, что у меня выросли крылья. Образ дорогого Ленина, который по-отцовски относился к нам революционерам, так бережно растил каждого из нас, навсегда остался в моем сердце (аплодисменты).
И вот товарищи в 1937 году меня постигла участь многих. Ни на одну минуту я не обвиняла тогда Сталина, я все время дралась за Сталина которого ругали другие заключенные, и вот я вернулась полностью реабилитированная и попала как раз в тот момент, когда проходил ХХ съезд партии. Тут я впервые узнала тяжелую правду о Сталине, и когда сейчас на XXII съезде я слушаю о раскрытых злодеяниях и преступлениях, о которых Сталин знал, я целиком и полностью присоединяюсь к предложению о вынесении праха Сталина из мавзолея.
Я всегда ношу в сердце Ильича и всегда, товарищи, в самые трудные минуты, только потому и выжила, что у меня в сердце был Ильич и я с ним советовалась как быть (аплодисменты). Вчера я советовалась с Ильичем, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии (бурные продолжительные аплодисменты)».
Уже много лет спустя Молотов негодовал:
«Просто, по-моему, ведьма какая-то. Во сне видит, как Ленин ругает Сталина».
Подвести черту под вопросом о перезахоронении Сталина поручили украинцам. Первый секретарь Украинской ССР Подгорный резюмировал:
«Позвольте по поручению Ленинградской, московской, украинской и грузинской делегаций внести следующий проект постановления съезда КПСС: признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в мавзолее саркофага с телом Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в мавзолее (бурные продолжительные аплодисменты)».
Окончательное решение о выносе тела Сталина из Мавзолея выглядит прозаично и даже буднично. Никто не падал в обморок, не стрелялся, не выбегал на трибуну с проклятьями и обвинениями в предательстве, не свистел и не топал. Это выглядело так:
«Шверник: ставлю вопрос на голосование. Кто за предложение внесенное тов. подгорным, прошу поднять мандаты. Кто против? Против нет. Кто воздержался? Нет. Предложение принимается единогласно (бурные продолжительные аплодисменты. Все встают). Переходим к обсуждению доклада тов. Козлова об изменениях в уставе КПСС».
Для организации перезахоронения была собрана специальная комиссия. В нее вошли шесть человек: неизменный Шверник в качестве председателя комиссии (он более 40 лет занимал различные высокие должности в советской иерархии, при этом его имя было практически неизвестно, в связи с чем в партийных кругах даже существовал мем — «Шверника никто не знает»), сразу двое грузин — выступавший на съезде Джавахишвили и Мжаванадзе, которого отправили в комиссию за саботаж с мороженым. От Москвы назначили главу города Демичева и председателя Моссовета Дыгая. Ну и Шелепин от КГБ. Вот те люди, которые решали, как и где будет перезахоронен вождь народов. Первоначально его планировалось перезахоронить на Новодевичьем кладбище, но в итоге выбор сделали в пользу кремлевского некрополя. По одной из версий, это было сделано из-за боязни провокаций и даже того, что грузинские сталинисты, чего доброго, выкрадут тело с Новодевичьего, тогда как в Кремле мертвый Сталин был бы под надежным присмотром.
Накануне спецоперации по выносу Сталина из Мавзолея командира Кремлевского полка Конева переодели в трудящегося и отправили ездить в общественном транспорте и стоять в очередях, чтобы узнать, как граждане относятся к решению партии перезахоронить товарища Сталина. Конев выяснил, что хотя граждане трудящиеся и недоумевают, активного и резкого противодействия этому решению у них нет.
Руководить операцией по выносу тела Сталина было поручено Николаю Захарову, который возглавлял 9-е управление КГБ, занимавшееся охраной государственных лиц. В награду за проведенную операцию его всего через месяц повысили до заместителя председателя КГБ.
Контроль за рытьем могилы и выбором места осуществлял комендант Кремля Андрей Веденин. Партийные деятели не были уверены в своих силах и до самого конца опасались, что вот-вот ворвутся какие-нибудь разгневанные сталинисты, сорвут перезахоронение и случится большой и громкий скандал. Поэтому вечером накануне похорон Красная площадь была оцеплена и закрыта для гражданских под предлогом репетиции ежегодного парада в честь Октябрьской революции.
Конева отправили к столярам, чтобы заказать для Сталина гроб. Захаров позднее вспоминал:
«Гроб сделали в тот же день. Древесину обтянули черным и красным крепом, так что выглядел гроб очень неплохо и даже богато. От комендатуры Кремля было выделено шесть солдат для рытья могилы и восемь офицеров для того, чтобы сперва вынести саркофаг из Мавзолея в лабораторию, а потом опустить гроб с телом в могилу. Ввиду особой деликатности поручения я попросил генерала А. Я. Веденина подобрать людей надежных, проверенных и ранее хорошо себя зарекомендовавших».
Маскировку обеспечивал начальник хозяйственного отдела комендатуры Кремля полковник Тарасов. Ему предстояло закрыть фанерой правую и левую стороны за Мавзолеем, чтобы место работы ниоткуда не просматривалось. В это же время в мастерской арсенала художник Савинов изготовил широкую белую ленту с буквами «Ленин». Ею надо было закрыть на Мавзолее надпись «Ленин и Сталин», пока не будут выложены буквы из мрамора.
Шестеро солдат кремлевского полка отправились рыть могилу. К девяти часам вечера 31 октября все участники похорон прибыли в Мавзолей. Офицеры кремлевского полка перенесли саркофаг в подвал Мавзолея. Там крышка стеклянного саркофага была убрана. По приказу Шверника с мундира Сталина срезали золотые пуговицы и звезды и тут же на ходу пришили латунные — этим занимались подчиненные коменданта мавзолея Машкова. Звезду героя социалистического труда тоже сняли.
Тело вождя переложили в обычный гроб и понесли к месту погребения. По свидетельствам очевидцев, Шверник и Джавахишвили неожиданно дали волю эмоциям и расплакались, а Шверника по пути до могилы даже поддерживал под руку телохранитель. Гроб опустили в могилу и обложили железобетонными блоками (наверное, опасались, что иначе вождь выберется и отомстит).
Затем сверху была установлена мраморная плита с именем Сталина и годами его жизни (без точных дат). Бюст появился на могиле лишь спустя десятилетие, уже при Брежневе.
Участники траурной процессии возвратились в мавзолей, чтобы вернуть товарища Ленина на подобающее ему место в центре зала.
На следующий день никакой революции не случилось. Волнений тоже не было. Граждане пошептались пару дней в очередях и забыли. Легкость, с которой трудящиеся приняли спущенное сверху решение о захоронении вчерашнего полубога, наглядно демонстрирует, что основной причиной нежелания хоронить Ленина уже в 90-е годы была отнюдь не боязнь гнева симпатизирующих коммунистам граждан.
Вторые похороны товарища Сталина получились куда скромнее первых — ни толп народа, ни артиллерийских лафетов, ни оркестров, ни траурных речей соратников. Только оцепленная солдатами Красная площадь, гнетущая тишина, время от времени прерываемая стуком мерзлой земли о крышку гроба, да тихие всхлипывания товарища Шверника, которого никто не знал.
