Со времён 1890-х годов, когда живопись и архитектура XVIII века были заново «открыты» для широкой публики представителями объединения «Мир искусства», проблематика петровской эпохи была неплохо изучена многими поколениями исследователей-искусствоведов. Тем не менее, за пределами специальной литературы на эту тему пишут сравнительно мало, больше заостряя внимание на военно-политических свершениях и лишь общими словами упоминая об основании Петербурга и приглашении иностранных мастеров. В этой статье мы постараемся восполнить этот пробел и расскажем об архитектуре петровского времени — одном из самых зримых и монументальных воплощений эпохи становления России в качестве великой европейской державы Нового времени.
Как правило, в массовом сознании понятие «петровская архитектура» ассоциируется с Санкт-Петербургом, но будущая столица империи была основана лишь в 1703 году, в то время как активное самостоятельное правление Петра I стартовало раньше — после возвращения царя из его поездки в Западную Европу. Если опосредованное влияние западноевропейских образцов на русское искусство прослеживалось на протяжении всего XVII века, то благодаря Великому посольству сам царь получил возможность лично познакомиться с произведениями зарубежной архитектуры. Можно сказать, что петровское барокко начало формироваться уже в конце 1690-х годов в Москве в качестве некоей переходной стадии от нарышкинского и отчасти голицынского стилей, которая иногда упоминается в литературе именно как «стиль Великого посольства».
Одним из первых произведений этого направления явился Лефортовский дворец, построенный по проекту Д.В. Аксамитова. Во многом он всё ещё напоминал традиционные древнерусские палаты и терема, но сам облик постройки нёс в себе многие черты петровского барокко: простая объёмная композиция, строгий лепной декор и высокие «голландские» крыши. Первый владелец дворца — близкий сподвижник Петра I и формальный глава Великого посольства генерал-адмирал Ф.Я. Лефорт — умер спустя несколько дней после новоселья, после чего здание отошло в казну и использовалось для различных официальных мероприятий. Существует мнение, что торжественные приёмы в Лефортовском дворце стали прообразом для знаменитых ассамблей. В дальнейшем здание меняло назначение и претерпело неоднократные перестройки, отчего полностью утратило начальный «петровский» облик.
Лефортовский дворец
Весьма примечательны и московские культовые постройки начала 1700-х годов. В частности можно упомянуть церковь Иоанна Воина на Якиманке и Петропавловскую церковь в Басманной слободе (создание обеих часто связывают с архитектором И.П. Зарудным, но авторство спорно ввиду отсутствия достоверных свидетельств), где привычная для нарышкинского стиля объёмная компоновка «восьмерик на четверике» сочетается со сдержанным декоративным убранством в западноевропейском духе.
Церковь Иоанна Воина на Якиманке и Петропавловскую церковь в Басманной слободе
Одним из самых ярких проектов московского этапа петровского барокко можно считать церковь Архангела Гавриила в Чистых прудах, более известную как Меншикова башня (1704—1707 годы). Эта многоярусная постройка, увенчанная тридцатиметровым шпилем с флюгером в виде ангела, вполне могла явиться если не прототипом, то идейным предшественником Петропавловского собора в Петербурге. Примечательно, что автор последнего — Доменико Трезини — по некоторым данным, успел непродолжительное время поработать в артели Ивана Зарудного, которая возводила Меншикову башню. После завершения строительства церковь стала самым высоким зданием Москвы своего времени (общая высота — 84,3 метра). К сожалению, судьба этого уникального памятника архитектуры сложилась печально: уже в 1710 году заказчик строительства А.Д. Меншиков окончательно переехал в Петербург, после чего отделочные работы были заморожены. В 1720-е из-за удара молнии церковь лишилась шпиля. Кроме того, при этом были повреждены интерьеры и утрачена значительная часть ранее богатого скульптурного декора. Это происшествие привело к запустению храма — согласно отдельным источникам, с 1770-х годов здание и вовсе стало использоваться как зал собраний масонской ложи (тогда же был построен нынешний купол вместо утраченного шпиля). Поскольку к настоящему времени территория вокруг Меншиковой башни оказалась со всех сторон плотно застроена, это, некогда самое высокое в Москве, здание ныне с большим трудом просматривается даже с близлежащих улиц.
Церковь Архангела Гавриила в Чистых прудах, более известнуая как Меншикова башня
По мере того как набирало обороты создание новой столицы на Неве, каменное строительство Москвы на какое-то время было прекращено вовсе (чаще всего причиной называется знаменитый указ Петра I о запрете строить из камня за пределами Петербурга от 1714 года, но крупные заказчики, как мы увидели на примере Меншикова, начали покидать Москву несколько раньше). Вероятно, это в некоторой мере способствовало обособлению московской архитектурной школы — на протяжении всего XVIII и первых десятилетий XIX века она продолжала демонстрировать уникальные самобытные черты, которые либо не встречались в петербургском зодчестве, либо были связаны именно с работой архитекторов-москвичей.
Наконец, пришло время поговорить об архитектуре Санкт-Петербурга петровского времени. Несмотря на то, что город по праву считается первым русским поселением с регулярной системой застройки, первое десятилетие своего существования Петербург застраивался больше в духе средневековых русских городов. На маленьком Заячьем острове Невской дельты расположилась крепость Санкт-Питер-Бурх, давшая имя всему городу и позднее переименованная в Петропавловскую, а на примыкающем с севера Городском острове (ныне — Петроградская сторона) возник посад с ремесленными слободами. Нечто похожее мы можем увидеть в любом древнерусском городе, построенном на крупной реке (например, в близлежащем Великом Новгороде). Вплоть до 1710-х годов застройка была стихийной: поселения, кроме Городского острова, формировались вокруг Адмиралтейства, в устьях рек Охты (бывший шведский город Ниен) и Монастырки (где была заложена Александро-Невская лавра). Прибывавшие на строительство города люди селились в слободах, соответствовавших их квалификации, — можно упомянуть Пушкарскую слободу, давшую название двум улицам Петроградской стороны. До организации централизованных городских кладбищ при каждой слободе действовали свои стихийные захоронения, что, возможно, «визуально» повлияло на возникновение мифа о «городе на костях» (по всей видимости, относительно высокая смертность наблюдалась лишь в первые два года работ, когда никакой инфраструктуры ещё толком не было).
Крепость Санкт-Питер-Бурх и вид на Петербург XVIII в.
Ранний Петербург в первую очередь создавался как форпост России на отвоёванном у Швеции побережье Балтийского моря, отчего его архитектура имела сугубо утилитарный характер — в приоритетном порядке строились комплексы Петропавловской крепости и Адмиралтейской верфи, причём основными материалами были дерево и земля, а не камень. Деревянными были и все остальные постройки, включая и первое здание Собора святых Петра и Павла (1703–1704 годы). В целом его облик, если судить по гравюрам, имел мало общего с последующей версией, но главный символ как самого собора, так и всего Петербурга — шпиль — уже венчал эту постройку. До наших дней сохранилось лишь одно сооружение этого периода — домик Петра I рядом с Троицкой площадью. В основу здания была заложена планировка обыкновенной русской избы, но по воле царя во внешней и внутренней отделке домику были приданы черты голландской архитектуры: в частности он был раскрашен «под кирпич», в стенах были прорублены большие окна с мелкой расстекловкой, а покрытие имитировало черепицу.
Домик Петра I и первое здание Собора святых Петра и Павла
19 мая 1712 года Пётр I издал указ о переносе столицы из Москвы в Санкт-Петербург, и эту дату можно считать условной точкой начала превращения невской крепости в одну из крупнейших европейских столиц. К этому же времени относятся свидетельства о начале разработки генерального плана строительства города, что было поручено ведущему архитектору Канцелярии городовых дел Д. Трезини. Хотя этот итальянец из швейцарского кантона Тичино не являлся известным архитектором до своего прибытия в Россию, он пользовался полным доверием со стороны царя и внёс большой вклад в формирование архитектурного облика Санкт-Петербурга. После целого ряда промежуточных стадий (включая идею о создании столицы в Кронштадте) первый полный официальный план города был утверждён в 1717 году именно на основах, заложенных Трезини.
Авторству Трезини принадлежат постройки, считающиеся эталонными для петровского барокко: Летний дворец в Летнем саду (1710—1711), Петропавловский собор (1712—1733) и здание Двенадцати коллегий (1722—1734). В стилевом решении этих зданий чувствуется влияние как итальянской архитектуры, так и зодчества Северной Европы и Голландии, что вполне соответствует биографии самого Трезини, обучавшегося в Италии, но начавшего свою карьеру в Дании (по крайней мере именно оттуда он прибыл в Россию). Наиболее символично это сочетание проявляется в Петропавловском соборе, где нижняя часть храма имеет типичный для католической архитектуры Южной Европы облик, но увенчана характерной для зодчества балтийских стран высокой колокольней со шпилем. Последний, пожалуй, явился одной из самых удачных находок петровского барокко, так как задавал столь необходимую вертикаль в плоском равнинном пейзаже.
Доменико Трезини и его постройки: Летний дворец в Летнем саду (1710—1711), Петропавловский собор (1712—1733) и здание Двенадцати коллегий (1722—1734)
Следует упомянуть, что свою концепцию развития города предлагал прибывший в 1716 году Жан-Батист Леблон — именитый архитектор из Франции, на которого возлагались большие надежды (иногда упоминается даже о некотором охлаждении Петра I к голландскому искусству в пользу французского как более парадного и «имперского»). Леблон некоторое время числился главным зодчим Петербурга, и его проект планировки города в виде огромной овальной крепости с центром на Васильевском острове рассматривался в качестве официального. Тем не менее, трезиниевские идеи оказались более подходящими для реализации, так как лучше учитывали особенности уже застроенных районов города. Француз работал над царскими загородными резиденциями, включая Большой дворец в Петергофе, но, к сожалению, до своей смерти в 1719 году не успел завершить свои проекты.
Жан-Батист Леблон c Петром I; план огромной овальной крепости с центром на Васильевском острове
Среди прочих крупных архитекторов петровской эпохи можно упомянуть ещё одного уроженца кантона Тичино Дж.М. Фонтана (дворцы князя Меншикова в Петербурге и Ораниенбауме), немцев А. Шлютера и Г.И. Маттарнови (Зимний дворец Петра I), итальянца Н. Микетти (Константиновский дворец в Стрельне, Большой каскад и другие фонтаны Петергофа). Различные авторы принадлежали к различным архитектурным школам и неизбежно приносили их влияние в архитектуру Санкт-Петербурга, причём зачастую над одним и тем же проектом могли успеть поработать разные мастера. Собственно, само «петровское барокко» в строгом смысле барокко как таковым не является: это точно такое же условное историографическое понятие, как и «Киевская Русь», главным образом проистекающее из ранних попыток приладить западноевропейскую последовательность «реннесанс → барокко → классицизм» к русскому искусству. Барочные традиции выступили в петровской архитектуре лишь в качестве одного из компонентов, наряду с французским и голландским классицизмом, балтийской «кирпичной готикой» и даже остаточными влияниями неклассических форм древнерусского искусства. Получившийся результат, в котором торжественность барокко уравновешивается классической строгостью, как нельзя лучше передавал характер новоявленной империи, да и самого её императора, ведь Пётр I лично утверждал основные проекты и контролировал деятельность архитекторов.
Дворец князя Меншикова в Петербурге, Зимний дворец Петра I, Большой каскад
Отдельно следует подчеркнуть универсальный характер петровского зодчества: разрабатывались как фортификационные сооружения, так и дворцово-парковые комплексы; как частная жилая застройка для различных слоёв населения, так и общественные пространства. Среди «славянофилов» XIX века бытовало мнение (частенько проскакивающее и в современном «антизападном» дискурсе), что вестернизация архитектурной эстетики привела к приобретению русской архитектурой «вторичного статуса» по отношению к зодчеству Западной Европы, но на деле ситуация была ровно противоположной. Проект создания новой столицы с нуля послужил катализатором для передовых градостроительных идей и концепций своего времени — что в других странах было возможно только «на бумаге», в России воплощалось в камне.
На этом рассказ об архитектуре петровского времени можно было бы завершить, но, кроме столичного мейнстрима, есть смысл рассмотреть и провинциальное зодчество, которое в те годы зажило своей жизнью. Новые тенденции, закладываемые на строительстве Петербурга, распространялись подобно кругам на воде от брошенного камня и не сразу достигали отдалённых территорий. Локальные мастера первой трети XVIII века зачастую продолжали строить по старинке, в духе нарышкинского стиля 1680-х годов, а местами — и вовсе «русского узорочья» середины XVII века. Ярким примером такой архитектуры может служить Успенский собор в Астрахани, построенный в 1699—1710 годах по проекту Дорофея Мякишева. Этот пятиглавый храм соединил в своём облике композиционные традиции парадного соборного строительства, восходящие даже не к семнадцатому, а шестнадцатому веку, с лепным ордерным декором в «нарышкинском» духе. Часто провинциальные постройки в ключе петровского барокко появлялись даже в 1740-е, когда в Петербурге был актуален уже елизаветинский стиль: достаточно вспомнить подражающий знаменитому петербургскому тёзке Петропавловский храм при усадьбе купцов Затрапезных в Ярославле.
Успенский собор в Астрахани, Петропавловский храм при усадьбе купцов Затрапезных в Ярославле
Существовали и более изолированные региональные школы. В Иркутске, Тобольске, Красноярске и Томске в 1700-е годы формируется свой самобытный стиль, получивший название «сибирское барокко», где строгановский и нарышкинский стили причудливо переплелись с местными влияниями (вплоть до буддистских мотивов в декоре ряда построек). Отдельным миром было и деревянное зодчество Русского Севера: в 1708 году была создана сгоревшая в советское время Покровская церковь Вытегорского погоста в селе Анхимово, а в 1714 — её «младшая сестра», всемирно известная Преображенская церковь в Кижах. Столь непохожие на всё, что в начале XVIII века создавалось в не таком уж далёком от этих мест Петербурге, хронологически эти постройки тоже явились произведениями петровской эпохи (а по одной из народных легенд, церковь Покрова даже якобы построена по рисунку Петра).
Покровская церковь Вытегорского погоста в селе Анхимово, Преображенская церковь в Кижах
Такой разрыв между столицей и провинцией может показаться весьма спорным явлением, но его последствия оказались положительными для русской архитектуры, так как в результате национальные художественные традиции не вступили в конфликт с новой западноевропейской эстетикой, а продолжили сосуществовать. К середине XVIII века свою самостоятельную карьеру начнёт новое поколение русских архитекторов, получавшее образование в петровскую эпоху под руководством иностранных мастеров на петербургских стройках или в зарубежных пенсионерских поездках, которое сможет увязать эти две линии воедино, сохранив преемственность к обеим.
Также читайте:
«Потерянный архитектурный рай» — история о руском национальном стиле в архитектуре
«Смута как предчувствие» — культурологическое исследование того, как в 17 веке был заложен фундамент для преобразований Петра Великого
