Новости о победе евроскептиков на выборах в Греции, рост правых настроений во всех странах блока, да и успех правых и левых радикалов на последних выборах в Европарламент — всё это заставляет сегодня многих говорить о скором крахе общеевропейского проекта. Насколько это обосновано? Чтобы дать более-менее понятный ответ на это вопрос, сначала устроим экскурс в историю.
К концу первой волны глобализации (1820–1913 гг.) Европа была вполне себе интегрирована: представители европейского среднего класса спокойно путешествовали по странам континента, главные игроки (Германия, Австрия, Британия и Россия) были связаны династическими узами, а обширные колониальные империи проецировали общеевропейские порядки на большую часть мира. Потом случилась Первая мировая, в ходе которой Европа вырыла себе очень глубокую могилу (в которую с разбегу прыгнула во Второй мировой). По её итогам из игры вышли Россия с Австрией и (на время) Германия. В России построили прототип Северной Кореи, а монархия Габсбургов разделилась на 6 частей, чья экономическая жизнь оказалась нарушена ввиду дезинтеграции: Венгрия сохранила половину существовавшей до войны промышленности, но потеряла 80% ранее использовавшихся до войны ресурсов (лес, железная руда, гидроэнергетический потенциал, медь); у Австрии было множество прикладных мастерских и оборудования для ткацких фабрик, но очень немного самих фабрик (и тут ей приходилось конкурировать с молодой Чехословакией, стремившейся защитить свою новорожденную текстильную промышленность) и меньше половины от использовавшихся до войны запасов угля; в то же время малое население Чехословакии не могло потребить продукцию всей доставшейся в наследство от Австро-Венгрии промышленности (особенно пострадала Словакия, чьи промышленные предприятия разваливались без заказов из Венгрии, которые до 1918-го были драйвером регионального экономического развития), а без «габсбургской крыши» не особенно авторитетной стране было невозможно выйти на общеевропейский рынок в эпоху дикого протекционизма. Да, после Первой мировой основные державы свернули все прежние laissez-faire инициативы — Британия приняла сразу несколько обширных законов «против зарубежного демпинга» и ради «поддержки ключевых отраслей промышленности», во Франции минимальные и максимальные тарифы выросли в 4 (!) раза. Любопытно, что в середине 1920-х Германия, оправлявшаяся после версальского нокаута, постепенно снимала ограничения, чтобы вывести страну на общеевропейские рынки, но другие страны (скажем, Польша в 1925-м) вводили новые ограничения с явным намерением защититься от импорта из Германии. Большое политическое значение имел «фермерский вопрос» — почти все страны Европы защищались друг от друга продовольственными тарифами, чтобы поддержать отечественного производителя. Экономический кризис 1929-го привёл к ещё большей дезинтеграции общеевропейской экономической системы, привёл к массовой безработице и в немалой степени поспособствовал приходу к власти Гитлера и началу следующей мировой войны.
Тем временем добрые европейские Люди, оставленные у разбитого корыта ошалевшими от своих успехов англо-французами, собирались, пили чай и обсуждали вопросы культуры, истории и политики. Габсбургов, в отличие от Романовых, подвинули не так грубо (то есть не на два метра под землю), но реальную власть и большую часть капиталов отобрали. Поэтому свои усилия австрияки сосредоточили на культурной сфере и после окончательной катастрофы Второй мировой, когда уже американцы заметно подвинули на мировой арене всю Европу (которая потеряла 15,6 млн солдат и 19,5 млн гражданских только убитыми, не говоря уже о беженцах и инвалидах), придуманный австрияками проект Единой Европы, где во главу угла ставится экономическая кооперация, оказался чрезвычайно востребованным.
Также читайте: Отцы Европы: большое исследование о настоящих основателях ЕС
Первоначально американцы собирались поставить Европу под свой контроль через Организацию европейского экономического сотрудничества, позднее потерявшую значение и превратившуюся в Организацию экономического сотрудничества и развития — в конце 1940-х гг. они пытались контролировать распределение $13 млрд, направленных на послевоенную реконструкцию Европы. Получилось не очень — скажем, Нидерланды потратили половину полученных денег на безуспешную колониальную войну в Индонезии. В 1948 году европейцы созвали свой конгресс в Гааге, где по-декартовски «договорились о понятиях» прав и свобод граждан Единой Европы, а через год основали Совет Европы, который сейчас уже не так активен, как раньше, но всё ещё работают институты, созданные им (вроде Европейского суда по правам человека). В принципе, особой власти у него никогда не было — но сам факт его существования должен был приучать электорат и «страны-миноритарии» к тому, что надгосударственное управление в Европе — это не самая плохая идея. В 1951 году европейцы перешли от слов к делу и создали Европейское объединение угля и стали, куда вошли Франция, ФРГ, Бельгия, Люксембург и Нидерланды. Суть его заключалась в том чтобы [тогда ещё] растущая как дрожжах экономика Франции получила беспрепятственный доступ к немецким сталелитейным заводам и угольным шахтам. Договор был в то же время и в интересах Германии — французы отбрасывали реально существовавшие претензии на Рурскую область, ключевой промышленный регион Германии. В то же время по причине расширения и укрепления НАТО после Корейской войны провалилась реализация общей военно-оборонительной политики стран Европы (проблема, с трудом решаемая в наши дни — сейчас у ЕС есть собственные вооруженные подразделения). Дальше Европа медленно, но верно шла к объединению. Случались откаты (де Голль в конце 1960-х очень много возражал не по делу, но его без крови «ушли» с поста), компромиссы (Британия вошла в ЕС на очень специфических условиях и до сих пор ослабляет блок, о чём поговорим позже), но, так или иначе, в 1993-м после окончания Холодной войны и демонтажа СССР был подписан Маастрихтский договор, который дал органам ЕС реальную власть в областях монетарной политики, международных отношений, обеспечения безопасности, охраны окружающей среды, туризма, перевозок и судопроизводства. Потом был валютный союз и создание Европейского Центробанка. Как выглядит правительство Единой Европы сегодня?
Европейская Комиссия — это исполнительный орган ЕС, состоит из 27 комиссаров от 27 стран и 1 президента, даёт работу 25 тысячам чиновников, управляет бюджетом ЕС (135,5 млрд евро в год), следит за исполнением общеевропейских законов и может судить государства ЕС за их неисполнение, представляет ЕС в торговых переговорах. Дальше идут два законодательных органа — Европарламент (736 мест, пропорциональное представительство) и Совет министров (по министру от каждой страны, вырабатывают общую политику блока по каждому вопросу). По большому счету, перед нами нормальный государственный аппарат для неплохой конфедерации. Так почему же тогда ЕС кажется сторонним наблюдателям скованным параличом колоссом на глиняных ногах?
Дело на самом деле в том, что в отличие от, скажем, Америки начала XIX века (тоже, по большому, счёту союз штатов-государств) нынешний ЕС — это конгломерат некогда ведущих мировых держав. Некоторые из них (в частности, Франция и Британия) обладают колоссальным политическим капиталом. Но это же обстоятельство кроме очевидных плюсов порождает у этих стран-участниц гипертрофированное чувство важности и желание спорить и биться друг с другом до победного конца ради соблюдения своих исторических и экономических интересов. Трудности с интеграцией в последние годы именно от этого — каждый день приключается очередной конфликт интересов. Скажем, в промедлении ЕС в Югославском кризисе 1990-х гг. виновата Австрия, которая не спешила признавать все эти новые государства по причине понятных исторических претензий. А Франция, лишь чуть меньше Германии выигравшая от создания общеевропейского рынка, в прошлом году ограничила права иностранных инвесторов внутри страны: теперь чтобы получить долю в стратегически важных компаниях (т. е. транспорт, энергетика, здравоохранение, телекоммуникации и водоснабжение) нужно получить особое разрешение от французского правительства. Никакого «развала ЕС» не происходит, имеет место стандартный процесс торга за наибольшее количество акций в коллективном предприятии. По этой причине положение, скажем, Франции или Англии куда более свободное, чем у стран-членов Восточной Европы и Прибалтики — последние выполняют директивы из центра и устроились внутри ЕС с разной степенью комфорта (в Чехии построили мещанский рай, из Прибалтики скоро уедет на заработки всё что представляет экономическую ценность, Польша резервуар дешёвой и квалифицированной рабочей силы), но де-факто потеряли весь свой суверенитет. А французы или англичане могут даже позволить себе выйти из ЕС, а потом вернуться — и ничего им за это не будет, потому что их реальный вес значительно «тяжелее» количества мест в Европарламенте. «Мы ваш ЕС придумали, поэтому чего хотим, того и воротим» — примерно так можно выразить позицию стран «первой шестёрки».
Конечно, интеграция приводит Старые Деньги из одной страны к конфронтации со Старыми Деньгами из другой, поэтому так долго никто не смеет раскулачить полукриминальные итальянские банки вроде «Монте деи Паски» и так долго и мучительно дискутируют по поводу выкупа очередной партии токсичных облигаций. Важно понимать, что статус страны определяет наличие элиты. Вот, допустим, у Прибалтики представительства в мировой элите нет и никогда не будет (у неё есть только американский еврей Томас Ильвес, приехавший в Эстонию чтобы стать президентом), а у греков есть (900 греческих семей контролируют 15% мирового судостроительства, греки составляют заметную часть американского истеблишмента — неплохо для 11-ти миллионной страны) и поэтому с ними натурально нянчатся, в то время как прибалты безропотно исполняют самые жёсткие указы из Брюсселя (вроде одномоментного 50%-го сокращения расходов на образование и здравоохранение в начале финансового кризиса).
Толкаться по поводу долгов и границ полномочий брюссельского правительства мажоритарии и крупные миноритарии ЕС будут долго — процесс займёт десятилетия, возможны откаты, но такова плата за относительно мирное построение общеевропейского дома: в похожей ситуации в США вообще имела место гражданская война и гибель больше 2% населения. Реальная опасность для Единой Европы таится на Британских островах.
Хотя в 1970-х гг. Англия и взяла курс на интеграцию в Европейский Союз, её «особые отношения» с США всегда делали её позицию более чем двусмысленной: вроде бы англичане и заинтересованы в сильной единой Европе, а вроде и хотят себе особенных привилегий и подтормаживают процесс реального объединения (потому что в Единой Европе естественный центр — это Франция и Германия, а они британское офшорное хулиганство терпеть не будут). Непоследовательности тут нет, англичане великие стратеги, они прокручивают сразу несколько разных комбинаций и не ставят всё только на одну лошадь. Их вражда с американцами не безгранична — скажем, в 1953-м они вместе согласованно устроили переворот в Иране. Ситуация не уникальная и не надуманная, в первой половине XIX века, в самый разгар Большой Игры, Англия и Россия при Наварине вместе устроили первую в историю гуманитарную интервенцию, что не мешало им продолжать интриговать и даже воевать друг против друга, чтобы потом объединиться против Германии.
Договориться с англичанами американцам будет проще по причине некоторого сходства культуры и языка. Более того, в интересах американцев именно такой вариант развития ЕС, при котором во главе блока будет стоять именно Англия, потому что только она «сможет обеспечить дружественный настрой ЕС по отношению к Америке». И тут нет противоречий — ЕС это потенциально самый могущественный блок на планете с полумиллиардом жителей и в местной пищевой цепочке Британия по экономическому и военному потенциалу находится где-то посередине (а «по совокупности преступлений» континентальные элиты не прочь Англию и вовсе сжить со свету) и всегда будет искусственно тормозить естественных вожаков вроде Германии и Франции, которые в случае объединения так-то могут попробовать англичан и «сожрать». Скромная Германия уже выбила себе место под солнцем, но куда более своенравная Франция к 2050 году вполне может стать самой большой экономикой Европы с самым большим населением, и тогда с островитянами совсем другой разговор пойдёт. Поэтому Англия набивает себе цену через (временную?) поддержку ЕС, и если британские элиты рассудят, что выгоднее «слить» Евросоюз в обмен на по-настоящему равноправное партнёрство с Америкой, то начнётся демонтаж ЕС. Британский консервативный политик Джон Редвуд замечательно выразил суть этой дилеммы: «Мы или станем более зависимы от США и ЕС, или станем независимы от обоих». Схема, несмотря на кажущуюся запутанность, вполне логичная — в интеллектуально куда более честном XVIII веке европейские державы могли резко поменять союзников посреди войны, а тут речь идёт о мирном времени, для которого стандартным вариантом развития событий является дипломатический удар в спину и внезапные союзы. С конца XV по начало XVIII вв. французы боролись за гегемонию в Европе с Испанией, а потом заключили долговременный союз и попытались устроить передел мира — подобное может произойти и сейчас.
Англии есть над чем подумать. Стать главным в Евросоюзе для неё — это взять в долг у исторической неизбежности. Русский царь не смог до конца покорить простых поляков, а как англичане управятся со всеми французами, немцами, испанцами и пр. — совершенно неясно. Развалить или максимально ослабить ЕС в обмен на «дипломатическую унию» с американцами — не самый плохой вариант для островной империи, которая вырвалась вперёд скорее за счёт бульдожьей хватки и беспринципности, нежели природных талантов — если помните, то поднялись англичане за счет грабежа богатой и обширной Испанской империи, которую осваивали и строили действительно трудолюбивые выходцы с Иберийского полуострова. Конечно, англичане могут создать сотни террористических ячеек, внедрить тысячи двойных агентов, профинансировать деятельность десятков партий — но вечный компромисс с Фортуной обеспечить не может никто.
Со стороны американцев плюсы тоже понятны — авторитетный аналитик Ян Бреммер, глава Eurasia Group, уже написал не одну книгу о том, как Третий мир наступает американцам на пятки и грозит превратить XXI век в истинно мультиполярный век всеобщего беспредела и упадка Америки (а разумных доводов у сторонников теории скорого падения США более чем достаточно). Англичане вроде бы старые враги, но Единая Европа ещё страшнее, и ради сохранения большей части своих позиций разумно будет пойти с коварными островитянами «на мировую», чтобы потом совместными силами демонтировать ЕС и Китай, поставить на место Третий мир и сделать планету совместным кондоминиумом, «ты да я — два короля». Символично, что с началом Нового года Европа и развивающиеся страны в экономическом плане резко «просели», в то время как уверенный и стабильный экономический рост наблюдается пока только в США и Англии.
Континентальная Европа всё прекрасно понимает и молча строит экономику, укрепляет региональное сотрудничество и делает все, что в её силах. В принципе, историческая правда на стороне ЕС, но как там всё получится ещё неизвестно — взлёт Франции в XVIII веке трагически оборвался неожиданно для всех. Впрочем, пока Англия и Европа выступают единым фронтом по подавляющему большинству вопросов.
Кризис в Греции не стал неожиданностью для США — много лет назад, еще перед вступлением страны в Еврозону, именно американский Goldman Sachs помог Греции скрыть данные об истинных масштабах своего долга, что впоследствии привело к усугублению кризиса, так что по оценкам контролируемого американцами МВФ в новом году риск Еврозоны скатиться в рецессию составляет примерно 40%, а шанс масштабной дефляции около 30%. Ситуация и сейчас не очень — безработица в среднем по Еврозоне составляет 10% (но в отдельных случаях она превышает этот уровень — 13% в Италии и 26% в Греции). Экономические проблемы Европы заметны, но ничего особенно драматического — скучные неурядицы, которые реально решить в среднесрочной перспективе без тяжёлых потерь. Определённую проблему могут представлять расплодившиеся евроскептики.
Ещё в начале года немецкие облигации и евро потеряли в цене — и всё на фоне новостей о возможной победе в Греции объединения СИРИЗА (коалиция радикальных левых). Хотя в своей предвыборной статье лидер коалиции Алексис Ципрас ничего не говорит о выходе из Еврозоны, и весь его адский радикализм, раздуваемый СМИ, заключается в не таких уж и радикальных требованиях снижения долгового бремени (205 млрд евро) Греции — всё же ВВП страны за последние 6 лет сократился на четверть, а реальные зарплаты упали на треть. Конечно, СИРИЗА пообещала грекам много всего (и повысить пенсии), но денег на это у них не будет ни при каком раскладе. Нет надежды и на налоговые поступления в Греции, не говоря уже о том, что нам сложно представить, что Германия отдаст деньги, насильно занятые Гитлером у греческих банков в годы Второй мировой, которые у Меркель требуют радикалы из СИРИЗА. Весь шум по поводу победы партии — из-за того, что Ципрас хочет прекратить политику «затягивания поясов» и немного оживить экономику за счёт вливаний со стороны правительства. На самом деле куда более радикальной частью правительства является партия «Независимые греки», чей лидер Панос Камменос (в новом правительстве получит пост в Минобороны) по своим взглядам куда ближе к экстремистской «Золотой заре».
В принципе, в новом правительстве страны настоящий праздник левизны. Новый министр финансов Янис Варуфакис, который называет себя «марксистом-либертарианцем» (sic!), полон решимости изменить условия выплаты греческих долгов, да и на экономические должности в новом правительстве получили леваки и коммунисты со стажем. Впрочем, всё это не имеет практически никакого значения. И не потому, что Ципрас уже пообещал, что дефолта не будет (это же греки, народ очаровательных обманщиков типа Одиссея — они могут быть убедительны, но верить им нельзя), а в том, что все почему-то думают, что после выборов что-то будет, но не будет ничего, и это — жизнь. Европейская политическая жизнь.
Сейчас уже мало кто помнит, но весной 2012-го ныне матерый евросоциалист Олланд шёл с, кто бы мог подумать, обещаниями пересмотреть отношения Франции с Брюсселем и пр. «хватит это терпеть». Прошло почти три года, и вектор развития страны не изменился вообще. Ну, если французские элиты убрали старика де Голля как только последний стал препятствовать общеевропейской интеграции, то спустя 40 лет «выходить» уже поздно и бессмысленно. В связи с этим победа каких-то левых на каких-то выборах в какой-то Греции не является большой угрозой существованию ЕС.
В ЕС вообще очень негативно относятся к любым «внеплановым» попыткам что-то быстро поменять. Характерно, что когда после террористической атаки на парижских карикатуристов «Национальный фронт» пытался заработать себе политический капитал, партии дали такую оплеуху, что встал вопрос о том, есть ли вообще во Франции та самая свобода слова, за которую люди ходят на митинги с карандашами. Ну а СИРИЗА не так страшна, как её в The Economist малюют — кандидат от этой партии Рена Дору давно стала губернатором Аттики, туда идут многомиллиардные транши помощи из Брюсселя и ни о каких бунтах и революциях ничего не слышно. Показательна и ситуация с несистемными правыми в Германии.
Немцы, как вы помните, всё ещё могут в погром, но оказия с карикатуристами вдохнула новую жизнь в движение ПЕГИДА («Патриотические европейцы против исламизации Запада»), которое в январе собирало уже десятки тысяч людей на маршах — тут бы националистам стать заметной политической силой в жизни страны, но нет — в конце декабря руководство организации вышло из игры по разным причинам: член совета организации сослался на «занятость по основной работе», главу организации вынудили покинуть пост из-за фотографий, где он в шутку позирует в роли Гитлера (нет, это не шутка), со спикером работали пооткровенней — она получала письма с угрозами. Вслед за ними ушли несколько авторитетных организаторов. Проделали всё это, напомню, с движением, которому в той или иной степени симпатизируют 29% страны. И это при том, что в берлинской мечети спокойно проповедует широко известный в узких кругах имам Абдул Адхим Камусс, который замечен в связях со многими исламскими экстремистами (вроде Дениса Кусперта и Ихсана Гарнаои) и искренне считает, что женщина не имеет права покидать дом без разрешения старшего в семье. Как видите, несистемных игроков в Европе «банят» быстро и беспощадно.
А что будут делать с Грецией? Да уж как-нибудь решат этот вопрос. Могут поступить как с Германией в 1953-м (половина долгов списывается, половина возвращается в течение 30 лет по очень льготным условиям); могут послушать Банк Англии и перенастроить экономическую систему ЕС так, чтобы богатые страны блока направляли больше денег в не очень развитые страны ЕС (по-английски коварный совет — ведь потом может получиться как с РСФСР и союзными республиками — что, впрочем, было бы неплохо с точки зрения Англии); могут устроить и дефолт с сокращением Еврозоны и вообще что угодно, но абсурдно было бы считать, что ЕС после этого развалится. Франко-Германия никуда не денется, и её имперские амбиции — тоже.
Если уж наблюдать за электоральными изменениями на Балканах, то сильно севернее Греции. На недавних президентских выборах в Хорватии победила Колинда Грабар-Китарович, бывшая чиновница НАТО и экс-глава МИДа страны. Победу ей принесли голоса из Герцеговины и обширной хорватской диаспоры за рубежом — а по взглядам её можно причислить к хорватским «правым», поскольку предвыборная кампания строилась на националистических и популистских лозунгах, и постоянных отсылках к истории войны 1990-х, а также моральному авторитету Франьо Туджмана (уже умершего), первого президента независимой Хорватии. Но, как говаривал Юнгер, неважно, какие знамена взвились в небо, важно, каким смыслом их наполняет несущий знамя. А знамя там несёт Томислав Карамарко, руководитель партии нового президента «Хорватское демократическое содружество». Персонаж интересный — крепкие связи среди католического сообщества, помог молодой республике встать на ноги и отстоять независимость в лихие девяностые, был и силовиком, и политтехнологом. В самой Хорватии нового президента никто всерьёз не воспринимает (да и должность эта больше церемониальная), поскольку никакими заслугами во внутренней политике Грабар-Китарович не отметилась и все понимают, что стоит за ней Карамарко, который метит на пост премьер-министра. Почему это важнее победы партии СИРИЗА в Греции? Ключевое отличие состоит в том, что в Афинах обычная «публичная политика», а случае Хорватии в отдельно взятом уголке Евросоюза к власти рвутся местные боевые атаманы, за которыми стоят настоящие деньги и которые обладают реальным авторитетом на местах. То есть премьер Карамарко в евросоюзной Хорватии — это как убитый в начале года Александр «Бэтмен» Беднов на посту главы ДНР вместо Плотницкого. Получится ли у Карамарко удержаться — ещё только предстоит узнать. Но если у него получится, то в Хорватии, скорее всего, построят мягкий авторитаризм по типу режима Орбана в Венгрии. Кстати, продолжающееся существование орбановского режима и щедрые подачки последнему от Брюсселя наводят на мысли о том, что «нелиберальное государство» в Европе нынче востребовано. Хорватия Карамарко, если выстоит, сможет проецировать своё влияние на большую часть пространства бывшей Югославии. Этакий мелкорегиональный субгегемон. В общем, надо смотреть за Хорватией, которую, как и Индонезию, сторонние наблюдатели часто упускают из виду. А зря.
Но всё же в отечественной прессе победа СИРИЗА вызвала небольшой резонанс, поскольку новое правительство как бы против новых санкций против России. На самом деле Грецию просто «назначили» высказываться за более тесные контакты с Россией, поскольку от навязанных американцами санкций страдает и европейская экономика. Часть финансовых санкций европейцы начали обходить ещё в декабре (но действие текущих санкций на этой неделе продлили). Так что реальных изменений нет, да и прежде чем всерьёз рассуждать про то, что кто-то в Совете Европы про нас что-то сказал, полезно будет вспомнить, что в случае «Южного потока» нас не спасла даже крайне благожелательная позиция таких стран, как Австрия и Венгрия. И раз уж мы затронули тему «евроскептиков», то давайте разъясним и по европейским ультраправым, которые тоже грозятся обрушить ЕС.
Россия и на этой картинке выглядит как осьминог
Последние 30 лет правые партии в Европе пускали в парламент только для того, чтобы провести в жизнь непопулярные экономические реформы, после чего из правительства их выкидывали. Та же Норвегия остаётся образцовой мультикультурной и вэлферной страной даже после того, как более года назад к власти там пришли правые. Позиция оппозиционных правых партий по России сегодня необязательно сохранится после получения ими власти. Вообще, весь современный правый дискурс в Европе создали два английских бисексуала-интеллектуала — Кристофер Хитченс и Дуглас Мюррей. Эти ребята последние десять лет вели активнейшие дебаты и устраивали акции по всей Европе, по итогам которых в глазах среднестатистического гражданина до того предельно маргинальные политики вроде Вильдерса, Фараджа и Ле Пен стали вполне себе уважаемыми мейнстримными фигурами. Хитченс с Мюрреем — выходцы из Henry Jackson Society (HJS), британского консервативного интеллектуального центра, который продавливает жёсткую политику в отношении России (в том числе и санкции), да и упомянутые мыслители на месте не сидят: последний визит Pussy Riot в Лондон в ноябре минувшего года организовывали именно они — и явно не с целью налаживания диалога с добрыми русскими людьми, а скорее наоборот. Мы вам обо всём этом рассказываем, чтобы вы чётко понимали, что европейские «новые правые» в правительстве страны необязательно будут с нами дружить после прихода к власти. Это в то же время не отменяет необходимости строить крепкие отношения с ними: достроенная Единая Европа у нас под боком будет гораздо более опасными соседом.
Понятно, что все эти партии — кадровый резерв для «Европы наций» в том случае, если Англия возьмёт курс на сближение с Америкой и демонтаж ЕС. Однако насколько им это удастся — вопрос открытый.
За исключением английского фактора, Евросоюз складывается пусть и медленно, но неумолимо. Остальные слабые точки не так фатальны, но о них стоит упомянуть.
Начнём с мигрантов. Примерно 16% населения Франции поддерживают Исламское Государство — и это тревожный знак. Кроме этого, преступная грязь из гетто периодически выплескивается наружу. В Германии в этом плане порядка больше, но до идеала, как вы уже ранее поняли, далеко. Если вывести из строя французов с немцами, то весь остальной ЕС развалится за пару недель. Но вариант «раскачать лодку» через мусульман в этих странах реализовать сложно — диаспоры нашпигованы предателями и провокаторами из спецслужб. С «хип-хоп дипломатией» американцы не особо усердствуют — знают, что ответ из-за океана прилетит самый жёсткий, ибо Фергюсон показал, что американские чёрные заводятся с пол-оборота даже без инспирации извне.
Куда более перспективно работать с фермерами. Продуктовые санкции Путина нанесли прямой ущерб 9,5 млн европейских фермеров, и Брюссель активно работает над тем, чтобы эти санкции скорее отменили. Активно работать приходится, потому что европейский фермер подобен клопу из поговорки — мал да вонюч: в отличие от субтильных леваков, он и по лицу может дать, и погром устроить, и вообще, земледельцы (в полном соответствии с заветами античных полисных демократий) ведут себя гораздо активнее атомизированных и в целом безобидных «рассерженных горожан». В обозримом будущем правительство ЕС возьмётся за продвижение ГМО, чтобы поломать своенравных пахарей — «но это всё потом». А пока сторонний недоброжелатель легко может раскрутить европейских фермеров (и без того недовольных бесчисленными регуляциями Евросоюза, вынужденным уничтожением урожаев и пр.) на неповиновение и бунт.
Еще одна опасность — «Трансатлантическое соглашение о свободной торговле», самый амбициозный торговый договор в истории. Сейчас товарооборот ЕС и США составляет $790 млрд в год, заключение договора даст ещё $273 млрд в год и повысит ВВП как США, так и ЕС примерно на 1%, но в текущем виде (а также с учётом нынешнего состояния европейской экономики) ускорит проникновение американцев на общеевропейский рынок и, собственно, позволит завоевать его. Надо признать, что в честной капиталистической борьбе американцы могут одолеть кого угодно — и ЕС в том числе. Заключение договора на американских условиях станет величайшей победой США с момента окончания Холодной войны и в немалой степени будет препятствовать превращению ЕС в независимый центр силы.
Недоброжелатель также может поэксплуатировать и территориальные обиды (в первую очередь немецкие — Гданьск, Судеты и вот это вот всё), но раскрутить это до полноценного конфликта удастся только в случае прихода к власти «новых правых», ибо правящие элиты жёстко подавляют подобные проявления национализма и даже успешно закрывают темой Холокоста проблематичную историю отношений между соседями по ЕС.
Перспективы России во всём этом — очень смутные. С одной стороны, сильная Россия пока нужна Европе как таран против США или хотя бы как минимум для прокачивания Китая (недаром РФ выдали «подряд» на охрану латиноамериканских завоеваний КНР). Но «потом» Россию ждет превращение в Польшу, т. е. безоговорочная капитуляция без войны. В случае развала ЕС, Россия с её 40 млн пенсионеров и значительным нелояльным мусульманским населением подмять под себя Европу не сможет в принципе (давайте будем реалистами), но как русская националистическая агрессивная держава она может быть будет нужна «новым старым» хозяевам мира (это если англо-американские переговоры завершатся успехом), чтобы вечно нависать дамокловым мечом над Франко-Германией. Под такое дело нам, может быть, даже скормят часть Белоруссии и Украины в качестве утешительного приза за потерянный статус сверхдержавы и сомнительный ранг европейского пугала. Во второй вариант укладывается и старая идея авторитетного американского стратега Эдварда Люттвака использовать националистическую Россию (он делал упор именно на белых русских) в качестве тарана уже против Китая — потому как в случае достижения «окончательных договорённостей» между Вашингтоном и Лондоном будут разбирать и китайского голема, который пока только делает первые неуверенные шаги на международной арене. Есть мизерный шанс, что в Единой Европе найдётся место и для России, хотя бы как для крупного миноритария вроде Италии — но для начала нам нужны свои национальные элиты, с Усмановым и Керимовым никто разговаривать не будет.
Надо отдать должное отцам ЕС — они создали достаточно жизнеспособную конструкцию, которая уже просуществовала достаточно долго и имеет чёткие институциональные основания (если сравнивать со Священным союзом, Антантой и др. блоками в истории континента), поэтому говорить о его смерти не просто преждевременно, но преступно глупо. ЕС может ужаться, может распасться [ненадолго], но политическое объединение Старого Света — это, по сути, главный сюжет XXI века, что-то вроде объединения и роста Германии ранее, но в больших масштабах. Чем всё это может закончиться — предсказать невозможно, обстановка на этом направлении меняется каждый день. Но этот процесс будет иметь для мира последствия несомненно более глубокие, чем придуманный «взлёт глобального Юга».
