В прошлой части мы поговорили о том, как устроена мировая колониальная система. Текст был своего рода приглашением к размышлению — но вызвал массу вопросов из разряда «кто виноват и что нам с этими людьми теперь делать?» Автор не претендует на однозначное решение, но готов поделиться своими соображениями на эту тему.
Нация подобна огромному и сложному живому организму — человеческому, например. Подобно человеку, ее жизнь подчинена определенным биологическим циклам — «упадок сил» и «энергия через край» чередуются, настроение и мироощущение меняются в диапазоне от минуса к плюсу. «Если ты живешь с одной женщиной, ты живешь как минимум с четырьмя очень разными женщинами». У мужчин, на самом деле, то же самое, просто их цикл более смазан и перепады меньше бросаются в глаза, но они есть и точно так же подчиняются определенной логике. У нации, которая в основе своей все же организм биологический (ведь для культурной и политической общности все же нужно некое этническое ядро, а не одна лишь голая идея), дела обстоят сходным образом. Только там не поймешь, что первично, а что вторично, что причина, а что следствие — внутреннее состояние самой нации или внешние «исторические обстоятельства», ей кем-то навязанные. Скорее всего, то и другое связано неразрывно.
Русский народ в своем историческом развитии цикл этот проходил, и уже не один раз. Были у нас периоды славы и могущества, неудержимой экспансии. Были и еще будут, я в этом не сомневаюсь. А были и периоды слабости, сжатия, потерь и унижений. Были периоды, когда русский народ вообще подчиняли себе завоеватели — и поколениям русских людей приходилось с этим жить. Монгольское иго — самый очевидный и напрашивающийся пример русского упадка. Вдумайтесь — порядка 250 лет прошло с Батыевой рати до стояния на Угре. Четверть тысячелетия. Перестали ли за это время русские люди быть русскими? Нет, не перестали. Остановило ли это развитие русского народа? Нет, не остановило. Затормозило — возможно, кое-где даже отбросило назад — соглашусь, но не остановило. Более того, не исключено, что даже перебросило мостик к дальнейшему периоду расцвета. Сожженные города, убитых и угнанных в рабство людей не вернуть, и масштабы катастрофы были воистину чудовищными. Но стальная хватка битого жизнью человека, жгучее желание поквитаться и вот эта мечта — «ничего-ничего, мы вам еще покажем!» — они ведь тоже оттуда, из этого унижения. Под игом тоже можно быть русским. Более того, под игом вдвойне важнее остаться русским. Конечно, быть русским под игом гораздо труднее, чем русским на пике славы. Но вопрос о будущей судьбе нации решается не тогда, когда все хорошо, а как раз тогда, когда ситуация хуже некуда. Человек доказывает свое право зваться человеком в кризисных обстоятельствах. Можно и нужно мечтать о новом русском рассвете, глядя на догорающие отблески заката, но необходимо понимать, что для того, чтобы этот рассвет наступил, сначала должна еще опуститься ночь.
Что Россия сейчас находится в глубочайшем разностороннем кризисе, очевидно для любого думающего человека. Вероятность того, что в обозримом будущем нас ждет смена власти, а возможно — и смена режима как такового, столь же очевидно велика. Тем не менее какой бы идейный оптимизм мы сейчас не демонстрировали, всем нам необходимо учитывать одну неприятную, но очень значительную вероятность: что русским националистам в обозримом будущем не удастся взять в свои руки власть и что править Россией продолжат те или иные группы людей, для нас чрезвычайно неприятных. Конечно, это не повод сложить руки и сдаться без борьбы — все-таки чудеса случаются. Многие скажут, что за какой-то год до октября 1917 года Ленин не усматривал ни малейших перспектив революции при своей жизни и пребывал в отчетливом унынии по этому поводу. И будут правы: события действительно могут развиваться стремительно. С другой стороны, у Ленина к тому времени за плечами все-таки была пусть небольшая, но сплоченная и отлаженная организация. У русских националистов сейчас ее нет, и возможность ее быстрого формирования вызывает… скажем так, здоровый скепсис. Мы явно не готовы к переворотам сегодня, и — давайте посмотрим правде в глаза — скорее всего, не будем готовы и в ближайшем будущем. Так что признаем факты: смена режима, скорее всего, действительно произойдет, но у власти, вероятно, утвердятся не русские националисты. Скорее всего, это будет либо продолжение нынешней олигархии по сути, с немного измененным фасадом и попытками спешно помириться с Западом, купив себе прощение, либо это будет одна из версий «либеральной оппозиции» (т. е. тоже олигархия, только с другими действующими лицами и переделом собственности в верхах). В любом случае перевод России в категорию «колоний третьей категории», о котором я говорил в предыдущей статье, можно будет считать свершившимся. Повторюсь: чудеса случаются, и нельзя исключать такого варианта развития событий, при котором новые правители наделают за короткое время таких грубых ошибок и сумеют так настроить против себя публику, что откроют путь к новой перемене власти (и, что не менее важно, что за это время националисты сумеют-таки самоорганизоваться). Лично я очень надеюсь, что именно так и произойдет. Но будучи реалистами, мы должны готовиться к худшему варианту.
Итак, представим себе. Путин тем или иным способом ушел. У власти — некие условные «либералы». В экономике — да в общем примерно то, что там уже сейчас начинается (а с чего оно вдруг изменится в одночасье?), только еще с добавлением передела крупной собственности и сопряженных с этим разборок. Девяностые 2.0, плюс-минус. Во внешней политике страна практически открыто теряет остатки самостоятельности — колония она и есть колония. Опять-таки, новая власть имеет прямую и недвусмысленную поддержку с Запада, на нее теперь работают не только родные спецслужбы, но и их коллеги из-за океана (раздающие команды отечественным чекистам на правах полноправных хозяев). Полная Колумбия. Система не идеально стабильная, но балансировать в состоянии примерного равновесия она может довольно долгое время. Предположим, что совсем уж острых политических кризисов удается избежать. Политика остается «полузакрытой» — 282-я не отменена, партийное законодательство, возможно, немного либерализовали, но с «русскими фашистами» по-прежнему борются и регистрировать не спешат. Вопрос: что следует делать русским националистам?
Первое, что необходимо понять — чтобы чего-то добиться в будущем, русским националистам нужно до этого будущего дожить. Если в момент перехода власти или вскоре после него не представилось случая для быстрого перехвата революции, очевидно, поезд ушел, и ставку придется делать на дальнюю перспективу. Не покупаться на заманчивые предложения союзов. Мы не можем быть «младшими союзниками». И даже «равноправными союзниками» не можем быть — закончится это все равно пушечным мясом, как на Украине, не к ночи будь помянута. Русских людей мало, сознательных русских людей еще меньше, и мы не имеем права бестолково и бессмысленно жертвовать собой ради чьих-то чужих интересов. Мы во главе — или мы в стороне. Пока что, скорее всего, это означает, что мы в стороне.
Поэтому, в точности как у русских людей эпохи монгольского ига, задачи вырисовываются предельно простые (но простота их может оказаться обманчивой): 1) выжить; 2) сохранить свою национальную идентичность и самосознание; и 3) копить силы. Последнее — очень емкое понятие. Оно включает в себя очень разноплановые вещи. Если уж мы делаем ставку на дальнюю перспективу, «копить силы» следует понимать не как «вербовать сторонников и делать схроны с оружием», а скорее как «создавать благоприятную среду». Среду, например, культурную.
Если обратиться к примеру той же Германии начала ХХ века, появлению там дееспособных правых политических сил, которые могли уже реально бороться за власть, то переворотам там предшествовал расцвет культурного и идеологического движения «фёлькише» (как бы немецкого народничества, «возврата к национальным корням»). Движение это было весьма многообразно, многие из его направлений вообще не имели дела с политикой, а занимались исключительно искусством, культурой и просветительством. Так или иначе, еще за поколение до того, как национализм начал выплескиваться на улицы немецких городов стотысячными митингами, в стране стало массово считаться модно и стильно просто «быть немцем». И если бы не было этой моды, самые пламенные, талантливые и радикальные ораторы вряд ли достигли бы и десятой доли своего исторического успеха. Прежде чем правые смогут звать людей за собой, им надо наглядно продемонстрировать, что им есть что предложить людям за пределами политики — и даже без политики вообще. У левых сегодня такая культурная и интеллектуальная среда есть — и ее влияние выходит далеко за рамки чисто политического левого движения. Пока правые не смогут конкурировать на этом поле — со своими философами, писателями, художниками, музыкантами, чья популярность не является «нишевой», не ограничена пределами узкой политической тусовки — им трудно будет конкурировать и в политике. Не менее важны и образовательная, и деловая среда. Кто сказал «Мондрагон»?
По-хорошему, конечно, со всего этого надо было начинать. Если бы такого рода движение возникло в России где-нибудь в начале 90-х, мы бы сейчас с вами не сидели и не гадали, «что нам делать» — вполне возможно, что и к реальной борьбе за власть в надвигающейся смуте мы были бы более-менее готовы. К сожалению, в начале 90-х попросту не существовало такого русского национализма, который мог бы родить подобную идею — ну не от красно-коричневых же национал-патриотов этого ждать. Весьма вероятно, что теперь нам придется исправлять это упущение. Времени потеряно много. Ситуация за это время изменилась сильно, и далеко не в лучшую сторону. Будет больно. Будет горько. Будет тяжело. Но как сказал в свое время один умный и талантливый политик, я не могу предложить вам ничего другого. У нас с вами пути назад уже нет.
