Недавно Жан-Клод Юнкер, председатель Еврокомиссии, заявил о том, что для отстаивания интересов Европы и сохранения мира на континенте необходимо создать общеевропейскую армию.
Слово не воробей — из «Бука» не собьёшь. Град комментариев по этой теме не заставил себя ждать, о чём мы ещё поговорим. А пока обсудим уже существующие ВС единой Европы и перспективы их развития.
Шарлемань и его пацаки
Программа «Совместная политика безопасности и обороны» (CSDP) была инициирована в конце 1990-х Англией и Францией не просто так. Война в Югославии показала, что Европа неспособна ответить на кризисы, возникающие возле ее границ. Американское военное могущество, однако, было столь зримым и ощутимым (в том числе и благодаря 60 тыс. американских солдат, расквартированных в странах ЕС), а capax imperii ({{1}}) американских президентов эпохи после Холодной войны вызывал сомнения у прогрессивно мыслящей части человечества уже тогда, так что удержаться от искушения создать армию самого крупного и мощного политико-экономического блока было сложно.
Уже на саммите в Хельсинки в 1999-м году европейцы решили создать небольшие интернациональные боевые подразделения быстрого реагирования. Через 4 года, в 2003-м, интернациональные подразделения ЕС впервые были опробованы в деле в ходе операции «Артемида» по восстановлению порядка в провинции Итури (Демократическая Республика Конго). Удачный опыт обсудили на ещё одном англо-французском саммите, и в июне 2004-го Военный комитет ЕС одобрил создание т.н. «боевых групп».
Каждая такая группа — это три стандартных батальона пехоты (всё вместе — от 1,5 тыс. до 2,5 тыс. человек) в сопровождении различной военной техники, которые в теории можно развернуть на расстоянии 6000 км от Брюсселя за срок от 30 до 120 дней.
Всего боевых групп уже создано 19, к 2016-му поляки создадут ещё одну. Самой известной является «Веймар — ЕС» («Weimar — EU Battlegroup») — совместное боевое подразделение Германии, Франции и Польши. При этом все боевые группы пока остаются на территории ЕС. Их могут развернуть в течение 5-10 дней после вынесения соответствующего решения Европейским советом.
Правда, относительность CSDP была явлена миру в 2011-м году, когда англичане и французы устроили военную интервенцию в Ливию вне структур ЕС, а Германия попросила ООН через НАТО в обход Брюсселя ввести оружейное эмбарго в отношении Ливии, которое действует до сих пор.
Но всё это не значит, что существующие ВС ЕС ничего не стоят. Скажем, именно структуры ЕС обеспечивают соблюдение порядка в Боснии и Герцеговине начиная с 2004-го года; морская миссия ЕС чрезвычайно успешно работает в Аденском заливе и помогла сократить количество акций страшных сомалийских пиратов до минимума; полицейская миссия CSDP с 2008-го года эффективно следит за тем, чтобы на российско-грузинской границе не случилось никаких вооружённых столкновений. Более того, ключевую роль в мирном процессе в индонезийской провинции Ачех сыграли как раз оперативники и наблюдатели из CSDP. Строго говоря, для рыхлого надгосударственного образования, находящегося на ранней стадии построения, опыт исключительно положительный.
Всего в рамках CSDP за 12 лет к настоящему моменту было проведено 8 чисто военных операций с 10 тысячами человек военного персонала — и почти все они имели место далеко за пределами Европы, в основном в Африке. Это неплохо, но одна Франция самостоятельно использовала в 2013-м году 21 тысячу солдат по всему миру. Есть куда расти и к чему стремиться, благо существующие проблемы активно к этому подталкивают.
Кто в лес, кто по дрова
95% военного оборудования и снаряжения в ЕС до сих принадлежит отдельным национальным государствам, а вовсе не структурам ЕС — и это многое объясняет. В последние несколько десятилетий эти самые страны снижают расходы на оборону. Скажем, ещё в 1989-м году в Чехословакии имелось 4000 боевых танков, а у Нидерландов — 900. Через 20 лет у Чехии, Словакии и Нидерландов всего 245, 180 и 60 (!) танков соответственно. Сегодня у Чехии и Словакии по 30 танков, а у голландцев их нет совсем. Не многим лучше дело обстоит у больших наций: к концу Холодной войны у Франции и Германии было 1340 и 4000 боевых танков — сегодня их 250 и 322. Авиапарк в Западной Европе сокращён «всего лишь» на 50%, но в странах Восточной Европы сегодня в среднем наличествует только 25% военной авиации от уровня 1989-го года. Снижение военных бюджетов на этом не останавливается: даже легендарный английский флот грозит сократиться до размеров чуть ли не 400-летней давности, а сама британская армия к 2018-му году будет насчитывать 82 тысячи человек (половина от американского Корпуса морской пехоты).
В целом за последние 20 лет военные расходы в Европе упали на 7,4%. При этом 60% всех расходов сегодня составляют траты на персонал (а в случае Румынии — все 80%) — понятно, что «люди — наше богатство», но у мирового гегемона и самой сильной в военном отношении Америки на это уходит меньше 25% оборонных расходов. На вооружение и НИОКРы у европейцев остаются сущие копейки, не говоря уже о расходах на непосредственно ведение боевых действий. И это при всех роскошных бонусах, которые получают американские военнослужащие (даже комиссованный на стадии учебки морпех может претендовать на оплату высшего образования армией)!
Сравнение в цифрах тоже будет не в пользу Старого Света. Американцы тратят в год $650 млрд, на которые содержат 8000 танков, 25000 бронемашин и 13000 единиц авиации. Весь ЕС — всего лишь $200 млрд на 6500 танков и 2000 единиц боевой авиации — превосходство есть только в количестве бронемашин (46 тыс. единиц), и те преимущественно имеют полицейское, а не грозно-военное предназначение.
Финансирование миссий ЕС за рубежом постоянно снижается: например, на миротворческую миссию в ЦАР вместо заранее намеченных 40 млн евро было потрачено 26 млн евро. Хотя Франция ведёт там отдельно свою операцию, делает она это всё же в одиночку и в актив ЕС как единого государства её успехи записать не получится.
Присутствует существенная проблема эффективности технической стороны европейских ВС. Согласно отчёту McKinsey, широкое разнообразие различной техники и снарядов вкупе с отсутствием единых стандартов и неравномерными тратами на содержание военных объектов стоит странам ЕС 13 млрд евро в год — оружейных систем в Европе 157 (для сравнения, у ближайшего конкурента, США, их всего лишь 27). Сказывается фрагментация уже на уровне распределения государственных средств: военный бюджет Европы — это на самом деле 28 военных бюджетов национальных государств разной величины. Жаловаться на переизбыток конкуренции было бы странно, но американская практика показывает, что консолидация в военной отрасли идёт на пользу самой же отрасли, — в этом отношении Европа страдает от разброса, там в два раза больше компаний в 40% различных подсекторов, что имеет известные последствия для унификации вооружения. При этом 87% военного производства в Европе сконцентрировано в 6 странах: Англии, Франции, Швеции, Испании, Италии и Германии.
Хотя НАТО сегодня находится далеко не в лучшей форме, по части параметров уровень интеграции силовых структур ЕС уступает Северо-Атлантическому альянсу. Например, внутри ЕС нет правил, которые требовали бы от стран делиться друг с другом разведывательной информацией. Есть различные отделы, занимающиеся этим, но сам обмен разведданными в ЕС происходит на добровольной основе. В разведывательном отделении Военного штаба ЕС работает всего лишь 30 человек — и те заняты обработкой данных, которые им периодически высылают страны-участницы ЕС. Есть ещё Европол, но там если и проскальзывает что-то по военной части (скажем, про терроризм), то это опять-таки добровольное сотрудничество. По количественным и качественным показателям разведка НАТО превосходит разведку ЕС (но не разведки отдельных государств вроде Англии и Франции, конечно). А ведь без нормально функционирующей разведывательной службы невозможна никакая нормальная война.
Но корень всех бед — отсутствие чёткой военной иерархии в ЕС. Несмотря на наличие очевидных стран-лидеров, там до сих пор нет главной державы-гегемона, каковой в НАТО является Америка. О причинах этого мы поговорим позже, но отсутствие единого командования — это, пожалуй, главная причина отсутствия нормальной всеевропейской армии. Сегодня в ЕС функционирует бесчисленное множество дублирующих друг друга военных организаций разного толка вроде Organisation Conjointe de Cooperation en Matière d’Armement (OCCAR), занимающейся вопросами перевооружения. С одной стороны, это вроде бы позволяет наладить эффективное сотрудничество между разными государствами, с другой стороны, вопреки заветам Оккама, плодится слишком много сущностей, которые накладываются друг на друга. Военная сфера не терпит плюрализма мнений, разболтанность и отсутствие чёткой иерархии всегда идут ей во вред, в чём на своём опыте убедились украинские военные на Донбассе.
«Бам-бам, ну ты француз»
Когда председатель Еврокомиссии, сын сталевара, обладатель фамилии, напоминающей о прусском милитаризме, и в остальном довольно скучный и ничем не примечательный политик, высказался о необходимости создания армии, он не подозревал, что его заявление вызовет бурю комментариев. Англичане, например, высказались резко против. Поляки предпочитают НАТО. Даже обычно покладистые эстонцы относятся к этой идее предельно скептически. Да и все остальные главы стран ЕС высказались об этом очень осторожно. И это удивительно, поскольку население ЕС созданию европейской армии будет очень даже радо.
Более 70% европейских граждан относятся к идее создания армии ЕС безусловно положительно, поскольку считают, что это позволит Европе играть более весомую роль на мировой арене. Так почему же дело создания всеевропейской армии продвигается так медленно? Ответ будет таким же, как и на вопрос «почему до сих пор не созданы Соединённые Штаты Европы?»: слишком много влиятельных игроков недовольны текущими условиями объединения Европы и отчаянно торгуются за как можно больший пакет акций в создаваемой континентальной Фирме.
Вот взять, например, военную промышленность. 80% оборонных контрактов национальные армии Европы выдают национальным же компаниям. В Европе расположены такие оружейные гиганты, как EADS, BAE Systems, Thales и Finmeccanica (не забывайте, что до недавнего времени Европа была крупнейшим оружейным рынком мира после Северной Америки), — это мощные местные лоббисты, которые не спешат терять свой кусок пирога на родных рынках, чтобы оптимизировать оборонную отрасль континента путём слияний и поглощений. Точнее, так: они с радостью будут поглощать румынские и польские компании, но когда дойдёт до вопроса о слиянии немецких и французских концернов, сразу же начнутся долгие и пошлые препирательства. Вдобавок ко всему 10 крупнейших европейских компаний отрасли не являются полностью частными, как в США, а частично принадлежат государствам, которые не спешат снижать свою долю в стратегически важной для суверенитета сфере. И тут мы переходим ко второй проблеме.
Государственному аппарату в современном виде всего лишь несколько столетий. По всей Европе он формировался для борьбы с другими государственными образованиями. В случае Пруссии само государство возникло как надстройка к уже существующей армии. Свои завоевания бюрократия и традиционные институты сдавать неким «старшим товарищам» не хотят: им нужны гарантии, что «всё останется как было, после того как всё изменится», на компромиссы идут медленно и с трудом. Если очередной транш грекам выделяют так неохотно, то отдавать свои вооружённые силы в руки незнакомцев тем более никто не хочет просто так.
Эти проблемы, впрочем, не являются непреодолимыми — всё решат за годы/десятилетия переговоров, договариваться в Европе умеют. Конечно, это требует известной гибкости от всех участников переговоров, но так как долгосрочные выгоды от создания ЕС очевидны всем, то естественным путём стороны должны прийти к компромиссу. А могут и не прийти.
Главная беда в том, что в нынешнем виде Евросоюз не устраивает континентальные элиты, точнее, очень серьёзную и заметную их часть. Судите сами: в качестве движка интеграции поставлена Германия, навязавшая Европе ущербную экономическую модель; в Брюсселе сидят выбранные неизвестно кем серые чиновники, замеряющие бананы; англичане ведут двойную игру и теоретически могут пойти на «слив» проекта ЕС ради достижения равноправного партнёрства с Америкой.
ЕС сегодня и выглядит некрасиво, и риски огромные — совсем как проект «Новороссия» для русских националистов. Понятное дело, что и там, и там надо «брать на вырост», но то, что существует сейчас, огорчает многих достойных людей. Это объясняет парадоксальный взлёт правых в политической жизни Европы: они успешно прорвались в Европарламент (где тормозят реальную евроинтеграцию), но в политической жизни своих собственных стран участвуют постольку-поскольку: UKIP в Англии считается за местную ЛДПР, а французскому «Национальному фронту» оперативно дали по рукам при попытке поэксплуатировать мигрантскую тему после теракта с «Шарли».
Это, безусловно, на руку американцам, которые, несмотря на все слова об «укреплении безопасности и порядка в Европе», хотят видеть континент слабым и находящимся под американским контролем, этакая «Греция в Римской империи»: огромный интересный рынок, источник культуры, технологий и резервуар качественного человеческого ресурса для imperium’а под защитой «простых воинственных ребят с Капитолийского холма».
Новейшая история извратила дипломатический язык и политологию настолько, что никто давно не называет вещи своими словами, но если отмотать плёнку на несколько десятилетий назад, то можно заметить проблески реальных отношений между ЕС и США. Можно вспомнить, как Дин Ачесон, один из величайших «полководцев» Холодной войны, со всей американской откровенностью сказал ещё на заре НАТО, что эта организация нужна в том числе и затем, чтобы «предотвратить превращение Евросоюза в третью или враждебную нам силу». Или как госсекретарь США Мадлен Олбрайт отчитывала европейцев за интеграцию континентальных силовых структур и говорила, что Вашингтон «не потерпит сокращения, ущемления или дублирования функций НАТО».
Когда мы затрагиваем тему противостояния США и ЕС, нас периодически упрекают в конспирологии. Но мы лишь указываем (со ссылками на заслуживающие доверия источники!) на общеизвестные факты вроде того, как постпред США при НАТО называл кооперацию европейских стран в военной сфере одной из «величайших угроз для трансатлантических отношений», или на то, как война в Ираке обострила отношения между американцами и их как будто бы союзниками в Западной Европе, поскольку Саддам когда-то очень помог ЕС в деле создания общеевропейской валюты, перейдя на расчёты в евро при сделках с Европой. Надо понимать, сейчас в Брюсселе очень жалеют, что не понатыкали в Африке и на Ближнем Востоке диктаторов, которые сделали бы сегодня то же самое и притормозили бы продолжающееся падение валюты.
Возвращаясь к теме сопротивления части европейских элит дальнейшей тесной интеграции, считаем уместным сравнение с ситуацией в США перед гражданской войной. Южане не были плохими людьми, а рабовладельцы и вовсе составляли на юге США всего лишь 3% населения — и война была не из-за рабства, а из-за коммерческих интересов и разграничения полномочий федерального и местного правительств. То, что случился тяжёлый конфликт и южане оказались в одной лодке с англичанами, врагами своей страны (о чём есть замечательная работа A World on Fire: Britain’s Crucial Role in the American Civil War), как евроскептики и местные националисты сегодня играют на руку Госдепу США, не только их вина: в конце концов, жадные финансисты американского севера отвратительны ничуть не менее аппаратчиков из Еврокомиссии.
***
Всё вышесказанное подводит нас к мысли о том, что если у Европы когда-нибудь и появится своя собственная армия, то случится это очень нескоро. Значит ли это, что в военном отношении Европа ничего собой не представляет? Напротив.
Несмотря на бюджетные сокращения и размножение структур не всегда понятного назначения, ключевые страны ЕС очень далеко продвинулись в деле создания «умной брони», да и крайне извилистая военная стратегия Европы может быть не слабостью, но силой в век так называемых «нелинейных войн»: небольшие элитные отряды с экипировкой стоимостью с небольшой город будут осуществлять точечные полицейские операции, межправительственные организации разной степени прозрачности будут вести наступление на дипломатическом фронте, размывая линию фронта реального, где уже в выбранную на заклание страну будут прокрадываться явные шпионы и вредители. Ничего особенно интересного или неожиданного не предвидится: время Пелопоннесских и мировых войн между цивилизованными народами ушло навсегда, начнется новая вариация недавних африканских приключений французов или всякие рутинные антипиратские действия. В крайнем случае — война чужими руками: скажем, толкнуть к противостоянию с США КНР, чтобы потом пить чай, кивать и «выражать озабоченность». Гораздо интереснее вопрос о том, кто будет главным в этой армии и где окажется к этому моменту Англия, но ответа на этот вопрос пока, судя по противоречивому поведению Лондона, не знают даже на Даунинг-стрит.
И, тем не менее, события на Украине сподвигнули некоторые европейские страны к изменению своей военной политики. В Литве, например, снова вводится военный призыв. В ближайшем будущем, как бы ни развернулись события на Украине, весьма велика вероятность возникновения очередного конфликта уже где-то в Прибалтике, где идеи Русской весны лягут на благодатную почву «неграждан». Наши чухонские соседи это прекрасно понимают и начинают готовиться — кого-то из них, может быть, наши ополченцы увидят в скором времени «в отпуске» на украинском поле битвы. В конце концов, если там за русских уже воюют французские солдаты и националисты, то почему там не могут оказаться прибалтийские военные, воспитанные на страхе и ненависти к России? Как мы и предупреждали, будет весело и страшно.
[[1]]Римляне называли так совокупность качеств, делающих человека достойным статуса правителя.[[1]]
