Now in darkness world stops turning
Ashes where the bodies burning
Первая мировая война уничтожила старую Европу и дала начало тому миру, в котором мы живём. Но почти 2500 лет назад в Древнем Мире имел место очень похожий конфликт, к которому никто оказался не готов, который точно так же перевернул традиционные представления о добре и зле и кардинально изменил ход истории.
«Война — отец всему»
После начала обеих войн последовала бойня столь чудовищная, что в массовом сознании укрепилось мнение, что этих войн можно было избежать, поскольку они не имели смысла. Тем не менее современники считали иначе.
В обоих случаях задолго до начала войны знамёна самых разных государств собирались в различные блоки с чёткими интересами. В период с 1902 по 1907 гг. в Европе оформлялась Антанта — первыми договор заключили русские и французы, потом подключились англичане. Все эти страны воевали друг против друга не раз (а в период 1905–1907 гг. англичане поддерживали террористическую войну против государственного аппарата Российской империи), но все они одинаково опасались на глазах растущей Германии. В другом углу ринга был Тройственный (позднее — Четверной) союз, в котором безусловным лидером была кайзеровская Германия, в критические моменты войны спасавшая своих союзников.
В античной Греции все заинтересованные стороны собирались вокруг двух основных центров силы — Афин и Спарты. У первого полиса был Делосский союз, который также называют Первым афинским морским союзом, но в исторической литературе за ним закрепилось название «Афинская империя».
То была система соглашений, сформировавшаяся ещё в годы войны [временно] единой Эллады против персов, но очень быстро Афины превратили этот блок в полноценную морскую державу с собой во главе, где смещали и назначали правителей, а также выбивали деньги из подчинённых полисов «на общесоюзные нужды». А против Афин выступил Пелопоннесский союз, альянс различных городов-государств под предводительством Спарты, главной целью которой было сохранить статус-кво и не допустить афинской гегемонии — совсем как Антанта.
Тем не менее в обеих войнах у каждой заслуживающей упоминания державы были свои причины вступить в войну.
Франция после сокрушительного поражения в войне 1870–1871 и потери Эльзаса и Лотарингии жаждала взять реванш — Великая война стала для неё обязательным условием подтверждения и сохранения статуса великой европейской державы. Англия боялась появления нового континентального гегемона, который отберёт у неё империю. Габсбурги хотели удержать в сфере своего влияния Балканы, куда рвались Романовы. Болгары хотели отомстить Сербии и Румынии за поражение в войне 1913 года. Итальянцы собирались поживиться габсбургскими и кайзеровскими территориями. Японцы расширяли свои владения на Дальнем Востоке и Германия оказалась у них на пути. Русские, кроме Балкан, хотели ещё добить Османскую империю и получить, наконец, проливы, поучаствовать в распиле Китая и Персии и много чего ещё. По сути, русские были одной из самых амбициозных сторон наравне с Германией, и их победа грозила изменить мировой порядок в не меньшей степени, чем победа самой Германии.
Не менее сложная обстановка была и в Греции. Коринф конкурировал с Афинами в торговом смысле и стремился поглотить Мегару. Афины же хотели захватить Мегары с целью стратегического контроля над стратегически важными Коринфским проливом и горными проходами — и заодно отомстить мегарийцам за предательство в предыдущей войне 459–446 BC (прим. автора — я буду писать BC вместо «г. до н. э.» чтобы вам было удобнее читать). Беотийцы с опаской глядели на усиление афинян, поработивших Византий и Самос.
Поле битвы было размечено за десятилетия до самой войны в ходе войн чуть меньшего масштаба: революция 1849-го расшатала монархию Габсбургов, сделав её отличным место для провокаций общеевропейского масштаба; Крымская война отбросила Россию от Средиземного моря, ввиду чего вопрос о «больном человеке Европы» оставался ключевым в отношениях Российской империи и её союзников в ходе всей Первой мировой; франко-австрийская война 1859-го запустила процесс объединения Италии, занявшей впоследствии позицию Франции и Англии; австро-прусская война утвердила кайзера в качестве лидера всего германского мира и показала превосходство немецкой военной машины; франко-прусская 1870–1871 уничтожила во Франции монархию, надолго поссорила французов и немцев, а последние стали гегемонами и начали задумываться о том, чтобы занять место Англии — и начали строить флот; освобождение русскими балканских народов создало неослабевающее давление на крайних западных рубежах Османской империи и подстегнуло развитие национализма в регионе, что сыграло свою роль в старте войны.
Основные расклады в Античной Греции определились ещё в Первую Пелопоннесскую (461–445 BC), когда «спартанская» часть Греции воевала против поднимавшихся Афин. Тогда всё закончилось заключением Тридцатилетнего мира. Одним из последствий той войны стало укрепление позиций Коринфа в Пелопоннесском союзе, что сделало голос «военной партии» более громким позднее. Был воссоздан Беотийский союз (сильное политическое объединение 14 полисов во главе с Фивами), сыгравший важную роль в поражении Афин позднее и ставший уже через какое-то время после всех этих событий субгегемоном и гегемоном Греции (но это уже совсем другая история). На сторону Спарты после той войны перешли Фокида и Локрида, что лишило Афины превосходства в центральной Греции и всю Пелопоннесскую войну путь в Афины оставался открыт для вторжения спартанцев, чем они и занимались, заставляя афинян тратить огромные ресурсы на защиту метрополии. По итогам «разогрева» Афины установили контроль над регионом Халкидика и основали к северо-востоку от неё Амфиполь, где добывалось серебро для прожорливой афинской экономики. Также Афины предотвращали объединение Фракии и Македонии: в годы Пелопоннесской войны это был один из важнейших театров боевых действий на первом этапе. В восставших Эритре и Милете активно действовали проперсидские группировки, что стало прологом к масштабному участию персов в Пелопоннесской войне на поздних этапах.
Обеим войнам предшествовали провокации и столкновения на периферии. В случае Первой мировой то были Марокканские кризисы, балканские войны, убийство эрц-герцога Франца Фердинанда и желание устроить колониальный передел, наконец. У греков перед Пелопоннесской войной были кризисы с общегреческой колонией Фурии, где проафинская партия ввязала город в войну против спартанской колонии Тарас (позднее — Тарент); в ходе взятия Самоса афиняне свергли спартанских союзников; наконец, в ходе гражданской войны в Эпидамне (ныне — Дуррес) столкнулись две разные партии, одна из которых послала за помощью к городу-основателю (в древности один город-государство могло основать другое и им необязательно было быть связанными формально, но всегда был сильный soft power) Керкире, который, в свою очередь, был основан проспартанским Коринфом — в итоге Керкира поссорилась с Коринфом и обратилась за помощью к Афинам, что едва не кончилось большой войной, в итоге отложенной всего лишь на несколько лет. Как мы можем увидеть, иногда великие державы к войне приводят «посредники» помельче, блюдущие свой мелкий интерес.
Но у обеих войн была и фундаментальная причина.
Кайзеровская Германия, как и Афины, была динамично развивавшейся, мощной державой, которая помимо мощной экономики и военно-политической машины имела и свой собственный интеграционный проект. Немецкая Mitteleuropa («Срединная Европа»), предполагала создание панъевропейского надгосударственного образования с общей бюрократией и вооружёнными силами — по сути, нынешний Евросоюз. Разница, однако, в том, что свой интеграционный проект Афины реализовывали крайне успешно — если верить работе Яна Морриса, то к 431 BC в Афинах и 200 (!) подчинённых им городах-государствах проживало 750 тысяч человек. Это ¼ всего греческого мира (всего древних греков на тот момент было приблизительно 3 млн человек), который включал в себя ещё и колонии в Сицилии и Южной Италии (в общей сложности, 500 тысяч человек). Строго говоря, если Германия уверенно шла к тому чтобы стать гегемоном, то Афины уже де-факто были полноценным гегемоном. Любопытно, что в обоих случаях главными зачинщиками войны были те, чей интеграционный проект ранее провалился: французы никак не могли опомниться от поражения Наполеона, который первым пытался объединить Европу, а спартанцы, возглавившие общегреческое наступление в ходе освободительной войны против персов, потеряли инициативу после 478 BC, став, по сути, крупной и серьёзной, но всё же не первой державой всей Греции. Более того, «афинский порядок» наступал по всей Греции — то тут, то там афиняне свергали «мечом или добрым словом» ориентированных на Спарту аристократов и олигархов, заменяя их демократическими правительствами, ориентированными на Афины. В греческом языке того времени даже появился глагол attikizô (греч.: «аттикизироваться» — Аттика была регионом, где находились Афины) — чем дальше, тем больше вся остальная Греция походила на Афины. И, конечно, безусловное господство Афин на море и злоупотребление этим господством (перед самой войной они ввели торговые санкции против проспартанской Мегары, что нанесло сильный удар по их экономике) вызывало крайнее озлобление у всех непроафинских полисов.
И вы будете смеяться, но в обеих войнах имела место «проблема проливов». О стремлении России взять Константинополь и получить выход в Средиземное море вы знаете. Для Афин защита проливов была жизненно важным вопросом: Причерноморье оставалось главным источником зерна (поставки из Египта и Южной Италии были чрезвычайно затруднены — колониальная экспедиция в страну фараонов провалилась, а на западном морском фронте были активны корабли конкурентов), оттуда шли мясо, рыба, рабы и другие важные товары.
В обоих случаях основной «экшен» начался после нападения на «шестёрок»: до оккупации Германией Люксембурга будущая «Великая война» всё ещё оставалась войной Германии против России и Австро-Венгрии против Сербии. До вступления Коринфа в войну против Афин на стороне осаждаемой афинянами Потидеи весь Пелопоннесский союз оставался в стороне, но через какое-то время спартанцы проголосовали за войну. Любопытно, что до этого Спарта вела «гибридную войну»: в Потидею прибыл коринфский генерал с войском «добровольцев» и наёмников из областей Пелопоннеса.
Итак, в обе эпохи было достаточно причин для войны.
Огонь и вода
В обеих войнах столкнулись различающиеся военные и политические системы.
Афины были работающей демократией с населением 300 тысяч граждан, могли выставить 13 тысяч пехотинцев и 300 кораблей, и у них в подчинении было около 200 полисов, платящих дань и выставляющих свои войска по призыву метрополии. У дуалистической монархии (два царя с чрезвычайно ограниченными полномочиями, которым диктует свою волю местная олигархия) Спарты было войско из 10 тысяч элитных гоплитов, граждан-спартиатов (тех самых, которые проходили через знаменитую школу спартанского воспитания и были непобедимы на поле боя) и примерно 250 тысяч неполноправных граждан и крепостных-илотов, которых надо было держать в подчинении силой страха и оружия, а также масса союзных/подчинённых полисов, вместе с которыми размер полевой армии можно было довести до внушающих уважение 60 тыс. человек.
В Первой мировой режимы и военные машины различались не так сильно, но у каждой державы были свои особенности. Германия обладала самой сильной армией, опиравшейся на систему границ и укреплений, а во главе страны стоял кайзер, обладавший единоличной властью. Австро-Венгрия была государством с гораздо более сложным внутриполитическим устройством, но и более скромными военными возможностями. Россия была огромной империей с мощной армией, которая, однако, испытывала определённые сложности с мобилизацией по причине своих огромных пространств. Англия была мировым гегемоном с мощным флотом и недостаточно сильной армией, а также обязательствами по защите своих обширных колониальных владений.
Но в случае обеих войн действующие стороны очень быстро вошли в клинч.
Афины, несмотря на мощный флот и экономическое превосходство, не обладали столь же мощной армией и не осмеливались выйти сражаться против Спарты в открытом поле. Спартанская лига же обладала очень скромными экономическими возможностями (позднее финансирование их войны взяли на себя, вот это поворот, персы) и примерно никаким флотом (максимум 100 кораблей, денег на содержание которых практически не было). Немцы же не смогли продвинуться глубоко во Францию и взять Париж, русские споткнулись в Восточной Пруссии. В Европе XX века всё пришло к позиционной бойне и общей неопределённости, оборвавшей всякие надежды на скорое завершение войны. В Афинах Перикл принял стратегию изматывания противника: он эвакуировал жителей Аттики в город за «длинные стены» (фортификационные сооружения Афин, которые были самыми продвинутыми в Греции, взять их приступом было невозможно) и задействовал преимущество Афин на море, разослав корабли в пиратские рейды против врагов. Даже в 406 BC, когда спартанский царь Агис привёл под стены Афин 30 тысяч воинов, они не осмелились штурмовать укрепления.
Обе войны стоили очень много и потребовали от государств-участников колоссальных трат. Стоимость месяца работы одной греческой триремы на море составляла 1 талант (26 кг) серебра, а общие военные расходы Афин (включая флот и наземные войска) составляли 2000 талантов в год (с нынешними ценами на серебро это $52,6 млн).
Планировалось, что война займёт 3 года и потратить на неё придётся 6 тысяч талантов. Теоретически можно было что-то выжать из империи (общая сумма «добровольно-принудительных» членских взносов полисов Афинского союза составляла 600 талантов в год) и некоторые доходы казны (400 талантов в год — рудники, рента, налоги и т. д.), но никто не рассчитывал на более долгий срок. В распоряжении государств Нового времени было множество продвинутых финансовых инструментов, поэтому воюющие страны ждала «всего лишь» гиперинфляция со всеми вытекающими. Впрочем, тяготы войны мирное население испытывает во все времена — и некоторые подают особый пример.
Про это не все знают, но в ходе Первой мировой немцы проявили невиданную по меркам любых других своих войн (даже Второй мировой) стойкость, питаясь мороженой брюквой и хлебом с опилками, но, по мере того как ухудшалась ситуация на фронте и вокруг Германии смыкалось кольцо блокады, за период 1916–1918 гг. в стране от последствий экономической войны против Германии скончались не меньше 400 тыс. человек. В Афинах же, где в ужасных условиях в кучу сбились люди со всего региона, в условиях практически полного отсутствия привычных нам санитарных норм, началась страшная эпидемия чумы, которая унесла жизни трети населения и Перикла, талантливого лидера Афин, который вёл свой город почти 30 лет.
Пелопоннесская война заняла жизнь целого поколения и даже в 406 BC, когда Афины терпели поражение на всех фронтах, а спонсируемый и поставленный персами «на лыжню» спартанский флот отвоёвывал афинские сферы влияния, афиняне поднапряглись и одержали крупную победу в морском сражении при Аргинусских островах. По причине, о которой мы поговорим чуть позже, они не смогли развить успех, и война закончилась почти что анекдотом: в сражении при Эгоспотамах спартанский флот захватил большую часть афинских кораблей без боя (поскольку личный состав в это время находился на берегу) и в 404 BC Афины капитулировали. Германия до самой капитуляции отчаянно сражалась против всего мира и хотя силы были не равны, война завершилась революцией, которую проводили какие-то совсем феерические подонки (вроде Розы Люксембург, Карла Радека и Карла Либкнехта), а не честным военным поражением. Впрочем, сходство есть — военные неудачи и последующая 4-месячная блокада стали результатом потери управляемости в Афинах.
Очень характерно, что войну и там и там выиграл, в конечном счёте, экономический потенциал, а не воинское искусство. Германия дралась хорошо и отчаянно, но ей не хватало ресурсов. Ей приходилось нести дополнительную ношу за относительно слабых союзников, в то время как в Антанте нагрузка была более-менее стабильно распределена между достаточно сильными странами. Потери говорят сами за себя — Антанта и союзники потеряли в общей сложности 22,5 млн убитыми, ранеными и пропавшими, в то время как у Центральных держав выбыло из строя 16,4 млн человек. Игра была красивой до самого конца, но Германия не могла не проиграть.
Обе войны стали «могилой командующих». В Первой мировой погибли, получили ранения и были взяты в плен 200 генералов — нам достаточно вспомнить Китченера и Самсонова. К концу Пелопоннесской войны практически все командующие были мертвы или отправлены в изгнание — Калликратид, Никий, Миндар, Лабот, Алкивиад, Гиппократ, Аристоген, Диомедон, Эрасинид, Протомах и мн. др.
Непосредственно в наземных боях погибло 22 афинских и спартанских командующих армиями. При этом из-за длительности войны в Древней Греции, эволюция (или деградация — это как посмотреть) командного состава очевидна: начинали войну благородные люди старой закалки вроде Перикла и Архидама, заканчивали её Алкивиад (который несколько раз предал Афины и перешёл на сторону Спарты, серьёзно подставив соотечественников) и Лисандр (которому приписывается характерное выражение «львиную шкуру можно подлатать лисьим мехом»).
С Афинами было несколько сложнее. Несмотря на огромные потери в наземных операциях предыдущих 20 лет войны и потрясения во всех частях империи, полис всё ещё был силён на море. На пути спартанцев к Афинам находились 50 тысяч матросов и 200 кораблей, которые были уничтожены в семи крупных морских сражениях 412–404 BC. Конечно, к концу войны спартанцы начали одерживать «честные» победы, превосходя афинян в умении, но смысл этой фазы войны заключался в том, чтобы «закидать Афины мясом». Обученные экипажи и хорошие корабли афинян требовали денег и времени на подготовку — ни того, ни другого у Афин больше не было, и когда афиняне разбивали спартанские армады, то последние могли наделать ещё кораблей и набрать ещё людей, в то время как Афины медленно, но верно теряли людей и корабли и не имели возможности снова построить большой флот. «Откуда деньги?» — спросит внимательный читатель, который помнит о скромных финансовых возможностях Пелопоннесского союза. А деньги — от персов. В 407 BC спартанский главнокомандующий Лисандр и Кир, претендент на титул царя царей, заключили соглашение о взаимной поддержке, и Лисандр получил доступ к неограниченным финансовым ресурсам огромной Персидской империи. Если вы думали, что это стало моральным дном, то ошибаетесь.
«Коснись бездны, и бездна коснётся тебя»
Знаменитый греческий комедиограф Аристофан, выступавший против войны, заметил, что этот долгий конфликт сделал земледельцев беднее, гражданских лидеров глупее, бедных безответственнее, полководцев кровожаднее, а изготовителей оружия богаче. Действительно, война внесла большое расстройство в умы граждан того времени.
Афинская чума спровоцировала то, что Фукидид называет anomia, т. е. осознанную склонность к противоправным действиям. Люди обнаружили, что ограничения, накладываемые на них законом, религией, научным познанием и обычаем вовсе не предохраняют их от случайной смерти в результате заражения. В период эпидемии люди старались «жить одним днём» и предавались всем возможным грехам, рассчитывая на то, что завтра их не настанет. Однако, завтра всё же настало, но ужас и моральный распад, пережитые афинянами за 3 года чумы помрачили их умы, наступила та самая «геймификация насилия», о которой сейчас так много говорят.
Все ключевые решения по внешней и внутренней политике в центре Древнего Мира принимались народным собранием, и талантливый вожак вроде Перикла или ловкий популист вроде Клеона могли лишь на время захватить внимание толпы и удерживать его до своей смерти (Клеон как раз погиб в битве за Амфиополь) или окончить жизнь в изгнании (как легендарный герой греко-персидских войн Фемистокл). Афиняне перестали серьёзно относиться к жизни и смерти и голосовали за продолжение войны даже когда к ним с миром приходили сами спартанцы — в 425 BC, после пятилетнего перемирия в 416 BC (проголосовав за экспедицию против Сицилии, «сожравшую» 40 тыс. человек и не давшую никаких результатов, кроме финансовых и людских потерь), в 406 BC после давшейся им огромным трудом последней морской победы. В этом у голосовавших был свой резон: гребцами на афинских триремах были свободные граждане, получали они неплохо, был шанс на получение добычи — продолжение войны было в интересах городской «черни», хотя она наносила колоссальный ущерб аристократии и относительно немногочисленному «среднему классу» из землевладельцев. Но ещё чаще они голосовали за массовые казни и геноцид после подавления восстаний в бесчисленных полисах Афинской державы и младших полисах-союзниках своих врагов (наиболее жестокие расправы прошли на Митилене в 428 BC и на Керкире в 427 BC, когда в восставших полисах устроили этнические чистки, распределив потом их землю и имущество среди афинян и их союзников), продолжавшиеся до самого конца войны и отвратившие от Афин многих союзников. Многие интересуются, почему Еврипид в «Гекубе», «Андромахе» и «Троянках» выписал греков как жестоких и беспощадных завоевателей, а жителей Трои как беспомощных жертв, достойных сочувствия — так ведь в виде троянцев он выписывал жертв геноцида в Милосе, Митилене и Микалессе. Моральная деградация постигла и людей по другую сторону фронта — столкнувшись с неожиданно высокими людскими потерями в 425-м BC, спартанцы испугались, что их крепостные илоты попытаются восстать и отобрали 2000 наиболее сильных и здоровых илотов якобы для военной службы и втайне (!) убили их вдали от Спарты.
В годы Первой мировой граждане и руководство воюющих держав «терпели» и «входили в положение», но вскоре их «прорвало». Немцы арестовывали русских на своих территориях, русские в ответ арестовывали немцев, турки вообще дали старт масштабной кампании по изгнанию христианского населения Османского населения — начали с армян, продолжили с понтийскими греками, закончив с ассирийцами. У русских вообще произошла ужаснейшая гражданская война, которая в рамках общемировой бойни являлась одним из театров ведущейся на всех фронтах войны (как гражданская война в Англии сегодня воспринимается как один из театров Тридцатилетней войны). В ходе противостояния применялись такие ужасные методы ведения войны, как химическое оружие, и впервые начались воздушные бомбардировки вражеских столиц, что спровоцировало Джулио Дуэ на написание своей знаменитой работы о теории и практике ведения войны в воздухе (где оправдывалось применение авиации против гражданских целей). Но самым адом, конечно, была тактика массовых атак. Придумали её ещё до ПМВ — примерно то же самое творилось под стенами Порт-Артура, где полегло так много японских солдат, что японский командующий очень долго просил своего императора дать ему право на ритуальное самоубийство. Так стыдно ему было за то, что под его руководством погибло столь много людей. Спустя десять лет европейские генералы убили ещё больше собственных солдат в сражениях, где лишние сто метров продвижения по фронту стоили тысяч и тысяч жизней, как в битве при Сомме.
В обеих войнах управляемые революции и мятежи стали инструментом борьбы с противниками. Россию, Германию и Австрию вывели из войны революционеры — причем если в случае последних двух держав это могло быть хотя бы частично оправдано тем, что войну они проигрывали, то Россия войну выигрывала и её крушение было невозможно предугадать.
В Первой мировой противопоставлялись «трудящиеся массы» и «кровососы-эксплуататоры», в Древней Греции радикальные демократы боролись против крупной аристократии в течение почти тридцати лет войны, устраивая революции и контрреволюции в интересах Афин или Спарты, неизменно заканчивавшиеся масштабным кровопусканием и политическими чистками. Ключевое отличие в том, что «партией войны» в Древней Греции были как раз демократы-популисты, в то время как аристократия призывала к окончанию войны — как вы помните, в годы Первой мировой за выход из войны ратовали защитники трудящихся. Навскидку можно вспомнить революции, гражданские войны и перевороты в таких важных полисах, как Керкира (427 BC), Мегара (424 BC), Менды (423 BC), Фессалия (424–423 BC) и Аргос (417 BC). Собственно, череда гражданских конфликтов вывела из войны ключевых союзников Афин или даже сделала их врагами афинян.
Интересно, что в обеих войнах социальную демагогию использовали в своих целях те, кто меньше всего в своей внутренней политике был к этому склонен. Скажем, в Первой мировой первоклассной работой с подрывными социалистическими элементами отметились казарменная юнкеровская Германия и феодальная Англия. Но это всё меркнет в сравнении с тем, как спартанцы (у которых молодые люди, в качестве «производственной практики», занимались тем, что убивали своих крепостных-илотов дабы припугнуть их) организовали в Декелее целый город (!) для рабов, куда сбежало 20 тысяч рабов из Аттики, что нанесло непоправимый ущерб экономике Афин в последнее десятилетие войны. Что характерно, на начальном этапе войны афиняне испугались сделать то же с зависимой от илотского труда Спартой, подняв восстание в Мессении, ибо боялись, что этим подадут «плохой пример» своим рабам.
Хотя, конечно, афиняне сошли с ума. Иначе как объяснить то, что после безумной, невозможной победы 406 BC они казнили своих флотоводцев (один из них был сыном Перикла) за то, что те оставили в море непогребённые трупы афинян (!). Усугублялось всё тем, что процесс был противозаконным, просто афинское народное собрание вошло в режим полного и окончательного военного безумия. Напрашиваются некоторые параллели с тем, как в феврале 1917 года Россия устроила латиноамериканскую революцию, через полгода после которой приключилась революция уже вполне африканская, по итогам которой последовали события столь страшные, что даже победа Германии в войне выглядела более умеренным сценарием по сравнению с тем, что последовало дальше. В феврале 1917-го началась агония и крушение России, без которых не были возможны ни Ленин, ни Гражданская война, ни 70 лет тоталитаризма. После оккупации Афин и уничтожения их империи власть в городе была отдана в руки комиссии из 30 граждан (т. н. «Тридцать тиранов»), одним из которых был Критий, ученик Сократа и дядя Платона, который устроил свою версию «красного террора», уничтожив 1500 граждан и бессчетное множество метеков (свободные неграждане Афин). Потом была гражданская война и свержение «тридцати», но человеческие потери и моральный ущерб были столь велики, что это подкосило всю античную цивилизацию. Тем удивительнее этот коллапс на фоне того, что имело место раньше.
«Война, которая закончит другие войны»
Годы, прошедшие с момента окончания греко-персидских войн и до начала Пелопоннесской войны, стали Золотым Веком греческой цивилизации. Греческие города в Малой Азии были защищены от персов, а греческий мир обрёл хрупкое, но всё же единство. Росло число колоний по всему Средиземноморью и за его пределами — греки всё активнее осваивали мир. Эсхил написал свои лучшие трагедии («Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды»), Софокл не отставал («Аякс», «Антигона»). В Афины зачастили люди, подобные философу Протагору, сказавшему, что человек есть мера всех вещей. В Афинах построили Парфенон и Пропилеи афинского акрополя. Появляются масштабные общегреческие праздники (Великие Дионисии, Великие Панафинеи, Элевсинские Мистерии). Друг правителя Афин Перикла, Анаксагор, успешно опровергает многие существующие суеверия и предрассудки. Появляются атомисты, чьё учение стало важным этапом в развитии европейской мысли. Наконец, именно тогда оформляется здравоохранение в привычном нам виде — в лице Гиппократа.
В 1913 году мир был богаче, защищённее, здоровее и, не побоюсь этого слова, стабильнее чем когда-бы то ни было до этого. То была Belle Époque, и пусть у неё не было Перикла, зато у неё были Толстой, Достоевский, Чехов, электричество, синематограф, массовая печать, авиация, автомобилестроение — словом, основа цивилизации. Царь Николай II, король Георг V и кайзер Вильгельм II были родственниками и много времени проводили вместе. Европейский средний класс путешествовал по континенту — страны были очень хорошо интегрированы. А самое главное — в центре была великая классическая культура.
Конечно, и греки, и европейцы вели кровопролитные войны друг с другом до этого, но, несмотря на определённую жестокость, они были «сезонные» и не столь разрушительные. Определённым исключением из правил были Наполеоновские войны, но даже им было очень далеко до кошмаров Первой мировой. Греки же сражались «по-джентельменски» и недолго — надо было закончить войну до сбора урожая, потери обычно были небольшие, просто война затянулась дольше обычного, и никто не думал, что она займёт 27 лет и унесёт столько жизней. Никто не думал, что так получится — немцы в 1914-м пытались сделать то же самое, что и в 1870-м, Россия привыкла воевать против первоклассных европейских держав, и никто не думал о том, что война закончится катастрофой. Первую мировую приветствовали виднейшие интеллектуалы своего времени, и Пелопоннесская война, до того, как растянуться на три десятилетия, рассматривалась многими современниками как логичное разрешение кризисной ситуации.
Обе войны стали чисткой среди «старых» элит — и там, и там многие потеряли жизни на войне, в результате вызванных ей бедствий: революций и эпидемий. Может показаться, что германской и австрийской элите повезло в сравнении с элитой русской, которая подверглась физическому уничтожению и изгнанию, но не стоит заблуждаться: после 1918-го дела на континенте решали уже совсем другие люди. Афины же никогда не восстановились в полной мере после этого поражения, пресеклись многие славные старые фамилии. Ну а идее греческого единства был нанесён смертельный удар.
Обе войны стали прологом к тому, чтобы центровое положение в мире заняли их более рациональные соседи. Условно говоря, в Первой мировой Европа вырыла себе могилу, а после Второй мировой с разбега прыгнула в неё. Грецию ожидала пора новых войн между Афинами и Спартой и всеми остальными (параллели с попыткой Третьего Рейха взять реванш), но спустя 60 лет вся Греция не смогла так же эффективно сопротивляться македонянам, а потом уступила влиянию римлян. Справедливости ради скажем, что через эллинистические монархии и Римскую империю греки сумели распространить своё влияние гораздо шире, чем могли бы надеяться в случае сохранения своей нестабильной независимости (как и, скажем, современная Европа распространяет свои ценности через созданный американцами интернет и под охраной американских легионов — своей высокой культуры у американцев нет и не будет), но в геополитическом отношении Греция оказалась на вторых ролях по отношению к Македонии/Риму, а Европа уступила в долгосрочном соревновании Соединённым Штатам.
Но войны также спровоцировали серьёзные изменения в философии и европейской мысли как таковой.
В платоновском диалоге «Протагор» Сократ называет войну благородным делом. Ему, как ветерану Пелопоннесской войны (сражения при Потидее, Делии и Амфиполе), виднее. Показательно, что его, как воплощение греческого Просвещения V века до н. э., казнили в 399 BC. Повод для позорного процесса над ним был не так важен для афинян, как факт того, что он воспитал Крития и Алкивиада — людей, принесших столько несчастий городу.
Обе войны породили социально-политические изменения прямо противоположного толка. Если до Великой войны все приличные страны (за исключением США и Франции) были монархиями, то после 1918-го появилась «мода» на республики и демократический строй. В Древней Греции же хаос, устроенный демократическими городами-государствами (а так получилось, что самой воинственной и жестокой стороной проявили себя афиняне), разочаровал ведущих мыслителей в демократии как таковой, в результате чего такие влиятельные мыслители, как Платон и Аристотель, стали склоняться к тому, что наилучшим общественным строем является именно монархия. Получилось у них столь убедительно, что до следующей самоубийственной европейской войны монархия оставалась наиболее пристойной формой правления.
Главный же урок обеих войн заключается в том, что мир опасен и непредсказуем. Ни Перикл, ни Франц-Иосиф I не хотели таких жертв, «просто так получилось». Они оба умерли, не застав морального, нравственного и политического падения своего мира. Но я не уверен, что они бы попытались предотвратить войну, если бы у них была эта возможность. Сильные мира сего любят играть в кровавые игры с неясным исходом. Единственное, о чём может и должен думать в такой ситуации любой порядочный человек, не облечённый властью — как защитить свою семью, достоинство и имущество.
***
Красивым послесловием к обеим войнам стал исход двух армий: одна шла к морю, другая стремилась к океану.
Использованная литература:
— Фукидид «История»
— Все труды на эту тему от Дональда Кагана. Кстати, он — отец Роберта Кагана, мужа Виктории «Печеньки» Нуланд, уже знакомого нашим подписчикам.
— Франсуа Шаму «Цивилизация Древней Греции»
— Стивен Прессфилд «Приливы войны»
— В.М. Страгецкий «Афины и Спарта в борьбе за гегемонию»
— И.Е. Суриков «Античная Греция: политики в контексте истории»
— А.И. Зайцев «Культурный переворот в Древней Греции»
— Anton Powell «Athens and Sparta: Constructing Greek Political and Social History, from 478 BC»
— Geoffrey de Ste Croix «The Origins of the Peloponnesian War»
— Victor Davis Hanson «A War Like No Other: How the Athenians and Spartans Fought the Peloponnesian War»
— Malcolm McGregor «The Athenians and their Empire»
— «The Athenian Empire», edited by Polly Low
— Charles Emmerson «1913: In Search of the World Before the Great War»
— Все публикации из серии «Спутник Первой Мировой»
