Россия и Пруссия, враги или партнеры? Часть II

Ранее: часть первая

В это же время в Северной Европе началась новая война. Во время поездки Великого Посольства Петр I договорился с курфюрстом саксонским и польским королем Августом Сильным, а также с датским правителем Фредериком IV о вступлении в войну со Швецией.

Обстоятельства, казалось, благоприятствовали — 5 апреля 1697 года умер шведский король Карл XI. 7 мая того же года его наследник, Карл XII, чуть не сгорел. В 14.00 жители заметили поднимающийся белый дым над Королевским дворцом. Начальник одного из пожарных расчетов Стокгольма Андерс Андерссон пытался вместе с пожарным расчетом как можно быстрее попасть ко дворцу, но к тому времени, когда пожарные подъехали к воротам, они уже пылали, и огонь преградил им дорогу. Пламя охватило все здание почти мгновенно (ибо дворец был деревокаменным, и в перекрытиях образовалась обратная тяга), огонь мгновенно распространился во все стороны по деревянным перегородкам. Те перегородки, которые не горели, успешно помогала поджигать медная крыша, ведь медь — отличный проводник тепла.

Еле спасли королевскую семью и тело усопшего Карла XI (его как раз начали вскрывать днем ранее, ибо было подозрение, что умер не своей смертью, а был отравлен), которое пришлось перед выносом спешно зашивать — ведь не вынесешь же на улицу распотрошенного короля!

Виновных не нашли и не искали, а просто назначили: командиры пожарных расчетов Андерс Андерссон и Маттиас Ханссон, и начальник стокгольмских пожарников Свен Линдберг. Причем обвинили пожарных в том, что пожар (по горькой иронии судьбы) начался как раз в комнате дворцового брандмейстера. Двое было казнены, их забили шпицрутенами во дворе сгоревшего замка, а Андерс Андерссон угодил на каторгу на 10 лет.

Пошли разговоры о том, что надо бы строить новый дворец, но тут все уперлось в фигуру Карла XII. Карл XII был 15-летним оболтусом со сложным взрывным характером и юношеским максимализмом. Так вот, наследник заявил, что ничего строить он не хочет, а пожар ему вообще-то понравился, прикольно же — почти как на войне. А деньги, которые министры предлагали потратить на дворец, он бы хотел потратить на новые пушки и новые полки. Если же денег не хватит — он готов еще что-нибудь сжечь, чтобы получить дополнительное финансирование. Сам же Карл вполне может прожить на Ратушной площади в солдатской палатке.

Собственно, Карл это и продемонстрировал сразу же. Его сестра, Ульрика-Элеонора, жила во дворце Врангеля на Риддархольмен, сам же новый король появлялся там нечасто, предпочитая напиваться допьяна с солдатами и спать у солдатских костров, в кабаках на лавках или в палатках.

Ну а летом 1698 года Карл XII славно покуролесил со своим кузеном Фредериком Голштинским. Вместе два безбашенных подростка (в случае Фредерика — скорее переростка, ибо ему было 28 лет) напивались до изнеможения, и то скакали по площадям Стокгольма голыми, срывая шляпы с прохожих, то врывались в дома и выкидывали на улицу мебель, то вишневыми косточками плевались на государственном совете в министров. Кроме того, рубили головы овцам, собакам, кошкам, свиньям (особенно круто считалось срубить голову с одного удара). Прошло это помешательство у Карла XII в 1699 году, когда он в очередной раз напился с Фредериком, убил дворцового медведя и вывалился из окна. 17-летний король, проспавшись, дал сам себе зарок — с этих пор не пить ничего крепче пива.

Поэтому, думаю, понятно, что серьезно летом 1700 года Карла XII никто не воспринимал. Кстати, эти пьянки и кутежи с Фредериком Голштинским имели неожиданное продолжение — Карл послал другу-собутыльнику в помощь шведские войска, и Шлезвиг-Гольштейн с лета 1699 года начал возведение укреплений на спорных с датчанами территориях, где эти шведские войска и были размещены.

Первым боевые действия начал Август Сильный. Выступал он в этой войне как курфюрст Саксонии, ибо сейм Польши не дал согласия на использование польских вооруженных сил в столкновении со Швецией. 12 февраля 1700 года саксонские войска (12 тыс. пехоты и 600 кавалерии по шведским данным) из польской Курляндии неожиданно сделали марш к Риге и осадили город. Саксонцы не взяли с собой тяжелой артиллерии, лишь «личное оружие, лестницы и ручные гранаты», согласно отчету шведского капитана Дидерихсена. План был совершенно безумный — увидев, что большая армия осадила Ригу, город откроет ворота и сдастся. Однако «что-то пошло не так».

Командующий гарнизоном Эрик Дальберг смог быстро организовать оборону, саксонцы смогли лишь захватить крепости в предполье — Кобершанц и Динамюнде, потеряв при штурме последней 248 человек убитыми и 435 ранеными. Осада продлилась до мая, а дальше саксонцы узнали, что к Риге идет подкрепление из Финляндии (3200 штыков под командованием Майделя), сняли осаду и бежали на польскую территорию.

Вторая осада Риги началась 26 июля, уже под руководством Августа Сильного и Паткуля¸ и была такой же безуспешной, как и первая. 8 сентября саксонцы поспешно отступили, и причину мы опишем ниже. Дело было в Дании.

Для датского короля шведско-голштинские действия по укреплению спорных территорий в 1699 году оказались решающим мотивом вступления в союз с Россией и Саксонией против Швеции. И 17 мая 1700 года датчане осадили голштинскую крепость Тенинген.

Датский флот начал подготовку к войне с февраля, и к 10 мая было вооружено и готово к выходу в море уже 20 линейных кораблей и 20 фрегатов, которые возглавил лейтенант-генерал Ульрик Гульденлеве. 24 мая после проведенного военного совета датчане решили подойти к Карлсконе, чтобы запереть там шведский флот и предотвратить возможную перевозку шведской армии в Померанию и Данию. В принципе, на этом можно было и закончить всю войну, поскольку шведский флот не рискнул выйти в море, помериться силами с датчанами. Но…

Об этом мы уже говорили в серии про «русско-английское сотрудничество и соперничество в 1709–1721 годах» — чуть ранее, 13 января 1700 года, Вильгельм Оранский в лице Англии и Голландии заключил со Швецией союз, вписав ее в «Акт об Устроении». Дело в том, что Вильгельм Оранский не имел наследников мужского пола, не имела их и дочь Якова, королева Анна (вернее, ее сын, герцог Глостер, был к 1700 году не жилец, мальчик постоянно болел, шла кровь носом и горлом, и умер он 30 июля 1700 года, то есть через полгода), а возвращения католиков на трон Англии сильно боялись. Из протестантов подходили только наследники Ганноверской династии. Ганновер на тот момент имел союз со Шлезвиг-Гольштейном, который, в свою очередь, имел союз со Швецией.

Таким образом, Дания, начав боевые действия против Шлезвиг-Гольштейна, сама того не зная раскрутила маховик тайной английской политики. И 28 мая король Дании Фредерик IV получил ноты от английского и голландского послов, в которых указывалось, что необходимо заключить мир с Голштинией и Швецией до 1 июня, и что для обеспечения этого требования правительства данных стран высылают к Зундам 10 английских и 13 голландских кораблей.

5 июня англо-голландский флот под командованием вице-адмирала Джорджа Рука и лейтенант-адмирала Филиппа Альмонда появился у берегов Дании. А 8-го числа их корабли кинули якорь в Гетеборге.

27 июня Рук и Альмонд крейсировали у северной оконечности Зеландии, не давая Гульденлёве с 29 кораблями выйти из Хельсингера. 2 июля 1700 года шведы, пользуясь тем, что англичане и голландцы просто выключили из борьбы датский флот, вышли в море с 34 кораблями и 11 фрегатами (командующий — генерал-адмирал Ганс Вахмейстер) и двинулись к побережью Дании. Через 5 дней шведы соединились со своими нежданными союзниками.

Меж тем Гульденлёве, отрезанный от своих берегов англо-голландцами, искал возможности прорваться к Копенгагену, который без флота остался совсем беззащитен. Он попытался пройти пролив Эресунн у побережья Швеции, 11 июля бросил якорь у острова Вен, но к датской столице пройти так и не смог, и был заблокирован Руком на мелях Миддельгрундена.

Тем не менее для шведов возникли непредвиденные трудности. Дело в том, что датский флот перекрыл самый глубоководный проход к Копенгагену, канал Дрогден же (между островами Амагер и Сальтхольм) был слишком мелководен для больших шведских кораблей, к тому же очень запутанный, со сложной навигацией, и шведам неизвестный. Проходы же через канал Флинтеренден (между островами Сальтхольм и Мальмё) были еще мельче.

Вахмейстер в этой ситуации не придумал ничего лучше, чем… отправить часть своих кораблей домой. 4 корабля ушли в Карлскрону, остальной же флот двинулся каналом Флинтеренден, который достаточно успешно форсировал, лишь 4 корабля из 29-ти вылетели на мель.

Вскоре англо-голландцы соединились со шведами и начали движение на Копенгаген. Гульденлеве же не оставалось ничего другого, как отойти на защиту столицы. 19 июля начался обстрел Копенгагена с моря, но вскоре он был признан неэффективным, и сообща решили, что лучшей стратегией будет высадка войск и атака датской столицы.

Из-за организационных неурядиц высадку смогли организовать только 4 августа, до этого произведя еще одну не слишком удачную бомбардировку Копенгагена. Высадка прикрывалась 10 линейными кораблями, которые отбили все попытки датчан помешать десанту.

Стоит также отметить, что попытки высадок шведов на островах Сковсховед и Амагер были отбиты с большим уроном для шведов.

Фредерик IV очень надеялся на своих союзников — Польшу и Россию, однако Август Сильный смог только к 8 августа мобилизовать в Саксонии всего 4000 солдат (остальные войска были задействованы в Ливонии), царь Петр обещал 10000 воинов, но когда они придут — неизвестно. Меж тем шведы смогли высадить всего 4000 человек, далее на море разыгралась непогода и перевозка войск была приостановлена. Дания, имевшая сильный флот, но слабую армию, оказалась в патовом положении. Король понимал, что надежды на помощь России и Польши призрачны, поэтому 18 августа 1700 года в городке Травентхаль подписал со Швецией договор о мире. Согласно кондициям, Дания обязалась выплатить Швеции 260 тысяч ригсталлеров и отказаться от территориальных претензий к Голштинии. 23 августа Рук сообщил королю Дании что теперь он с чистой совестью снимает блокаду с Миддельгрундена и уходит домой.

Перед этим, поскольку Морским Державам было совершенно не нужно, чтобы Швеция завоевала Данию, союзники настояли на выводе шведских войск с датской территории под их контролем. Теперь уже Рук и Альмонд вошли в соглашение с королем Дании, датский флот 29 августа вышел из гавани и выстроил линию между союзниками и Копенгагеном. Шведские войска грузились на свои корабли под прицелами орудий датского флота. 8 сентября шведский флот отплыл к югу, союзники 10 сентября миновали Зунды и ушли к своим портам.

Так вот, слухи о заключенном Травендальском мире до русских не дошли, и о выходе Дании из войны в Москве еще совершенно не знали. Заключив 8 августа 1700 года мир с Турцией, Петр I решил 30 августа объявить войну Швеции. Указ о начале войны был оглашен в Москве, но и только. Шведам уведомление решили не посылать — «в свое время сами узнают». В тот же день выступили в поход передовые отряды Головина и Вейде.

И тут 6 сентября Петр получил донесение от Августа, что скоро в Пернов (Пярну) ожидается прибытие Карла XII с примерно 18 тысячами штыков, и что саксонцы дадут им бой. Однако 18-го, как мы помним, Август решил уйти от Риги подальше.

14 сентября передовой отряд русских войск подошел к Нарве, и внезапно атаковал шведский пикет, захватив в плен рейтара и горожанина. Шведы о войне не знали (поскольку им войну русские еще не объявляли) и сильно удивились. На следующий день нарвский комендант Горн послал к русским парламентеров с жалобой и требованием вернуть пленных. Ему ответили, что вообще-то Швеции объявлена война, так что пусть радуются, что не убили. Горн, получив это известие, спешно отправил гонцов в Ревель и Стокгольм, и усилил оборону Нарвы.

21 сентября русской конницей был захвачен оставленный шведами Ям (Ямбург), а в Ревель подошло подкрепление из Финляндии — примерно 5–6 тысяч человек. 23-го началась атака Ивангорода, которая оказалась неудачной, а наши войска форсировали Нарову и начали устраивать военный лагерь.

В Стокгольме узнали о начале войны с Россией лишь 1 октября, русский посол Хилков был вызван к канцлеру Оксенштерне, однако ситуация оказалась воистину идиотской — русский посол ничего не знал о начале войны со Швецией. Карл же находился с Королевским Советом в Карлскроне (как мы помним, туда его отвезли после победы над Данией союзники). Когда ему сообщили об атаке русских, он не поверил и предположил, что это один из саксонских отрядов. Решение пришло на ум очень быстро: от спешно собрал 6–7 тысяч штыков, бывшие под рукой, посадил их на корабли (8 линкоров, 3 фрегата), с которых сняли пушки и припасы, и отплыл из Карлскроны 11 октября 1700 года.

Плавание, предполагавшее 2–3 дня, неожиданно затянулось — на траверзе Стокгольма корабли попали в шторм, в результате которого их раскидало по морю. Мелкие корабли вернулись обратно (а с ними и почти половина взятого с собой пороха), к Карлсхамн (недалеко от Карлсконы), часть кораблей получили повреждения, из-за этого в грузовых трюмах утонуло много лошадей, были подмочены и пришли в негодность припасы, несколько десятков солдат и драгун умерло.

Когда утром 16 октября Карл, пошатываясь от перенесенной морской болезни, вышел на пристань Пярну, его первыми словами были: «Больше никаких перевозок войск по морю!»

Вместо 6–7 тысяч солдат в Пярну попали только 4700, из них — 340 артиллеристов, измученные штормом и морской болезнью. Король оставил войска приходить в себя, а сам с небольшим отрядом отбыл в Ревель — инспектировать крепость и разузнать обстановку.

Чуть ранее, 4 октября, к Нарве прибыл Петр I с 19 батальонами. Там его встретил саксонский инженер Алларт, подавший царю меморандум, какую артиллерию и какие припасы нужно достать для правильной осады города. Понятно, что у русских в наличии было примерно 30–40% от требуемого, а больше было взять нечего и негде.

11 октября началась осада Нарвы. Осадные пушки начали прибывать только 13–21-го числа, и только 21-го была проведена первая, пробная бомбардировка крепости. Бомбардировка совершенно неудачная, поскольку в наличии имелось только 29 орудий калибром от 22 до 6 фунтов, к ноябрю их количество удалось довести до 195-и единиц, правда, из них только 41 — большого калибра, остальные — не более 6 фунтов, а самое большое представительство (64 единицы) — 3-фунтовки.

Петр узнал о высадке Карла лишь 23 октября, когда шведский король в Ревеле уже формировал ополчение, и отослал казачьи разъезды к Пскову и Новгороду в попытке предугадать действия шведа. Карл же в Рюэне соединяется со своими войсками (4350 человек) в составе 2 сводных батальонов из финских полков рижского гарнизона, рейтарских полков Тизенгаузена, Абосского, Ниландского и Карельского драгунских батальонов.

Шведы выдвинулись к Везенбергскому замку (Раквере), расположенному на полпути между Ревелем и Нарвой.

Чуть ранее, 24 октября, в Раквере подходит поместная конница Шереметева, которая должна быть глазами и ушами русской армии у Нарвы. Оба отряда встречаются у Раквере 5 ноября, и передовые разъезды сообщают о соприкосновении с противником Шереметеву. Последний принимает решение отойти к Пурцу, в 36 верстах восточнее Раквере. Русские расположились в Пурце в крестьянских домах, не выставив часовых, и внезапная атака шведов стала для них полнейшим сюрпризом. Шведы внезапно зашли в деревню, подожгли её и получили возможность перебить застигнутых врасплох русских поодиночке. Несколько русских кавалеристов сумело убежать в Пованду и сообщить Шереметеву о произошедшем. Шереметев, в свою очередь, немедленно выслал на помощь крупный отряд, состоящий из 21 кавалерийской роты, которому удалось окружить шведов у Вариеле.

Пленные показали, что в Раквере стоит Веллинг с 5 тысячами кавалерии и на днях ожидается подход короля с 30–32–тысячной армией. Известия эти достигли осадного лагеря 10 или 11 ноября 1700 года.

При этом Шереметев делает большую ошибку — он решает, напуганный такими сведениями, отвести конницу еще на 33 версты восточнее. Напомню, что Раквере находится на полпути между Ревелем и Нарвой, а также между Пярну и Нарвой. Это своего рода центральная позиция. Шереметев, отступив от Раквере к Пюхайоги, ограничил возможность глубины разведки расстоянием Пурц-Нарва.

Шведские войска сосредоточились в Раквере без помех (кроме 600 драгун Шлиппенбаха, которые контролировали движения русских к северо-западу от озера Ильмень) и двинулись к Пюхайоги.

18 ноября Петр провел военный совет, где было выяснено, что русские войска по сути к осаде не готовы, пороха и ядер хватит всего на 20 часов обстрела, и припасы взять рядом негде. Долго обсуждали, что делать, в результате решили попробовать взять штурмом Ивангород. Однако все планы смешала шведская вылазка из Ивангорода, которая нанесла большие потери стрелецким батальонам Елчанинова и Сухарева (48 убитых, 63 раненых). В результате атаку Ивангорода отложили. 22 ноября капитан Преображенского полка Гумерт бежал в Нарву со всеми картами и планами.

27 ноября шведские войска атаковали конницу Шереметева, совершенно забывшую о разведке, и шведы внезапно оказались всего в 20 верстах от русского осадного лагеря.

Скорее всего, на тот момент русских охватила паника. 29 ноября Карл проводит смотр войск, у него в наличии вместе с подкреплениями и ревельским ополчением 10537 человек при 37 орудиях и 111 кавалеристов. В тот же день Петр спешно покидает армию, передав командование герцогу де Кроа, который, как в дешевой комедии, вообще-то приехал как посланник от Августа Сильного — договариваться, чтобы русские приняли участие в походе на Ригу в следующем году. Почему де Кроа не отказался — непонятно.

Карл успел провести рекогносцировку и даже замерить глубину рва перед лагерем. У шведов тоже было не все в порядке — к этому времени они страдали от голода, морозов и болезней. Начался падеж лошадей, две недели солдаты месили непролазную грязь, которая теперь замерзла. Любое промедление обещало новые небоевые потери, и Карл XII решился. Утром 30-го он нанес удар, пользуясь начавшейся метелью. По счастливой случайности, он ударил там, где русские полки из-за метели («в такую погоду хозяин даже собаку на улицу не выгонит») сняли пикеты и дозоры, и удар шведов оказался совершенно неожиданным. Дав залп с 30 шагов, каролинеры перешли на бег и врубились в ряды русских штыками и палашами. Эта тактика стала настолько неожиданной для полков Петра, что они просто начали разбегаться.

Другие русские полки не могли подойти к месту прорыва, поскольку шведская конница и пехота Стенбока сковала их боем, войска Трубецкого просто бежали, оказали сопротивление лишь две дивизии Вейде. Отдельно стоит упомянуть полк Александра Гордона, который перешел в неожиданную для шведов контратаку, и эта контратака увенчалась относительным успехом:

Послал меня высокородный господин генерал и кавалер Адам Адамович Вейде, чтоб войти в оный редут и повернуть пушки и поставить в линию и неприятеля в конфузию привесть, и взял с собой солдат 20 человек, и пробился сквозь их линию, и вошед в редут, и взяв пушки, и поставил в линию, и стал палить из них неприятелю во фланги, и привел в конфузию неприятеля. И как наступили на него с полками, то вынужден был бежать из линии, и следовали за ним до полку Петра Девсон, который был в дивизии Автонома Головина.

Штаб во главе с де Кроа сдался практически в полном составе. Левый фланг под командованием Вейде также сдался на милость неприятеля. Часть русских полков, дабы прикрыть переход русских войск по мосту на другую сторону Наровы, организовала у моста шверпункт, который неистово обороняла, и это не дало Карлу нанести последний удар по отступающим.

Конница Шереметева отошла по левому берегу Наровы до Сыренска, форсировала реку по тамошнему мосту и прибыла в Псков.

И в течение ночи русские капитулировали. Пленных было очень много. Те полки, которые оружие не сложили (правый фланг и центр), были, согласно условиям капитуляции, выпущены с оружием. В шведский плен попал весь генералитет главной армии: де Кроа, Багратиони-Имеритинский, Головин, Вейде, Трубецкой и Бутурлин. Потери русских достоверно неизвестны, но вряд ли превышали 25% от численности армии.

К утру русская армия как организованная сила перестала существовать. Из письма вице-гофмаршала Карла Каспара Верде отцу:

Мы никогда не праздновали более великой победы, так как атаковали с 8000 человек 40 000 укрывшихся в укреплении; говорили, что их было 80 000, но в действительности их в укреплении не могло быть более 40 000; мы захватили около 130 хороших пушек, из которых 100 были отлиты из чугуна и били с невероятной силой, некоторые из них стояли против Ивангорода, и 40 мортир, хороший запас пороха, бомб, гранат и ядер, их лагерь со всеми палатками и бесценной добычей в них, так что наши солдаты вывозили добычу на протяжении 8-ми дней, помимо всего взято было более 200 штандартов и знамен.

Что касается Петра — он писал позже:

Сия шведская победа в то время зело была печално чювственная, и яко отчаянна всякия впредь надежды, и за великий гнев божий почитали <…> Ныне, когда о том подумать, во истину не гнев, но милость божию исповеда-ти долженствуем, ибо, ежели б нам тогда над шведами виктория досталась, будучи в таком неискустве во всех делах, как воинских, так и политических, то в какую б беду после нас оное щастие вринуть могло.

А так «сие нещастие (или, лучше сказать, великое счастие)», способствовали тому, что «неволя леность отогнала и к трудолюбию и искусству день и ночь принудило».

Прежде всего Петр понял, что совершил организационную ошибку. У него на 1700 год было довольно много генералов, обладавших реальным боевым опытом, но все они были распределены по южным областям: братья Ригимоны — в Белгороде, Кольцов-Мосальский и Гулиц — в Севске, Менгден — в Киеве, Цей — в Смоленске, Полман — в Таганроге, и т. д. Вместо опытных генералов при Нарве командные должности получили друзья юности Петра, соратники и собутыльники, никаким боевым опытом не обладавшие — Головин, Репнин, Трубецкой, Бутурлин, Багратиони-Имеритинский, Вейде и другие. Как результат — неустойчивость в бою, полная неразбериха и поражение.

После конфузии под Нарвой в строй срочно вернули уже обстрелянных генералов, должности стали раздавать не за «поддержку линии партии», а по реальным заслугам, либо приглашали из-за границы офицеров с боевым опытом. В зиму же 1701 года потери в младшем командном составе были оперативно восполнены за счет дополнительного массового назначения в солдатские полки младшими офицерами (поручиками и прапорщиками) московских чинов.

При Нарве русские войска потеряли и всю артиллерию. Чтобы хоть как-то возместить потери, 4 февраля 1701 года Петр издал указ:

Для нынешнего воинского случая, по переписке из Приказу Большаго Дворца на Москве, и в подмосковных монастырях, и в Московском уезде, и во всех городах у соборных и у прихоцких церквей, и во архиерейских и боярских домах, и в монастырях, и в вотчинниковых селах у церквей взять на Пушечной двор в пушечное и в мазжерное литье ис колоколов весом четвертую часть, сколько по весу пудов, где в котором звону во всех колоколах явится.

За несоблюдение этого срока предусматривалось взимание пени (по два рубля с каждого пуда).

Надо сказать, что к таким мерам русские цари прибегали и раньше, и покушался Петр в основном не на колокола, а на запасы колокольного железа при монастырях.

Во исполнение указа начался сбор четвертой части колоколов и отправка их в Москву. Так, от города Углича было собрано 356 пудов 19 фунтов 2 золотника колокольной меди; от Вологды — 705 пудов 7 фунтов 72 золотника; от церквей Вологодского и Белозерского уездов — 219 пудов 21 фунт; от Кирилло-Белозерского монастыря — 416 пудов 7 фунтов 48 золотников; от Воскресенского Череповецкого монастыря и приходских церквей монастырских сел — 34 пуда 18 фунтов.

В то же время указ предусматривал возможность присылки вместо колоколов соответствующего количества красной (чистой) меди и «аглинского олова» (из расчета 6 фунтов на пуд меди).

Однако литье орудий из колокольной меди было затруднено вследствие разницы в химическом составе «колокольного» и «пушечного» сплавов. Отливка колоколов осуществлялась из сплава, состоявшего примерно на 80% из меди и на 20% из олова, в то время как артиллерийские орудия отливались из сплава 90% меди и 10% олова. Чтобы получить нужный для литья пушек сплав меди и олова, требовалось увеличить содержание красной (чистой) меди. Однако собрать необходимое ее количество было крайне сложно. В России в XVII веке медь выплавлялась в незначительном количестве и в основном поступала из Швеции, с которой теперь шли боевые действия. В условиях начавшейся Северной войны оставалось использовать лишь все имевшиеся внутренние резервы.

Но красной (чистой) меди не хватало, и к июню 1701 года из имевшихся на пушечном дворе запасов в 90 тысяч фунтов меди было использовано всего 3 тысячи. И все же к концу 1701 года на Московском Пушечном дворе было изготовлено 269 орудий: 245 пушек, 12 гаубиц и 12 мортир. Поскольку пушечной меди не хватало, стали делать орудия из колокольной, что отразилось на качестве орудий. «Постнарвские» пушки оказались отвратительного качества и склонны к разрывам.

Понимая, что с такими пушками войну не выиграть, царь решил организовать геологическую разведку в России, чтобы найти либо медь, либо железо. И позднее, когда были обнаружены олонецкие и уральские руды, вопрос производства орудий перестал иметь такую остроту. К 1713 году основными пушками стали орудия из чугуна. Ну а предприятия Демидова с 1704 года начали поставки меди на казенные заводы и Пушечные дворы, что наконец-то помогло начать лить медные пушки соответствующего качества.

Так началась для России Северная война. А что же Пруссия?

На тот момент она сохраняла нейтралитет и более всего пеклась о признании ее королевством. Петр, нуждавшийся если не в союзниках, то хотя бы в дружественных нейтралах, признал за Фридрихом I королевское достоинство в 1703 году. Шведский Карл XII новое королевство не признавал, именуя Фридриха маркграфом Бранденбургским. Однако на первых порах прусский король политически поддерживал Карла XII (хотя имел налаженные торговые связи как с Россией, так и с Саксонией), слишком уж хорошо помнили в Германии разорение времен Тридцатилетней войны.

Карл же после разгрома русских под Нарвой обратил свои взоры на Саксонию. Как мы с вами помним, Данию он вывел из войны одним ударом, Россию, как он считал, тоже, осталось наказать Августа Сильного. Весной 1701 года он разбил cаксонцев в битве на Двине и двинулся вглубь Польской Курляндии. Осажденный Августбург с сильным гарнизоном (1074 человека) остался глубоко в тылу, и Карл вошел в Польшу.

Армии Швеции и Саксонии были просто несравнимы — Карлу, опустошив почти все гарнизоны и оставив самый минимум на оборону Прибалтики, Финляндии и Швеции, удалось собрать 40 тысяч войска, тогда как саксонская армия насчитывала 155660 штыков и сабель (при этом в поле могла выставить 51500 пехоты, 30 тыс. кавалерии, и 26200 драгун). Однако саксонские войска оказались раскиданы на большой территории, и шведы получили возможность бить их по частям.

В битве при Клишове Карл с 6700 пехоты и 3300 конницы разгромил 21-тысячную польско-саксонскую армию, при этом Август потерял всю артиллерию и знамена. Для Карла победа далась нелегко, и он остался на зимние квартиры в восточной Польше, в Белоруссии. Следующим летом он вторгся в Великую Польшу, взял Краков, Август же отступил к Сандомиру, а также попытался пойти на переговоры с Фридрихом I, дабы Пруссия вступила в войну на стороне Саксонии. Карл, узнав об этом намерении, двинулся на север, и при Пултуске 21 апреля 1703 года разгромил саксонскую конницу под командованием фон Штейнау. Далее шведы осадили Торн (Торунь), где было сосредоточено 6000 саксонской пехоты, и после пятимесячной осады взяли крепость.

В 1704 году, надавив на польский Сейм, Карл XII поставил над Польшей нового короля, Станислава Лещинского (которого Пруссия от греха подальше сразу же признала), и двинулся на юг, в Малую Польшу, чтобы разбить остатки войск Августа. В общем, шведский король просто увяз в Польше, чем воспользовался Петр, подобно Александру Борджиа обирая Прибалтику лепесток за лепестком, то есть занимая один город за другим. Сначала пали Нотебург и Ниеншанц, потом пришла очередь Дерпта и Нарвы. Русская армия постепенно модернизировалась, «тренируясь на кошках», то есть на малочисленных шведских гарнизонах, отрабатывала тактику, взаимодействие родов войск, осадные действия.

Дабы не дать Карлу решить «польский вопрос», в Белоруссию были направлены русские войска под командованием маршала Огильви, однако в бою у Фрауштадта русско-саксонские войска были разбиты, и 14 сентября 1706 года Август Сильный отрекся от польского престола. Шведы преследовали русских до Гродно, а потом вернулись в Польшу.

В августе 1707 года Фридрих, обеспокоенный сохранностью своего королевского домена, Пруссии, заключил со Швецией военный союз. Ну а в 1708 году началась русская кампания Карла XII, закончившаяся для шведов разгромом под Полтавой и пленением почти всей шведской армии у Переволочны.

Как я уже отмечал, Полтава полностью смешала весь расклад сил в Европе. Еще в 1708 году маркиз де Торси (читатели наверняка его помнят по великолепному фильму с Кириллом Лавровым «Стакан воды»: «как пишут в газетах, дорогой друг, шведский король Карл наконец настиг армию царя Петра возле какой-то Полтавы») издевательски писал про русских: «в этой армии 80 тысяч трусов, которых обратят в бегство и 8 тысяч шведов», однако в 1709 году мнение всей Европы, и самого маркиза де Торси, резко поменялось.

Ситуация для Швеции осложнялась еще и тем, что потерянная армия была по сути единственной свободной силой, остальные войска были нужны для обороны Прибалтики, Финляндии, Шведской Померании и собственно Швеции. Это поняли и ее враги. С молниеносной быстротой 17 июля 1709 года (то есть через месяц после Полтавы) короли Дании и Пруссии, а также курфюрст Саксонии Август Сильный начали переговоры о заключении антишведского союза. Пруссаки в результате решили выждать, тем более что в 1708-1709 годах Восточная Пруссия пережила страшный голод, много людей умерло от голода и тифа (этого вечного спутника голода), эпидемия унесла более двухсот тысяч человек — около половины населения, регистрировались даже случаи людоедства, но сам факт переговоров говорил о многом.

В 1711 году русская армия численностью в 12 тыс. солдат шла через Польшу на запад, чтобы атаковать шведские владения, лежавшие к северу от Берлина. Эта операция планировалась как союзная, и в середине августа 12 тыс. русских, 6 тыс. саксонских и 6 тыс. польских войск прошли через Восточную Пруссию в нескольких милях от Берлина через территорию Бранденбуга под зубовный скрежет Фридриха I, который, однако, вынужден был смириться с подобным положением вещей. К ним присоединился датский контингент, и далее союзные войска осадили Штральзунд и Висмар. К несчастью, из-за разногласий между командующими союзников и недостатка осадной артиллерии ничего не вышло. Началась осень, осаду сняли, и войска остались зимовать в Померании. Весной 1712 года они выступили на Штеттин, но опять несогласованность действий и нехватка орудий привели к неудаче. Русская армия, на этот раз под началом Меншикова, блокировала ворота крепости, но не смогла организовать эффективной осады. Датский король Фредерик IV обещал поставить артиллерию, но вместо этого бросил все свои орудия к Бремену и Вердену, пытаясь отбить их у шведов, — эти города по другую сторону полуострова Ютландия представлялись ему более лакомым куском, чем Штеттин. Меншикову датчане заявили, что осадную артиллерию нужно требовать с поляков. Прибывший под Штеттин Петр был в гневе и писал датскому королю:

Я чаю, что уже Вашему Величеству известно, что я не только то число войск, которое поставлено в прошлом годе в Ярославле с королевским величеством польским, для здешних действ поставил, но троекратно более умножил, к тому же и сам сюды прибыл, не щадя здоровья своего, чрез всегдашнюю фатигу и нынешний так далекой путь для общих интересов; но по прибытии моем сюда обрел войско праздно, понеже артиллерия, от вас обещанная, не точию не прибыла, но когда я Вашего вице-адмирала Сегестета, яко командира над оною спросил, который мне ответствовал, что оная без особливого Вашего указу быть сюда не может. Я зело в недоумении, чего для такие перемены чинятся и время так благополучное вотще препровождается, из которого, кроме убытку, как в деньгах, а паче в интересах общих и посмеяния от неприятелей наших, ничего нет, Я всегда был и есть готовым своим высоким союзникам все, что интерес общий требует, вспомогать, что всегда с моей стороны исполнено. Ежели же сего моего прошения (о присылке артиллерии) исполнить не изволите, то я пред Вами и всем светом оправдаться моту, что сия кампания здесь нет от меня опровергнута, и тогда я невиновен буду, что, будучи без действа сам, а людей своих принужден буду вывесть в свою землю, ибо напрасного убытку от дороговизны здешней, а наипаче бесчестия от неприятелей понести не могу.

Датчане орудий так и не прислали, и Петр поехал на воды в Карлсбад, по пути заехав в Берлин. О его пребывании в Берлине в 1712 году остались такие мемуары:

Царь приехал сюда в прошлый вторник в семь часов вечера. Мы находились в курительной комнате, когда пришел фельдмаршал с докладом, и король спросил меня, какой прием оказывали царю в Дрездене. Я сказал, что хотя король (Август) отсутствовал, царю предлагали всяческие почести, однако он их отклонил и поселился в частном доме. Его Величество ответил, что также предложит царю все, что сможет…

Царь направился во дворец и, поднявшись по потайной лестнице, застал короля в его спальне, где он играл в шахматы с наследником. Оба монарха провели вместе полчаса. Затем царь взглянул на апартаменты, в которых останавливался датский король, похвалил, но отказался их занять. Наследник дал ужин, на котором присутствовало восемь человек, не считая царя, который не разрешил никаких тостов, ел, хотя уже поужинал, но не пил…

Вчера царь пришел к королю в курительную комнату, надев нарядный красный камзол, расшитый золотом, вместо своей мантии, в которой ему показалось слишком жарко, и отправился ужинать. Он был столь галантен, что подал руку королеве, надев сначала довольно грязную перчатку. Король и все королевское семейство ужинали с ним… Царь превзошел самого себя. В продолжение всего вечера он не рыгал, не испускал непристойных звуков, не ковырял в зубах — по крайней мере, я не видел и не слышал, чтобы он это делал, — и беседовал с королевой и принцессами безо всякого смущения. Толпа зрителей была очень велика. Он обнял короля на прощание и, отдав общий поклон всей компании, вышел таким размашистым шагом, что король не мог за ним угнаться.

Таким образом, прусский король поддерживал нейтралитет, но теперь его нейтралитет был дружественен России.

Все изменилось со смертью Фридриха I 25 февраля 1713 года. На трон Пруссии взошел Фридрих-Вильгельм I, который позже получил прозвище «король-солдат». Я уже говорил в серии «Россия и Англия» о его внутренних реформах, сейчас же остановимся на внешней политике.

В марте 1713 года в Берлин прибыл Петр I, который предложил Пруссии присоединиться к антишведской коалиции. Фридрих-Вильгельм отказался, сказав, что ему нужен год, чтобы привести финансы и армию в порядок после царствования своего отца. Как писал сам Петр:

Здесь нового короля я нашел зело приятна к себе, но ни в какое действо оного склонить не мог, как я мог разуметь для двух причин: первое, что денег нет; другое, что еще много псов духа шведского, а король сам политических дел неискусен, а когда даст в совет министрам, то всякими видами помогают шведам, к тому же еще не осмотрелся…

Меж тем в Померании высадилась новая 18-тысячная шведская армия под командованием Магнуса Стенбока, которую скандинавы набрали напряжением всех сил. С самого начала Стенбока постигла крупная неудача — датский флот перехватил караван шведских грузовых судов с трюмами, набитыми провизией, боеприпасами и порохом, которые предназначались для его армии, и отправил на дно тридцать кораблей. Таким образом, войска Стенбока испытывали нехватку припасов и провианта.

И Петр решил сделать ход конем — он решил предложить прусскому королю Штеттин, на который Бранденбург имел виды довольно давно. Из письма Меншикову 21 сентября 1713 года (в скобках даны пояснения):

На полученные твои два письма отвечу, паче на последнее, чтоб, когда Бог даст, отдать Штеттин на секвестрацию (временную аннексию) королю Прусскому. О том мое рассуждение — что то — добро (то есть царь согласен), ежели это не будет противно королю Польскому, ибо оному то обещано, а прусскому то отдадим безо всякой с их стороны к нам склонности. Буде же королю Польскому то не будет противно, то для нас изрядно (хорошо).

Что же гольштинцы до сего зело склонны — то для того, чтоб сей город скорее от пруссаков получить, нежели от нас. Ибо гольштинцы, каковы противны были нам, таковы ныне склонны (то есть были против нас, теперь склоняются быть за антишведский союз).

Дай боже, чтоб была правда, я чаю, все для того, чтобы выжать датчан от себя (то есть чтобы датчане из Голштинии ушли). Датчане пока нам ничего делом не показали, только шведам Теннингом помогли (датчане в составе войск коалиции начали непомерное затягивание переговоров с осаждённым в Тенинге Стенбоком. Они пытались оформить его капитуляцию только датскому королю).

Тут надо сделать пояснение. 20 декабря 1712 года Стенбок разгромил датчан при Гадебуше, однако под напором превосходящих сил датчан и саксонцев начал движение к Гамбургу и Бремену. Походя разорил Альтону и был заблокирован союзниками с подошедшими туда русскими войсками в крепости Теннинг.

Из-под Теннинга Петр направился в Ганновер, где провел переговоры с курфюрстом Георгом Людовигом, который также согласился присоединиться к антишведской коалиции, позарившись на шведские владения в Германии — Бремен и Верден.

Стенбок капитулировал в мае 1713 года, Меншиков отвел войска в Померанию, а по дороге решил немного постращать Гамбург, официально вытянув с него за торговлю со шведами контрибуцию в 100 тысяч талеров (неофициально «мин херц» вытянул из Гамбурга 400 тысяч, 100 тысяч отослал для закупки кораблей в Гаагу, и 100 тысяч в Лондон). Петр одобрил экспроприацию: «Благодарствуем за деньги, что взято с Гамбурга доброю манерою и не продолжа времени, и чтоб из оных добрую часть послать к Куракину (в Голландию): зело нужно для покупки кораблей». Далее Меншиков осадил Штеттин, который сдался 19 сентября 1713 года и был передан Пруссии.

Этому поступку сильно воспротивились датчане, и Петр был вынужден оправдываться через своего посла в Копенгагене Долгорукова:

Письмо твое, о секвестрации писанное, зело нас смутило, что так при дворе датском оное толкуют. Правда хотя оная нехорошо сделана, однако не так, как те толкуют (кто же сему вина, как не Флеминг, которому они более веры вняли, нежели нам, о чем я говорил королю в Гузоме, что лучше верить нам, кои вечный интерес имеют, нежели тем, кои интерес имеют временный, но не успело мое слово тогда). Я, видя сей обман, ратификации не учинил и не учиню, что во вред и к стороне датской, и к нам было бы.

Что же касается Фридриха-Вильгельма — 6 октября 1713 года в Шведте-на-Одере он заключил с антишведской коалицией договор. Согласно договору, прусские войска должны были немедленно разместиться в Штеттине и на землях между реками Одер и Пене с городами Деммин, Вольгаст и Анклам, и в качестве нейтральной силы взять эту территорию в «секвестр» (залоговое присутствие) на то время, пока обе стороны не выведут оттуда свои вооруженные силы. На следующий день, 7 октября, прусский контингент занял Штеттин. Итак, пожар войны впервые подошел к границам Бранденбурга и Восточной Померании. Главными пунктами Шведского соглашения, как и в каждом международном договоре, являлись секретные статьи. Согласно им, Фридрих-Вильгельм должен был выплатить царю Петру и Августу Саксонскому 200 тысяч талеров «осадных денег». За это обе стороны обязались на грядущих мирных переговорах оставить Пруссии взятые в «секвестр» померанские земли.

Далее прусский король начал переговоры с Карлом XII, надеясь заключить со Швецией мировое соглашение по передаче Штеттина. Однако Карл напрочь отказался передавать этот порт Пруссии. И 26 апреля 1715 года Пруссия объявила Швеции войну. Король, отъезжая в армию, передал следующую инструкцию:

Во время Моего отсутствия следует осведомлять обо всем Мою жену во всем спрашивать ее совета. Коль скоро Я тоже человек и могу быть убит, приказываю вам позаботиться о Фрице (трехлетием кронпринце). Бог отблагодарит вас за это. Я прокляну свою жену, если после Моей возможной смерти она не похоронит Меня под сводами дворцовой церкви. При этом не должно устраивать торжеств и церемоний. Следует лишь построить полк и выстрелить из ружей над могилой. Я уверен, вы проследите за всем с величайшей ответственностью, за что Я навсегда, покуда жив, останусь вашим другом.

Через два дня Фридрих во главе 32 тысяч солдат при 34 пушках двинулся к Штральзунду, который был целью кампании союзников в этом году. Теперь же, наверное, самое время вспомнить о Карле XII, которого мы с вами потеряли после Полтавы. В 1709 году он бежал в турецкий город Бандеры, где пытался втянуть в войну с Россией турецкого султана. Интрига оказалась успешной, нимало этому посодействовал и сам царь Петр, который объявил войну Турции. Война эта закончилась в 1712 году, после разгрома русских войск у реки Прут были начаты мирные переговоры. Петр отказался от претензий на побережье Азовского и Черного морей, а также от торгового мореплавания в этих морях. Карл же, окончательно испортив отношения с турками, метеором пронесся через всю Европу, и в июле 1715 года въехал в Штральзунд, шведский порт в Померании.

С возвращением Карла XII в Швецию раздоры политических партий сами по себе заглохли, и шведы наконец-таки опять обрели лидера, способного вести борьбу с превосходящим противником.

Пруссаки подошли к городу с 18 на 19 октября. 15 ноября, пока половина прусской армии отвлекала внимание противника, копая окопы в предместье Штральзунда, 20 тысяч пруссаков и датчан под командованием князя Леопольда и под защитой плотного тумана высадились на остров Рюген, запирающий выход из Штральзунда, и немедленно начали окапываться. На следующее утро сбрасывать союзников в море явился сам Карл XII с 6500 солдат с восемью пушками. Шведские солдаты сражались с беспримерной храбростью. Пятнадцать часов длилось сражение. Шведский король потерял убитыми и ранеными почти две трети своего отряда. Один датский лейтенант даже схватил за волосы Карла XII, держа его за руку. Но король выхватил пистолет, застрелил лейтенанта и в сопровождении нескольких солдат сумел-таки уйти к Штральзунду. Союзники взяли в плен около пятисот шведов. Остров Рюген остался в их руках.

22 ноября Штральзунд покинул шведский флот, капитан Кронхавен ушел из города с 6 кораблями, и теперь падение Шведской Померании было только делом времени. 1 декабря началась бомбардировка Штральзунда. Неделей позже прусские войска стали штурмовать передовые укрепления. Король Карл XII, осознавший положение, решил с несколькими приближенными покинуть город и вернуться в Швецию. 21 декабря он на легкой шлюпке вышел в море, миновал Рюген, в море его подобрал шведский фрегат, и в 5 часов утра 22 декабря король высадился в Троллеборге, впервые после 15-летнего отсутствия ступив на шведскую землю.

В этот же день Штральзунд капитулировал. Чуть ранее адмирал Таубе вышел из Карлсконы с 5 линейными кораблями и 14 транспортами в Штральзунд, но по пути встретил два небольших судна, которые сообщили ему о падении крепости. Таубе решил не искушать судьбу и повернуть домой. 8 января 1716 года он встал на якорь в гавани Истада.

Более пруссаки активных боевых действий не вели, и в 1720 году заключили мир со Швецией. Фридрих-Вильгельм перевел в Стокгольм 2 миллиона талеров, за которые он получил Штеттин и часть Передней Померании между реками Одер и Пене, а также острова Узедом и Волин, закрывавшие вход в устье Одера. После заключения мира Фридрих-Вильгельм радостно писал: «Мы оказываемся у моря и получаем возможность торговли со всем миром».

Северная война была первым опытом сотрудничества Пруссии и России. Да, у обоих правителей были друг к другу вопросы, тем не менее и Петр, и Фридрих-Вильгельм видели во взаимоотношениях двух стран как торговый, так и политический интерес. И прежде всего он касался Польши, которая и для России, и для Пруссии была враждебным образованием.

Однако если Пруссия стремилась расчленить и поделить польские земли, истребить Польшу как государство, то Петр хотел сделать Польшу дружественной страной. Из книги В.С. Бобылева «Внешняя политика России эпохи Петра I»:

Польские земли широким заслоном от Балтики до среднего течения Днепра прикрывали Россию от агрессии с запада. Видимо, под влиянием исторических уроков семилетней борьбы Карла XII за Польшу у Петра и зародилась идея превращения Польши в военно-политический редут на русском западном рубеже. Это привело к тому, что вопрос об украинских и белорусских землях, входивших тогда в состав Речи Посполитой, был на время снят с повестки дня русской внешней политики. Провозгласив себя гарантом существующего государственного строя Польши и неприкосновенности ее границ, Россия не только энергично призывала другие державы последовать ее примеру, но и решительно пресекала исходившие от Саксонии и Пруссии планы раздела Речи Посполитой.

Таким образом, к 1730-м годам вопрос Польши и польских земель стал камнем преткновения между Пруссией и Россией, но об этом уже в следующей части.

Поддержите «Спутник и Погром» покупкой подписки (клик по счетчику просмотров справа внизу) или подарите ее друзьям и близким! У нас нет и никогда не было никаких других спонсоров кроме вас — наших читателей.