16 декабря 1773 года переодетые индейцами люди ворвались с оружием в гавань города Бостона и утопили в Атлантике сорок пять тонн хорошего английского чая.
Чай стоил на современные деньги около двенадцати миллионов долларов, принадлежал Ост-Индийской компании и был, по всеобщему мнению, гораздо лучше контрабандного голландского, но с него приходилось платить небольшой налог на импорт.
И вот в этом месте начинались проблемы. Формула англосаксонской государственности в восемнадцатом веке укладывалась в одну короткую фразу — «no taxation without representation». У колонистов не было представителей в парламенте; взамен парламент не имел права брать с них налоги.
Не имел, но очень хотел: в Европе недавно закончилась Семилетняя Война, а Ост-Индийская компания, Газпром своего времени, как раз оказалась на грани банкротства. При английском дворе снова вошли в моду отвратительные и очень дорогие дебоши. Всё это требовало денег, срочно и много.
Канцлер казначейства Джон Таушенд соорудил план, который сделал бы честь путинским экономистам — Ост-Индийской компании разрешили продавать индийский чай напрямую в Америку, а налоги с него продолжили собирать как если бы он по прежнему продавался посредниками через Лондон. Появлялся прецедент — получалось, что облагать свободных людей налогом без их согласия это нормально.
В ответ колонисты прибегли к погрому. Сгорели три военных корабля, посланные против контрабандистов. Нескольких таможенных начальников окунули в дёготь и для наглядности обваляли в перьях. Дальше случилось Чаепитие; начав с Бостона и войдя во вкус, «Сыны Свободы» повторили праздник в каждом более-менее крупном городе восточного побережья.
Для монарха, предку которого отрубили голову за несговорчивость, болезненное самолюбие и недоверие к европейским демократическим институтам, король Георг Третий отреагировал как минимум странно — прислал в Америку четыре пехотных полка и отменил местное самоуправление. Это не помогло.
Развивая идею мирного демократического погрома, американские колонисты сначала кидались в британских солдат камнями, а потом начали вылавливать их по одному в увольнительной и до полусмерти избивать. От избиений перешли к стрельбе, в конце концов собрали Континентальный Конгресс и объявили метрополии войну за независимость. «We, the people».
Через некоторое время Англия согласилась отменить все пошлины, но было уже поздно — от «ваше величество, вот оливковая ветвь, нижайше просим о поблажке» восставшие перешли к «sic semper tyrannis».
Подмастерья плотников вместо скабрезных анекдотов перечитывали друг другу в кабаках памфлет Томаса Пейна о свободе, оборванные ополченцы Вашингтона учились драться с ганноверскими наёмниками, над требующими стабильности и перестать раскачивать лодку лоялистами обидно смеялись и иногда для острастки развешивали их на столбах.
Британская корона обнаружила, что вместо лавочников и поселян ей приходится иметь дело с американской нацией. Отцы-основатели много читали философов Просвещения и античных авторов; от Локка и Монтескье они взяли концепцию естественных прав и рационально устроенного государства, от древних — любовь к народовластию. Мир замер в изумлении: в Новом Свете вставала из небытия бессмертная Римская Республика во всей своей вечной славе.
«Пусть рухнут небеса, но установится справедливость». Это Джон Адамс, живой бог американской демократии. Небеса. А вы поднимаете шум из-за азербайджанской овощебазы. В Бостоне тоже была овощебаза. Начали с неё, а закончили серьёзным разговором под Саратогой — там был своего рода манчестерский ОМОН.
Погром — основа основ западной цивилизации. Америка родилась из погрома. Право на погром гарантируется второй поправкой американской конституции. Можно только догадываться, что именно сделают со своим правительством демократичные американцы, если Обама создаст в составе США чёрные бантустаны, застроит Нью-Йорк мечетями и объявит, что американцев не существует.
Для начала многочисленные народные ополчения из бородатых реднеков двинутся на Вашингтон. Где-то на полпути на их сторону перейдёт регулярная армия, а потом федеральных чиновников и попавших под горячую руку хипстеров из Хаффингтон Пост просто и без затей начнут линчевать. Что в похожей ситуацией сделают с Путиным и его друзьями злые русские европейцы, не берёмся предположить даже мы.
Короче всего принцип современного западного народовластия сформулировал Томас Джефферсон: «Там, где народ боится власти — тирания. Там, где власть боится народа — свобода». Так на Западе работает гражданское общество: пока премьеры и президенты в ночных кошмарах видят горящие автозаки и мертвых ментов, с нацией не может произойти ничего плохого.
Оказалось, что в России тоже есть граждане и гражданское общество. Мы просто не там искали — Болотная, «Новиков», Apple Store на Тверской. А надо было всего-то съездить в спальный район Бирлюёво. Первое отличие европейца от азиата, а гражданина от раба: спокойная готовность пойти и убить кого-нибудь за свои права.
Бедные постоветские папуасы уверены, что демократия — это низкие ввозные пошлины на айфон и датская урбанистика. Глупое и опасное заблуждение.
Демократия — это окровавленный нож Марка Юния Брута. По белоснежному мрамору сенатских ступеней cтекает алая кровь потомка Венеры; у статуи Помпея пустой и безучастный взгляд. Марк Юний Брут только что убил своего лучшего друга.
Демократия: потому что все тираны должны умереть.
