Русская православная церковь в ХХ веке пережила больше радикальных изменений, чем за всю свою остальную историю. Восстановление патриаршества, появление других течений, несколько расколов — революция изменила её так же сильно, как и всю остальную страну.
С петровских времен и до 1917 года церковь фактически работала как государственный институт. Отмена патриаршества Петром была своеобразной полумерой, англикане, например, в свое время просто отменили Папу Римского, а главой церкви стал британский монарх. Петр же передал управление церковью в руки Священного синода, в который входили как представители церкви, так и обер-прокурор, официальный представитель императора. Поначалу он считался только «оком государевым», но весь XIX век его полномочия расширялись, и постепенно он превратился в первое лицо в Синоде. Обер-прокурорская должность приравнивалась к министерской.
Официально считается, что всех последних обер-прокуроров царского времени назначал и снимал лично Распутин. Вот такой крутой мужик. Не только фронтами лично командовал и ахалай-махалай светским дамам делал, но и всех министров назначал. Что Распутин элементарно был фигурой неистовой по своей мощи революционной пропаганды, люди сто лет спустя уже не понимают. Сколько бы потом наставники императорских детей ни божились, что никогда никакого бородатого оборванца не видели, это уже не принимается в расчет. Публике интереснее считать, что все решения в Империи принимал Распутин, на основании провидческого таланта своего гигантского полового члена.
Считается, что предпредпоследнего обер-прокурора Самарина снял Распутин. Потому что революционная пропаганда любое назначение и смещение объясняла действиями Распутина — тема работала и шла на ура. На деле кандидатуру Самарина в свое время продавил Николай Николаевич, которого с большим трудом потом пришлось убирать с поста верховного главнокомандующего (а его людей, соответственно, со всех остальных постов). Но это, разумеется, не так увлекательно, как любовные приключения бородатого мистика.
Еще принято считать, что последний царский обер-прокурор Раев был ставленником Распутина. Почему? Логика та же самая: если пост получил — значит через Распутина. Раев был сыном митрополита петербургского Палладия, который проводил коронацию императора Николая II и на этом основании считался надежным человеком в непростые предреволюционные времена, но это тоже никого не интересует. Распутин — и все тут. Причем вся связь с Распутиным строится на показаниях афериста и агента всех разведок Манасевича-Мануйлова:
Председатель. — Почему Кульчицкий являлся кандидатом Распутина?
Мануйлов. — Я не знаю. Я слышал, что он бывал там. Одним словом, Кульчицкий бывал у Питирима, и вопрос был решон, но в последний момент почему-то не прошло, и тогда вот явился Раев, который тоже был кандидатом Распутина.
Председатель. — Так что, значит, Кульчицкий прочился раньше на пост прокурора св. Синода? Скажите пожалуйста, какая связь между Раевым и Распутиным?
Мануйлов. — Раев тоже был рекомендован Распутиным.
Председатель. — А Распутину кем?
Мануйлов. — Не могу сказать.
Чтобы было понятнее: кто вообще такой сам Манасевич-Мануйлов, понять невозможно. По одной версии — еврей-выкрест, был сослан с отцом в Сибирь, где его якобы усыновил богатый купец (!), по-другой версии — бастард князя Мещерского, по-третьей — гомосексуалист, завербованный охранным отделением.
После Февральской революции, пока созывался и проходил Поместный собор, который Временное правительство поддерживало, ожидая «демократизации» церковной жизни, успели поработать два уже «демократических» обер-прокурора. Первым был карнавальный Владимир Львов. Он не имел никакого отношения к князю Львову, который возглавил правительство, но имел брата Николая, который при Временном правительстве возглавлял театры, а в эмиграции стал монархистом.
Владимир Львов оказался человеком весьма специфическим. Будучи депутатом-октябристом Думы, он входил в думскую комиссию по церковным делам и считался оппозиционерами главным кандидатом на роль обер-прокурора. Львов разогнал весь состав Синода и вообще запомнился необузданной склочностью, страстью к ругани и бонапартизму. Такая демократическая копия Ленина, вплоть до отдаленного внешнего сходства.
Львов ушел в отставку, ожидая получить пост в новом правительстве Керенского, но Керенский его кинул, и Львов с тех пор считал того своим врагом, супостатом, диаволом во плоти и величайшим злом на планете.
Позднее обер-прокурор сыграл не совсем ясную роль в корниловском выступлении, фактически спровоцировав его. Трудно сказать, был ли Львов просто психически нездоровым и болезненно самолюбивым человеком, или профессиональным провокатором-карнавалистом. Однако после революции и начала Гражданской войны он бросил семью и перебрался во Францию, где начал выступать с требованиями прекратить всяческую поддержку Белой армии.
Львов присоединился к сменовеховцам, начал славить советскую власть и в 1922 году вернулся в СССР, где вступил в Союз воинствующих безбожников и некоторое время принимал участие в создании обновленческого движения (о движении расскажем позже). Точная дата его смерти неизвестна, однако это начало 30-х. Сначала его отправили в ссылку, затем арестовали; он умер под арестом. Всё потомство Львова, оставшееся в СССР, погибло в ходе репрессий. Зато его дочь, вышедшая замуж за белого офицера, перебралась в США, и внук Львова стал довольно известным баскетболистом, отыгравшим десять лет в НБА: это Томислав Мещеряков, более известный в Америке как Том Мешери.
Львова на посту обер-прокурора сменил Карташев, который пробыл там всего две недели, после чего передал власть Поместному собору. Поместный собор, наконец, нашел время и место, чтобы вернуть патриаршество. Стоит отметить, что дискуссия о восстановлении патриаршества и его уместности шла достаточно оживленная, и почти половина участников собора выступала против. После прихода к власти большевиков счет шел уже на дни, поэтому споры прекратил председатель собора, митрополит Московский (с лета 1917 года) Тихон (Беллавин) — будущий патриарх. Он заявил, что к нему обратились видные епископы со слезной мольбой о скорейших выборах патриарха. В устроенном после этого голосовании незначительным количеством голосов (141 — «за» и 121 — «против») победили приверженцы патриаршества.
Вскоре на выборах патриарха определилась тройка лидеров. Больше всех голосов набрал митрополит Харьковский Антоний (Храповицкий) — будущий первоиерарх РПЦЗ. Второе место занял архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий). Меньше всех голосов получил председатель собора Тихон (Беллавин). Традиционно в церковной среде эта троица рассматривается как «самый умный — Антоний, самый строгий — Арсений, и самый добрый — Тихон».
Но все не так просто. Голосование голосованием, но необходимо было узнать и Божью волю. Поэтому патриарха позвали определять слепого монаха (!), который тащил бумажку с именем из ковчега, стоявшего перед иконой Владимирской Божьей Матери. Почему не отдаться на волю высших сил сразу, без предварительных выборов? Потому что тогда задача вытащить нужную бумажку становится уже нетривиальной. Кстати, старец Алексий, определивший патриарха, впоследствии оказался канонизирован в лике преподобных (это такая отдельная категория святых монахов). Вот как важно вытянуть нужный жребий. Хотя, вероятно, его бы канонизировали в любом случае.
Процедура определения нового патриарха выглядела так:
Митрополит Киевский Владимир вынес из алтаря и поставил на небольшой столик перед иконой Владимирской Божьей Матери ковчег с именами кандидатов в патриархи. Затем из алтаря вывели под руки слепого старца — схииеромонаха Алексия, насельника Зосимовой пустыни. В черных схимнических одеждах он подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина. И в то же время чувствовалось, как нарастало общее напряжение. Молился старец долго. После он медленно поднялся с колен, подошел к ковчегу, вынул записочку с именем и передал митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим могучим и в то же время бархатным басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовет?.. «…Патриарху Московскому и всея Руси…» И сделав паузу для вдоха — «Тихону!» И хор грянул многолетие! Это были минуты, глубоко потрясшие всех, имевших счастье присутствовать.
Весьма любопытно, что вопрос о жребии в православии вообще-то очень спорный. Одни считают, что этого делать нельзя, другие полагают, что прибегать к жеребьевке можно только в крайнем случае. Сайт Православие.ru сообщает о жребии следующее:
Надо особо сказать о тех, кто, находясь перед выбором, любит прибегать к жребию. Это не должно делать. Господь дал нам разум, чтобы, восходя постепенно в духовной жизни, стяжать дар рассуждения. Если так легко можно с помощью жребия решать вопросы, то не нужны были бы опытные наставники, ни труды, чтобы познать истину. Человек, прибегающий к жребию, легко попадает в искушение. После жребия, не имея крепкой веры, он начинает мучиться сомнением в том, что жребий указал волю Божию. Сомнения растут, но он боится отказаться от исполнения того, что указано жребием.
Еще довольно любопытно, что Беллавин, учась в духовной академии, носил прозвище «Патриарх». По свидетельствам сокурсников, он был очень светским человеком, и всех очень удивило его намерение сделаться священнослужителем. Из всех кандидатов на патриарший престол Тихон самый необычный: сначала служил епископом Люблинским в Польше, потом епископом Аляскинским в США. Затем некоторое время провел епископом Ярославским, но после ссоры с губернатором переведен снова в Польшу, в Вильно, откуда приехал в Москву в эвакуацию в годы Первой мировой. Митрополитом Московским он стал только летом 1917 года, в условиях чисток в церковной среде, которые провел «психопат» Львов.
Тихон как московский митрополит благословляет ударный батальон перед отправкой на фронт, 1917 год, Москва, Красная площадь(фото из журнала «Искра»)
Тем временем у большевиков наконец дошли руки и до церкви, на которую они в первое время не обращали особого внимания. Тихон избрал осторожную тактику. Он принципиально не поддерживал противников большевиков и демонстративно устранялся от политики, требуя того же от остальных священнослужителей. После самых возмутительных акций большевиков он время от времени публиковал полные гнева воззвания, в которых хулил, правда, не большевиков, а некие абстрактные силы зла. Напрямую он так ни разу и не упомянул красных в своих филиппиках.
Но друзей рабочих не устраивал даже такой осторожный патриарх. Большевистская система строится прежде всего на тотальном контроле за любой инициативой и строжайшем недопущении какой-либо самостоятельности. Любое движение и даже кружок по интересам должны быть не просто лояльны и подконтрольны. Они должны быть созданы непосредственно сверху.
Поэтому большевики просто решили создать сверху свою церковь. Предлогом для этого послужили протесты священников и верующих против изъятия ценностей у монастырей. Большевики объявили их происками черносотенцев и осуществили маленький переворот. Патриарха посадили под домашний арест, параллельно соорудив новый высший церковный орган — Высшее церковное управление. Состав ВЦУ полностью укомплектовали обновленцами.
Обновленцы появились сразу после февральского переворота и изображали что-то вроде Временного правительства по отношению к прежней монархии. Обновленцы не признавали старую церковь, требовали демократизации, модернизации и реформ. Фактическим куратором обновленцев работал уже упоминавшийся «психопат» Львов, который, будучи обер-прокурором, щедро их субсидировал. Лидерами движения считались священники Александр Введенский и Александр Боярский.
Введенский происходил из белорусских крещеных евреев и был довольно молод. На момент Февральской революции ему было всего 27 лет: по меркам духовенства, еще отрок. До того он служил непримечательным полковым священником, но внезапно увлекся политикой, организовав в духе времени «Союз демократического православного духовенства и мирян».
Александр Боярский — родной дед Михаила Боярского (тысяча чертей!). Боярский прославился как «рабочий батюшка». Из семинарии его исключили за толстовство, но позднее простили и дали доучиться. «Рабочим батюшкой» он сделался после того, как начал весьма активно вести беседы с трудящимися на заводах, агитируя за коммунистическое христианство.
После ареста Тихона власть перешла к обновленцам. Начался раскол, часть духовенства переметнулась к обновленцам, и те на Поместном соборе низложили Тихона. Введенский фактически стал лидером обновленцев, которые главной своей задачей объявляли борьбу с буржуазной церковностью.
Но раскол случился и в самом обновленческом движении. Поначалу обновленцы называли себя «Живой Церковью», но позднее раскололись на несколько фракций: «Союз общин Древлеапостольской Церкви» (СОДАЦ), куда ушли Введенский и Боярский, и «Союз церковного возрождения» (СЦВ), который возглавил Антонин (Грановский).
Грановский оказался одним из самых статусных лидеров обновленцев. До революции он придерживался ультралиберальных взглядов, помогал собирать деньги для революционеров, весьма негативно относился как к монархии, так и к церкви в ее тогдашнем виде. Несколько раз его отправляли на покой, затем разрешали служить в отдаленных епархиях. Революцию Грановский встретил устранившимся от дел, но увидел в ней шанс. Его СЦВ отличался радикальностью: возродители церкви не просто боролись с «буржуазной церковностью», но и изменяли правила богослужений и другие обряды.
«Живую Церковь» возглавлял сотрудник ГПУ Красницкий. До революции этот товарищ был протопресвитером и даже служил в церкви питерского отделения «Союза русского народа», но после прихода к власти большевиков примкнул к ним и трудился инструктором в питерском горисполкоме. Красницкий выступал за разрушение прежней церкви и по этим мотивам вновь вернулся к церковной деятельности. Именно он стал главным свидетелем обвинения на петроградском процессе 1922 года, когда группу видных иерархов осудили и расстреляли за агитацию против советской власти.
Замечательно, что Красницкий не делал секрета из своего сотрудничества с ГПУ и ненависти к прежней церкви. Паства ненавидела его до такой степени, что просто выгнала из Князь-Владимирского собора, где тот служил. Красницкому удалось собрать совсем небольшую группу последователей, и он до конца жизни служил в заштатных петербургских церквях.
Существовало еще одно направление — григорианцы. Оно было немногочисленным и менее влиятельным. Григорианцы считали, что и обновленцы, и патриаршеская церковь нелегитимны, и провозгласили свой орган управления — Временный Высший Церковный Совет. Возглавлял движение архиепископ Екатеринбургский и Ирбитский Григорий (Яцковский). ГПУ поддерживало группу в ее стремлении к расколу, но после собственно раскола воспомоществования прекратились и движение сошло на нет к началу 30-х годов.
Дирижировал всем этим раскольным великолепием «советский обер-прокурор», сотрудник ОГПУ Евгений Тучков. Забавная ирония: не хотели в церкви иметь царских обер-прокуроров с университетским образованием — получили трудовых обер-прокуроров из ЧК с четырьмя классами школы, как у Тучкова. Тучков фактически претворял в жизнь политику государства в отношении церкви. После ухода из НКВД в 1939 году он получил пост секретаря Союза воинствующих безбожников.
Тучков Евгений Александрович (нижний ряд, второй справа) среди сотрудников полномочного представительства ОГПУ по Уралу. Снимок сделан, вероятно, по поводу вручения знаков «Почётный чекист» к 15-й годовщине ВЧК-ОГПУ. Зима 1932–1933 гг.
Патриарх Тихон, фактически отстраненный от дел, умер в 1925 году. Не то от инфаркта, не то от яда, есть разные версии. После этого долгие 18 лет никаких патриархов не было совсем. Советская власть, видевшая в патриаршей церкви наследника церкви царской, не позволяла провести Поместный собор, нужный для выборов нового патриарха. с 1925 по 1943 год, в ожидании выборов, место патриарха занимал официальный патриарший местоблюститель.
Местоблюстителем поначалу стал Петр (Полянский). До революции он даже не имел сана, работая в учебном комитете при Синоде. С Тихоном Полянский познакомился задолго до избрания его патриархом и поддерживал с ним хорошие отношения. В 1920 году Тихон предложил ему принять сан, и Петр согласился. Почти сразу после смерти Тихона Петр, не желавший сотрудничать с ОГПУ, попал сначала под арест, а потом в ссылку в край вечной мерзлоты, в ныне несуществующий поселок в Ямало-Ненецком АО.
По окончании ссылки его вновь арестовали и дали сначала пять, а потом еще три года лагерей. В 1937-м Полянский был расстрелян, однако слухи о его смерти распространились еще в 1936 году, и «патриаршая церковь» назначила нового местоблюстителя. Им стал пресловутый Сергий (Страгородский), который, памятуя о судьбе бывшего начальника, с самого начала встал на путь сотрудничества с властью. Именно Сергию предстояло стать первым сталинским патриархом. Но об этом после, а сейчас рассмотрим другие группы, которые по разным причинам отказались покоряться большевикам.
Сергий, будучи заместителем Петра, отправленного в ссылку, издал знаменитую декларацию о безусловной лояльности советской власти и о борьбе с происками зарубежных церковников — врагов трудящихся. Примкнувшие к нему представители духовенства и составили позднее костяк организации, известной как РПЦ. Остальные священники окрестили это течение сергианством и не признали.
В 1927 году, после декларации Сергия, оформились две группы верующих, не признавших декларацию лояльного власти митрополита: катакомбная церковь и непоминающие, в своих богослужениях отказывавшиеся упоминать имя Сергия. Они подверглись репрессиям и позднее объединились с катакомбниками. Катакомбники (они же Истинно-православная церковь) не признавали советскую власть, считая ее антихристовой.
Часть катакомбников утверждала, что патриарх Тихон был легитимен, другая — что с 1917 года состоялось воцарение антихристовой власти, Тихона в том числе. ИПЦ не имела своих церквей и находилась на нелегальном положении. Никаких организаций и взаимных контактов у истинно-православных по понятным причинам быть не могло: церковь состояла из отдельных разрозненных общин, во главе которых стояли священники.
Большую часть паствы церкви составляли недовольные советской властью — в основном крестьяне, активные противники коллективизации. Богослужения совершались подпольно, советская власть преследовала их. В среде катакомбников быстро выделились радикальные группы, по примеру старообрядческих радикалов. Радикалы не хотели устраиваться на официальную работу, служить в армии и хоть как-то соприкасаться с государством, вплоть до полного отказа от общения с представителями власти.
Репрессии против катакомбников продолжались и при Хрущеве — применяли закон о тунеядстве. К 80-м годам движение утихло. Все священнослужители, ведущие преемственность от Тихона, умерли, значительная часть верующих погибла в лагерях и ссылках, другие вернулись к РПЦ. В настоящее время существует сразу несколько официально зарегистрированных объединений (Российская православная церковь, Российская православная автономная церковь, Русская истинно-православная церковь), которые имеют преемство от РПЦЗ, хотя все они прекратили общение с РПЦЗ в XXI веке, когда началось ее сближение и слияние с РПЦ. Поскольку эти организации возникли в 90-е годы, нередко видную роль в них играли не имеющие никакого отношения к оригинальным катакомбникам авантюристы или же отпавшие по тем или иным причинам от РПЦ клирики. Сохранились и аутентичные катакомбные общины, не имеющие никакого официального статуса, но в целом современное движение катакомбников немногочисленно.
Вернемся в 1927 год. Декларация Сергия о безусловной лояльности советской власти произвела эффект разорвавшейся бомбы. Помимо катакомбников, не признавших сергианства и запрета взаимодействия с иностранными православными церквями, резко восприняли декларацию и в РПЦЗ. К слову, не очень-то помогла декларация и подписавшим ее клирикам. Лишь трое, включая самого Сергия, дожили до изменения государственной линии и восстановления патриаршества, остальные погибли в годы репрессий.
В то время всем заправляли обновленцы. Государство нуждалось в них, чтобы вернуть зарубежное имущество церкви. Лидер обновленцев Введенский некоторое время служил настоятелем храма Христа Спасителя. Он пытался получить зарубежное имущество, для чего был введен в сан митрополита Лондонского и всея Европы, но потерпел неудачу. Впрочем, Введенскому повезло, он не попал под репрессии, хотя в 30-е годы обновленчество без государственной поддержки пошло на спад, а после восстановления патриаршества государство теперь уже силой принуждало обновленцев переходить в РПЦ. Введенский умер в 1946 году, на его похоронах даже присутствовала Коллонтай.
Введенский
Главным противником РПЦ в эту эпоху стала РПЦЗ. Ее создало духовенство, бежавшее от большевиков вместе с белыми частями. В 1921 году в сербском городе Сремски-Карловци (из-за этого в СССР РПЦЗ именовалась карловацким расколом) прошло Церковное Собрание с участием самых видных представителей духовенства, оказавшихся в эмиграции. Провозгласили необходимость борьбы и несогласия с безбожной большевистской властью. Тем не менее собравшиеся считали своим главой патриарха Тихона, оставшегося в Москве. Последний под давлением большевиков не признал их, но полный разрыв состоялся только в 1927 году, после декларации Сергия. Зарубежное духовенство посчитало, что церковь СССР полностью порабощена большевиками и какие-либо отношения с ней невозможны.
Сергий запретил в служении всех видных иерархов зарубежных церквей и постановил считать их раскольниками. В ответ в РПЦЗ не признали митрополита в роли патриаршего местоблюстителя и на этом всякое общение между церквями прекратилось. Первоиерархом РПЦЗ стал Антоний (Храповицкий), тот самый, что выиграл выборы патриарха в Москве, но проиграл жеребьевку. После его смерти почти на 30 лет во главе Архиерейского Синода РПЦЗ оказался Анастасий (Грибановский). К моменту революции Анастасий имел архиепископский сан, а в 1919 году перебрался в Константинополь, где возглавлял организацию русских беженцев. Анастасий стал последним из олдскульных иерархов, возглавлявших РПЦЗ.
Сменивший его в 1965 году Филарет (Вознесенский) вырос уже в эмиграции, бежав с родителями в Харбин в 1920 году в возрасте 17 лет. После оккупации Маньчжурии советскими войсками он некоторое время числился в Московском патриархате, но сумел перебраться в Гонконг. Филарет умер с началом перестройки в СССР, не дожив до самого интересного.
Теперь перенесемся немного назад. После восстановления патриаршества церковь получила официальное название РПЦ. Товарищ Сталин передал РПЦ всю территорию СССР за исключением родной и нежно любимой Грузии, церковь которой сохранила автокефальность, т. е. полную независимость. Теперь церковь использовалась как важный внешнеполитический инструмент.
Иерархи часто бывали за границей, активно участвовали в экуменистическом движении и «борьбе за мир», доказывали, что в СССР нет никаких преследований верующих и т. д. Разумеется, выезды за границу и столь ответственная роль во внешней политике курировались спецслужбами, иначе и быть не могло. Новоорганизованный совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР возглавил чекист Карпов.
Внутри РПЦ также выделилось элитное крыло — отдел внешних церковных сношений (ОВЦС). В силу влиятельности, а также связей с КГБ и верхушкой КПСС, этот отдел довольно быстро превратился в кузницу кадров для высших церковных постов.
Возглавлял ОВЦС митрополит Николай (Ярушевич). Он, однако, слишком активно поддерживал Сергия и в хрущевские времена его решением главы КГБ Шелепина заменили на Никодима (Ротова). Ротов был очень большим человеком. Достаточно сказать, что все постсоветские патриархи — Алексий II и Кирилл — в свое время считались его протеже.
Ротов, по некоторым данным, родился в семье секретаря обкома, но в 18 лет внезапно подался в церковь. Карьера у него сложилась совершенно фантастическая. Уже в 20 лет, даже не учась еще в семинарии, он сделался настоятелем храма. В 23 года — секретарем архиепископа Ярославского и Ростовского. В 24 — настоятелем кафедрального собора в Ярославле. Дальше Ротова заметил глава ОВЦС Ярушевич, и в 27 лет, едва закончив образование, удачливый клирик получил назначение в члены Русской Духовной миссии в Иерусалиме.
В 30 лет Ротов становится заместителем Ярушевича в ОВЦС и заведующим канцелярией Московской патриархии. Неплохая карьера для юнца. Но это еще не все. В следующем году КГБ смещает Ярушевича, и Ротов в неполный 31 год возглавляет всю церковную дипломатию (!).
Главной миссией церковной дипломатии (помимо попыток выдать СССР за цивилизованное государство) являлось налаживание дипломатических контактов с Ватиканом. Ватикан считался тогда одним из центров антисоветского влияния и имел большую силу в латиноамериканских странах, где время от времени коммунисты пытались закрепиться у власти. К тому же Ватикан упорно не хотел признавать СССР.
В Ватикане Никодим-Ротов и умер — во время одного из визитов, в возрасте 48 лет. Вкусы его отличались причудливостью: например, он обосновывал правильность коммунистического атеизма — коммунистический атеизм по Ротову ни в чем не противоречил христианству, а вот обычный атеизм оказывался кощунством и буржуазным разложением.
Между прочим, патриарх Алексий II был очень близким соратником Никодима-Ротова. 32-летний Алексий в 1961 году получил пост заместителя главы ОВЦС вместо ушедшего на повышение Никодима. Был в окружении Ротова и еще один видный церковный деятель. Ротов, уже будучи главой ОВЦС, приметил в семинарии способного юношу и взял под свою опеку. Лично постриг в монахи, сразу после окончания семинарии взял к себе в секретари. Через два года после пострижения в монахи возвел его в сан архимандрита (!). Молодой человек проявил феноменальные способности и уже в 28 лет (!!) стал ректором Ленинградской семинарии, одного из главных учебных заведений страны. В 1989-м этот вундеркинд возглавил ОВЦС и руководил им 20 лет — больше, чем кто-то другой. Звали его, как можно догадаться, Кирилл (Гундяев). Кстати, ныне всем известный Всеволод Чаплин тоже оттуда — он ближайший сподвижник Кирилла по ОВЦС.
Никодим Ротов (слева) и юный Гундяев, будущий патриарх Кирилл
Да, в послевоенной истории РПЦ сплошь творится какая-то небывальщина. Кругом 24-летние архимандриты, 28-летние ректоры и 30-летние главы дипломатии.
Теперь вернемся к началу 90-х. Перед концом СССР конкуренция между РПЦ и РПЦЗ обострилась. Теперь они боролись уже не за симпатии паствы, а за имущество. РПЦЗ хотела легализоваться в России, но легализация означала, что они имеют право претендовать на имущество РПЦ в стране. При этом РПЦЗ считала себя настоящей церковью, ведущей преемство от дореволюционных времен, без какого-либо влияния большевизма, а РПЦ ругала кликой сергиан, полностью покорившихся большевикам. РПЦЗ планировала вернуться в Россию, но сохранить автономию от РПЦ, а также требовала отречения от сергианства и экуменизма. Со своей стороны, РПЦ полагала РПЦЗ буржуазными раскольниками и черносотенцами и требовала безоговорочной капитуляции, то есть вхождения в состав РПЦ без каких бы то ни было условий.
Посредником в переговорах между церквями выступал брат одного из власовских адъютантов, Глеб Рар — видный деятель НТС и церковный историк. Его сын, Александр Рар, близко знаком с Путиным и лоббировал освобождение Ходорковского.
Переговоры особым успехом не увенчались. РПЦ всячески препятствовала легализации РПЦЗ и писала «наверх» воззвания. Сохранилось такое письмо патриарха, датированное 1990 годом:
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II Министру Юстиции РСФСР Николаю Васильевичу Федорову
Уважаемый Николай Васильевич!
Стремление группировки, именующей себя Русской Православной Церковью Зарубежом, образовать на территории нашей страны свой экзархат и, зарегистрировав в надлежащих органах власти его устав, получить для него права юридического лица заставляет меня, как предстоятеля Русской Православной Церкви, ответственного за ее целостность, мир в ней, обратиться к вам с настоящим письмом. Прежде всего, необходимо отметить, что двух Русских Православных Церквей не существует, а есть одна Русская Православная Церковь, каноническая юрисдикция которой простирается на всю территорию Союза ССР, за исключением Грузии и Армении. Это признают и сторонники т.н. Зарубежной Церкви. При этом, однако, они отказываются от единства с Московским Патриархатом по причинам не церковного, а политического характера, чем в течение почти семи десятилетий вносили смущение в умы русской церковной эмиграции, а теперь это досадное разделение пытаются перенести и на территорию нашего Отечества. Своих сторонников в нашей стране они именуют также «Русской свободной Церковью», тем самым как бы подчеркивая, что остальная Русская православная Церковь не свободна от вмешательства в ее жизнь мирской власти.
Как видим, не вопросы веры или церковной практики, а именно политиканство послужило причиной отхода от Московского Патриархата находящейся за рубежом церковной группировки, которая в настоящее время едва ли насчитает и 300 тыс. человек, живущих в Америке, Западной Европе и Австралии, и представляющей собой меньшую часть церковной русской эмиграции.
Уже неоднократно мы призывали и призываем наших зарубежных братьев к открытому диалогу, результатом которого могло бы стать наше примирение. Однако, наши предложения отвергаются ими, при этом они выдвигают три основных условия восстановления нашего единства, которые не могут быть для нас приемлемыми.
Так, во-первых, они требуют нашего осуждения Декларации митрополита Сергия от 1927 года, в которой говорится о необходимости членам Церкви быть лояльными к Советской власти. Во-вторых, они требуют нашего полного отказа от участия в экуменическом движении, то есть в движении за возможное достижение единства всех христиан. И, наконец, они требуют также признания совершенного ими причисления к лику Святых последнего Российского Императора и его семьи, убитых в июле 1918 года.
В связи с этим нами уже заявлялось, что мы не находим в Декларации митрополита Сергия ничего такого, что было бы противно хранимой нами православной вере и, таким образом, делало бы оправданным наше разделение. Что же касается требования лояльности наличной государственной власти, то оно имеет свое обоснование в Священном Писании и делает возможным нормальное существование церкви в любом государстве. Отказываться от этого принципа просто абсурдно.
Если мы хотим избежать на территории Российской Федерации возникновения очагов конфронтации на религиозной почве, последствия которой могут оказаться непредсказуемыми, то необходимо отказаться от попытки легализовать в РСФСР вносимый к нам из-за рубежа церковный раскол.
Мы будем продолжать стремиться к примирению с находящимися с нами в разделении нашими зарубежными единоверцами. Однако легализация в нашей стране экзархата Русской Зарубежной Церкви может значительно усложнить возможность нашего примирения. Эти мысли я счёл своим долгом высказать Вам, уважаемый Николай Васильевич, как руководителю ведомства, ответственного за регистрацию уставов религиозных объединений в РСФСР.
С уважением
Алексий II,
Патриарх Московский и всея Руси
28 декабря 1990 г.
В общем, все 90-е договориться не получалось. Во главе РПЦЗ оставался родившийся еще до революции Виталий (Устинов), который твердо требовал от РПЦ отречения от сергианства. В 2001 году в верхушке РПЦЗ случился бескровный переворот: появилось достаточное число людей, не имевших никакого отношения к дореволюционной эмиграции и увидевших шанс в воссоединении с РПЦ, которая явно шла в гору. Устинова «отправили на покой», после чего избрали нового первоиерарха Лавра (Шкурлу). Шкурла вообще не имел никакого отношения ни к России, ни к эмиграции, а был чешским русином, и на разборки одряхлевших эмигрантов с какими-то непонятными сергианами плевать хотел. Лавр сразу дал понять, что согласен на объединение на условиях РПЦ. После визита в Москву он честно рассказывал журналистам:
Объединению препятствовала старая эмиграция, к которой я не отношусь. У ее представителей очень распространено настроение недоверия к советской власти, и тому, что с ней было связано. Трудно было переубедить их в психологическом плане.
Устинов не признал действий Лавра и откололся, создав Русскую православную церковь Заграницей под омофором Митрополита Виталия (Устинова). В РПЦЗВ с тех пор случилось уже около пяти расколов, и сейчас это небольшая организация, объединяющая несколько десятков приходов.
В 2007 году наконец состоялось официальное объединение РПЦЗ и РПЦ. РПЦЗ не добилась своего и не смогла легализоваться в России, но была признана самоуправляемой церковью. Это статус пониже, чем хотелось иерархам — как у УПЦ МП, которая тоже является самоуправляемой. Они сохранили право выбирать первоиерарха, но его должен утверждать патриарх. РПЦЗ также не может самостоятельно производить какие-либо изменения канонического характера.
РПЦ смогла пережить гонения и даже укрепиться, но не смогла стать скрепляющей силой общества на переходном этапе от социализма к капитализму. Для этого у нее на руках имелись все козыри. Из всех ныне существующих церквей ни одна другая не подвергалась столь серьезным гонениям, причем не в мифические времена, а в реальном ХХ веке. Более того, у православной церкви настолько огромный легион реальных мучеников, действительно убитых за веру и вполне задокументированных, что любая другая церковь может только завидовать.
Католики, например, аккуратно беатифицировали всех католических священников, хотя бы несколько лет проведших в советских лагерях, а у РПЦ тысячи реально расстрелянных верующих и представителей духовенства. Это посерьезнее каких-нибудь семи отроков Эфесских. Более того, в момент слома эпох церковь действительно была популярна, с ней связывались определенные надежды. В позднем СССР существовало немало христианских диссидентов, в том числе и евреев, перекрещивавшихся в православие.
При этом у России не осталось никакого правительства в изгнании, зато сохранилась церковь в изгнании, ведущая преемственность от Поместного Собора 1918 года (и шире — от дореволюционной церкви). Она хоть и вызывала вопросы, но все же была легитимнее, чем сталинский патриарх Сергий. Но и эту силу сергианство переформатировало под себя, подождав, пока вымрут последние непримиримые иерархи.
