Ранее: обстановка в Европе накануне присоединения Крыма
До 1781 года в России господствовала внешнеполитическая концепция «Северного Аккорда» — то есть союза стран Балтийского региона плюс Англии. В этом союзе были как свои плюсы, так и свои минусы, и чтобы понять, почему в конце концов Екатерина отошла от этой концепции, давайте рассмотрим, чем же был хорош и чем плох «Северный Аккорд».
Итак, под этим конгломератом понимался союз России с Пруссией, Польшей, Данией и Швецией при учете интересов и благожелательного нейтралитета Великобритании. Серия договоров, заключенная Россией с этими странами, полностью закрывала от возможных нападений всю северную и северо-западную границу государства, и в то же время делала Россию и Британию — как самые сильные страны альянса — главной силой союза. Отсюда следовал большой плюс — чтобы вести желаемую политику в Германии или Польше, России нужно было договориться только с Англией, потому что остальные страны, даже объединившись, не представляли никакой угрозы. Кроме того, имея полный мир по берегам Балтийского моря, мы могли наращивать свою торговлю с морскими державами и государствами на Балтике и Северном море. Собственно, это и произошло — если торговый оборот Петербурга в 1756 году составлял 7,7 миллиона рублей, то в 1786-м — уже 31 миллион рублей. Естественно, как мы уже говорили, особняком здесь стояла торговля с Англией, которая росла просто бешеными темпами. В начале 1760-х английский экспорт из России составлял 622 500 фунтов стерлингов, а в 1772-м — уже 1 150 000 фунтов стерлингов, то есть возрос почти в два раза. Чтобы было понятно, как из Англии утекала звонкая монета, приведем еще и такие данные: за период с 1700 по 1780 год из Великобритании ушло на различные закупки и товары 72 миллиона фунтов стерлингов серебром. Из них 4,5 миллиона — в страны Средиземного моря, 42,5 миллиона фунтов — на закупки в Индии, Китае и Индонезии, и 25 миллионов фунтов — на закупки в России. То есть 35% всех британских трат серебром пришлись именно на нашу страну.
Под этим серебряным дождем и союзным зонтиком появились первые зачатки и нашей собственной заморской торговли — в 1772 году мы имели 227 торговых судов (из них собственно русских — 15, остальные — зафрахтованные), в 1775-м — уже 414 кораблей (из них 17 русских, остальные зафрахтованные), и это положение дел имело устойчивую тенденцию к росту. Появились также первые постоянное торговые маршруты — в Амстердам и Бордо.
Но если с точки зрения торговли все было хорошо, то вот в политике — не очень. Проблем было две — это Польша и Турция с ее татаро-ногайскими союзниками в Крыму и на Кубани. Серия набегов татар в 1756-1763 годах, ногайские набеги в 1764 и 1765 годах — все это изматывало Россию, заставляя ее сосредотачивать немалые силы на южной границе и делать большие траты на строительство крепостей, острогов, городков на юге и юго-западе.
В Польше же мы надеялись достичь стабильности, поставив совместно с Пруссией своего короля — Станислава Понятовского, однако лишь раскололи ее, сделав источником постоянного напряжения и нестабильности. Требования России к полякам были просты и совершенно выполнимы — это окончание преследования польских диссидентов (так тогда называли православных) и в идеале — уравнение их в правах с католиками и униатами, а также отказ от антирусской политики, благо, у Польши и России имелся общий враг — Турция и татары.
Однако польские магнаты, обиженные возведением на престол Понятовского, в стиле нынешней Украины («назло мамке отморожу уши») устроили православным террор и образовали Барскую конфедерацию (от названия местечка Бар-Каменский). Ответного хода долго ждать не пришлось, благо православные на территории Польши за оружие и дреколье браться были приучены очень давно. Вспыхнуло восстание гайдамаков под началом Железняка и Гонты, которые в свою очередь начали резать все пшекающее на сотни миль в округе.
К 1768-му восстание гайдамаков оказалось практически подавлено, но один из отрядов запорожцев под началом сотника Шило напал на городок Балту (на польско-турецкой границе), вырезал там поляков и евреев, и уже фактически ушел, когда турки с соседнего городка Галты вторглись в Балту и начали громить и грабить православных. Шило вернулся, пересек границу и в свою очередь вошел в Галту, где прошелся теперь и по туркам.
Турки, видя такое развитие событий, предложили сотнику мир, обменялись награбленным и расстались практически друзьями. Если бы не одно «но». Турецкое правительство решило использовать инцидент в Галте и Балте и объявило, что на Турцию напали не гайдамаки, а регулярная российская армия, и потребовало от русских войск очистить Подолию (где наши войска защищали мирное население как от барских конфедератов, так и от отрядов гайдамаков).
Так началась русско-турецкая война 1768-1774 годов. Главный урок, полученный Екатериной II из этой войны и предвоенной ситуации, был очень прост — «Северный Аккорд» оказался бесполезен для активной российской политики на юге. Это и понятно — Пруссия, Англия, Швеция и Дания не имели с Турцией общих границ и могли России помочь разве что морально. А Польша вместо предполагаемого союзника стала и причиной войны, и дополнительным противником, обратившись за поддержкой к Турции и Франции.
Раздел Речи Посполитой в 1772 году и послужил первым звоночком о начале развала «Северного Аккорда». Царица была возмущена действиями Пруссии — нашего номинального союзника, ибо российская корона до последнего хотела сохранить Польшу как буфер между германскими и собственными землями. Но Фридрих II склонил к разделу Австрию, а Россию поставил перед фактом — либо она участвует в разделе, либо Пруссия и Австрия сами поделят Польшу между собой — «как хотите, дорогие товарищи, нам же больше достанется». Россия получила выбор между плохим (участие в разделе) и очень плохим (наблюдение за разделом) вариантами. Правильную ли мы выбрали политику на тот момент — до сих пор является предметом спора историков, но по факту особого выбора и не было. Сравнить это можно с ситуацией на Украине в 2014 году — либо отказаться от поддержки русского большинства на Донбассе и прикрыться словами о территориальной целостности враждебного нам государства, либо помочь людям, которых решили просто уничтожить, но стать агрессором в глазах мирового сообщества. В шахматах такая ситуация называется цугцванг.
Ян Матейко, «Падение Польши»
Таким образом, события в Польше и война с турками заставили Россию развернуться на юг. Если мы решили сделать приоритетной антитурецкую направленность внешней политики, то надо искать союзников среди тех стран, которые имеют границу с Турцией и могут воевать с ней. Польша и Пруссия выпали из альянса, конгломерат стал следующим: Россия, Дания, Швеция, Англия и Австрия. С последней началось осторожное сближение.
Когда стартовала американская революция, ни Пруссии, ни России (самым сильным державам распадающегося «Северного Аккорда») оказалось не до Англии. Фридрих II вовсю гнобил Польшу (получив большую часть польского побережья, он взвинтил таможенные сборы до небес, разоряя и ослабляя Речь Посполитую), а Россия решала южный вопрос. Да Англия от нас и не просила многого — на аудиенции у Екатерины британский посол Джеймс Гаррис в ярких красках расписал императрице угрозу общей торговле между Британией и Россией от американских, французских и испанских каперов, и попросил помощи в этом вопросе. Как мы видели ранее — англичанам не хватало кораблей в своих водах, и они решили опереться на русский союзный флот.
Тем более что в 1778 году американский приватир «Дженерал Маффин» уже действовал в Баренцевом море и даже захватил 8 английских торговых судов, идущих в Россию. Естественно, что Екатерина 17 марта 1779 года выслала свою эскадру к побережью Норвегии для защиты русской торговли от американских и французских каперов (ибо английские каперы действовали в районах Вест- и Ост-Индии, а также на Средиземном море).
При этом, по предложению графа Панина, командиру было приказано следующее:
«дабы он во время крейсирования своего встречающихся английских, французских и американских арматоров (то бишь каперов) отнюдь не озлоблял, но советовал им удалиться в другие воды… потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам Российской империи».
Далее Панин продолжал:
«Одинаковое противу англичан и французов введение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот».
Ну а 28 февраля (11 марта) 1780 года Екатерина II объявила декларацию о Вооруженном Нейтралитете. Суть ее была проста:
— нейтральные корабли могут свободно ходить у берегов воюющих держав;
— неприятельская собственность под нейтральным флагом (за исключением «заповедных товаров») неприкосновенна;
— предметами военной контрабанды признаются только оружие и различное военное снаряжение;
— блокированным считается лишь порт, вход в который практически затруднён в связи с действиями военно-морских сил воюющих держав.
9 (20) июля к декларации присоединилась Дания, 1 (12) августа — Швеция, и, опять-таки, на первых парах Британия восприняла этот Нейтралитет не как угрозу себе, а как помощь в борьбе с каперами. Все изменилось, когда англичане узнали, что декларацию вот-вот подпишут голландцы. Во-первых, каждый второй корабль в мире был голландским. Во-вторых, Голландия имела базы в Карибском море и именно там американские повстанцы покупали оружие, провиант и сбывали свои товары, которые затем голландцы перепродавали в Европе. Представьте ситуацию: английские каперы и эскадры после присоединения Голландии к Вооруженному Нейтралитету не имели права на досмотр голландских судов и в США начали литься рекой европейские товары. Естественно, что уже в декабре 1780 года Англия объявляет Голландии войну, причем именно Голландия оказалась той соломинкой, которая сломала хребет Англии во время Войны за независимость.
Но подозревала ли об этом Екатерина II? Да! И не только подозревала, но и предвидела такое развитие событий. Еще в марте 1780 года русский посол в Голландии князь Дмитрий Алексеевич Голицын пишет Панину:
«По моему мнению, самая главная выгода, которую можно извлечь из этого, состояла в том, чтобы выступить в качестве посредников между воюющими державами: они не смогут отказаться от этого посредничества; императрица принудит их к миру и продиктует свои условия, как она это сделала на Тешенском конгрессе. Именно в этом состоит основная цель, которую нужно иметь в виду, заключая данный союз».
За день до подписания декларации о Вооруженном Нейтралитете Екатерина получает от Голицына вот такое послание:
«Что касается выгоды от этого договора, то Ваше Величество понимает ее лучше, чем я. Англичане и немцы, захватывая все корабли Республики, до такой степени затрудняют ее торговлю, что голландцы будут вынуждены отказаться от нее, вследствие чего пострадает сбыт наших товаров, поскольку фактически с начала войны Америки с Англией одна только Россия должна поставлять воюющим державам пеньку, паруса и строительный лес. Однако именно эти товары англичане наиболее усердно отбирают у голландцев. Я должен также уведомить Ваше Величество, что мне известно из достоверного источника, что версальский двор не будет возражать против образования союза между Республикой и нашим двором и даже между всеми северными дворами и что в настоящее время он желает мира, если только таковой будет заключен на разумных условиях, главным, из которых является свобода торговли и мореплавания для всех европейских наций».
Англо-голландское сражение при Доггер-Банке, 1781 г.
Но зачем было России сталкивать между собой Англию и Голландию, и вообще затягивать войну, в которой участвовала Британия, ведь она, как мы выше говорили, была нашим союзником и партнером? Да сугубо ради своих, абсолютно эгоистичных интересов. Во-первых, ослабляя Англию, мы могли с большим успехом противодействовать Пруссии в германских и польских делах. Во-вторых, если значимость Англии в Европе падала, то наша, соответственно, возрастала. В-третьих, теперь Англия была гораздо больше заинтересована в дружбе с нами, значит мы могли успешно продавливать свои интересы как в европейских, так и в турецких делах. Ну и в-четвертых, в случае возможной победы повстанцев в Северной Америке Россия получала дружественно настроенное государство в Новом Свете.
Англичане, раскусив этот сильный ход, попытались подвести под него контрмину. В начале 1780 года в Петербург прибыл новый посол лорд Норт, который предложил императрице сделку — Англия отдает Российской Империи остров Минорку с отличной гаванью Порт-Магон, а Россия, в свою очередь, отказывается от «Вооруженного Нейтралитета». Предложение очень заманчивое, но и Екатерина, и Потемкин разгадали тонкую игру британцев. Ведь этим самым правительство Великобритании пыталось:
1. Избавиться от политики «ВооруженногоНейтралитета», подкупив главного инициатора защиты нейтральной торговли.
2. Стравить Россию с Испанией и Францией, чьи притязания на Минорку не были ни для кого секретом.
3. Испортить отношения междуСАСШ и Российской Империей.
4. Отдать то, что при случае всегда будет можно легко и безболезненноотобрать обратно, так как Россия не смогла бы держать на Минорке сколь-нибудь значимую эскадру.
Сэр Джеймс Харрис, секретарь Норта, писал:
«Правда, я знал, что императрица не подходила для выполнения этой задачи, но я знал так же, как сильно польстит ее тщеславию этот выбор, и прекрасно сознавал, что раз она возьмется за это дело, то будет упорно продолжать его и неизбежно будет вовлечена в нашу распрю, в особенности, если обнаружится (а это обнаружилось бы), что мы вознаградили ее Миноркой».
Но Екатерина была сильным политиком и решила не совершать сомнительных сделок, отговорившись общими фразами от этого на первый взгляд заманчивого предложения. Более того, Потемкин специально поделился данной информацией с министром иностранных дел Франции — графом д’Эгильоном, чем безмерно испугал французов и испанцев, и они срочно выделили силы на штурм Порт-Магона. Таким образом, он еще больше втянул в войну друг с другом Англию, Францию и Испанию.
Осада Порт-Магона франко-испанским флотом
При этом Голландию, подписавшую с нами декларацию о Вооруженном Нейтралитете, мы тоже не поддержали, вполне довольствуясь местом наблюдателя и время от времени предлагая посредничество в заключении мира.
Пока европейцы были заняты междоусобной войной, русские завершали подготовку к окончательному присоединению Крыма.
Как мы помним, согласно Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Крым стал независимым ханством, неподконтрольным Турции. Тогдашний хан Девлет-Гирей отказался признать этот договор, бежал на Тамань и начал готовить вторжение в Еникале и Керчь. Одновременно, угрожая разрывом, Турция потребовала от российского правительства восстановить ее право назначать в Крыму судей и таможенных чиновников, а также «…отступить от независимости татар, возвратить Кинбурн и оставить ей во владение Таман».
Россия на тот момент была к войне не готова: только что закончилось Пугачевское восстание, состояние страны оставалось нестабильным. В известной мере в этом была виновата сама Екатерина — решив увеличить русскую торговлю, она сняла все ограничения и запреты на экспорт хлеба. Ранее зерно и хлеб оставались «заповедными товарами», реализацию которых разрешал или запрещал сам царь. С 1767 года была разрешена торговля хлебом на уровне помещиков, и дворяне начали «гнать план», почуяв большие деньги. А вся нагрузка легла на крестьян — барщина увеличилась с двух дней в неделю сначала до трех, потом до четырех, а к 1772-му — и до пяти дней в неделю. Естественно, что это привело к социальному взрыву и бунту.
Так вот, возвращаясь к Крыму, русское правительство решило посадить на ханский престол своего ставленника. Выбор пал на калгу-султана (ханского наместника) на Кубани Шагин-Гирея. В марте 1777 года с помощью русских войск Шагин-Гирей стал крымским ханом. С этого времени началась последняя, очень короткая и драматичная глава в истории крымской государственности. В Петербурге решили предоставить Шагин-Гирею полную самостоятельность во внутренних делах, в то время как внешняя политика ханства должна была согласовываться с российским посланником. Таким образом, можно говорить о российском протекторате над Крымским ханством.
Как писал Румянцев Прозоровскому:
«Ея Величество, знав лично в настоящем хане достоинство и лучшее сведение, которое имеет он ко управлению того края, позволяет ему с полною свободою там владычествовать; а по сему заключению весьма себя отдалять вам надобно, чтоб вмешиваться в дела хана и ханства, как для нас побочные…».
Сама Екатерина писала: «Вместе с занятием Перекопа сочли Мы за нужно приняться и за беспосредственное между татарами установление особливого благонамеренного общества, по сей причине и надобно было подвинуться известному калге Шагин-Гирей султану во внутрь Кубани при отряде войск Наших под командою бригадира Бринка. Сие движение произвело два действия: первое, калга султан от Едичкульской орды и несколько других родов с радостию принят и торжественно объявлен уже самодержавным и ни от кого не зависимым ханом, в котором качестве он, быв от Нас признан, имеет скоро вступить в Крым, где есть много ему преданных людей, для установления там своей власти и изгнания по возможности прежнего хана Девлет-Гирея, чем вольность и независимость татар сами собою могли бы установиться и утвердиться по силе и словам мирного трактата».
Однако выбор оказался неудачным. Ханом стал прекраснодушный мечтатель, решивший воплотить свои социальные фантазии в жизнь, совершенно не учитывая менталитет крымских татар и мусульманские обычаи. Прежде всего Шагин ввел наследственное право на крымский престол (а в течение 300 лет до этого хана выбирали), взвинтил в 5 раз налоги, начал устройство регулярной армии по российскому образцу. И в результате получил — естественно! — бунт.
А тут еще Стамбулом в пику Шагин-Гирею был назначен другой хан — Селим-Гирей, который вместе с турецким флотом (восемь кораблей под командованием Гаджи Мегмет-аги, названного крымским сераскиром, и 20 тысяч человек сухопутного войска) направился в Крым.
Янычарскому же аге приказали с 36 ортами янычар (36 тысяч человек) идти в поход к Днестру и Дунаю. На соседнем с Кинбурном острове Березань велено сделать укрепления. Был объявлен набор и в сухопутную армию, которой уже предстоящей весной надлежало быть у Измаила.
России опять пришлось вводить в Крым войска, в двадцатых числах декабря 1777 года российские войска наголову разбили Селим-Гирея в районе урочища Сары-Абыз и загнали его в горы. Из пяти отправленных на Чёрное море турецких фрегатов, не нашедших способа подойти к Суджуку, три в Кызыл-Таше были взяты Шагин-Гиреем в плен, а четвертый разбило штормом у мыса Такла, недалеко от Керченского пролива.
И постепенно, с трудом, в сознании императрицы и ее окружения возникает понимание, что проблему Крыма можно решить только одним способом. Прозоровский пишет Потемкину в конце 1777 года:
«Мне кажется, тогда можно обнародовать им [татарам] манифест, что ея императорское величество, в наказание все их продерзостей и преступлений против себя, берет Крым в вечное подданство, а их из милосердия отпускает в Бессарабию или на Кубань, куда двор заблагорассудит и так бы всех их и вывесть отсюда». Ему вторит Румянцев — «сохранять далее независимость Крымского ханства невозможно, иначе война будет бесконечная, натурально и бесполезная».
Однако ни Потемкин, ни Екатерина пока не могут решиться на присоединение. Вместо этого начинается операция по выводу христиан из Крыма. Зачем — непонятно. Прозоровский правильно писал: «На позволение, если то так выводить отсюда христиан, осмелюсь вам, светлейший князь, доложить, что когда Крым возьмется в подданство… они будут первые здесь жители, почему кажется и выводить их отсюда бы уже незачем». Тем не менее планы эти воплощаются в жизнь и Крым приходит в крайнее запустение, ибо христиане выполняли там все основные работы по строительству, мелиорации, сельскому хозяйству и т. д.
Кроме того, на международной арене добились того, что Шагин-Гирея признали «наши западные партнеры» и Турция, и Крым был признан независимым де-юре. Но опять-таки — зачем? Понятно было, что Шагин-Гирей несостоятелен как правитель и вызывает всеобщую ненависть.
А тут Шагин допустил еще одну ошибку — он попросил Екатерину получить российский чин. Что привело к жесточайшему возмущению татар. Как это? «Всенародно избранный хан» добровольно поступает на службу, да еще и к «неверным»?! Екатерина, не разобравшись в вопросе, не отказала, и в октябре 1781 года просьба хана была удовлетворена:
«И как многие из владетельных князей и их фамилий в службах коронованных глав находятся, то ея императорское величество в сем уважении и в удовлетворении желанию ханскому, всемилостивейше пожаловала сему владетелю чин капитана гвардии Преображенского полка…».
А в результате начались волнения на Кубани, ногаи стали нападать на русские посты, и для их усмирения пришлось посылать туда Суворова.
Ну а крымские татары решили воздействовать на Шагин-Гирея через муфтия, который обратился к хану с просьбой более бережно относиться к традициям и законам ислама. Ответ хана оказался и идиотским, и чудовищным одновременно — он повесил муфтия прямо у окон своего дворца. Естественно, весной 1782 года на Тамани вспыхнуло восстание. Его возглавили братья хана — Батыр-Гирей и Арслан-Гирей. Очень скоро у Шагин-Гирея не осталось защитников. Братья чуть было не захватили его в ханской резиденции. С небольшой свитой Шагин-Гирей бежал к российской границе.
И далее происходит то, чего так ждали от действий «сверху», но что в результате произошло «снизу». Русский посол в Крыму Веселицкий пишет в Петербург, что
«крымцы, не желая ни Шагина, ни Батыра-Гирей султана над собой иметь ханом, повергаютца в российское подданство в образе казанцов, что слышали по городам и по селам, и в оповании, что таковы крымцов желания не будут высочайшему престолу [российской императрице] противными».
В сентябре 1782 года русские войска вступили в Крым. И в этот момент у русского правительства словно спадает пелена с глаз. Потемкин пишет:
«Татарское гнездо в сем полуострове от древнейших времен есть причиною войны, беспокойств, разорения границ наших, издержек несносных, которые уже в царствовании вашего величества перешли только для сего места более двенадцати миллионов, включая людей, коим цену положить трудно». И далее продолжает: «Турция не только разными образами от время до время через Крым будет Вас [российскую императрицу] тревожить и ослабевать издержками, которые тем сильнее, что при всяком в Крыму замешательстве должно нам полное делать против самой Порты приуготовление, но не упустит, выждав свободное время, захватить сей полуостров и в свои руки. Тогда тяжелее еще будет он России, нежели теперь…
Представьте сие место в своих руках. Увидите вдруг перемену счастливую для государства Вашего. Граница не будет разорвана между двух во веки с нами враждующих соседств еще третьим, и которое, просто сказать, у нас почти за пазухой. Сколько проистечет от сего выгодностей — изобилие, спокойствие жителей, а от того… умножение доходов».
Карта Таврической области Российской Империи. Нажмите для увеличения
И 14 декабря 1782 года в секретном рескрипте Потемкину Екатерина требует, чтобы Крым
«прямо обращен был на пользу государства нашего в замену и награждение осьмилетнего беспокойства, — вопреки миру, — нами понесенного, и знатных иждивений, на сохранение целости мирных договоров употребленных».
Именно с этого момента начинается закулисная работа по присоединению Крыма к России. И 8 (19) апреля 1783 года канцелярией Ее Величества издается манифест о присоединении Крыма:
Божiею Милостiю
Мы
ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ
Императрица и Самождержица Всероссiйская,
и прочая, и прочая, и прочая.
В прошедшую с Портой Оттоманской войну, когда силы и победы оружия нашего давали нам полное право оставить в пользу нашу Крым, в руках наших бывший, Мы сим и другими пространными завоеваниями жертвовали тогда возобновлению доброго согласия и дружбы с Портой Оттоманской, преобразив на тот конец народы татарские в область вольную и независимую, чтоб удалить навсегда случаи и способы к распрям и остуде, происходившим часто между Россией и Портой в прежнем татар состоянии.
Не достигли мы однако ж в пределах той части Империи нашей тишины и безопасности, кои долженствовали быть плодами сего постановления. Татары, преклоняясь на чужие внушения, тотчас стали действовать вопреки собственному благу, от нас дарованному.
Избранный ими в таковой перемене бытия их самовластный Хан был вытеснен из места и отчизны пришельцев, который готовился возвратить их под иго прежнего господства. Часть из них слепо к нему прилепилась, другая не была в силах противуборствовать. В таковых обстоятельствах принуждены мы были, для сохранения целости здания нами воздвигнутого, одного из лучших от войны приобретения, принять благонамеренных татар в наше покровительство, доставить им свободу, избрать себе на место Сагиб-Гирея другого законного Хана, и установить его правление; для сего нужно было привесть военные силы наши в движение, отрядить из них в самое суровое время энный корпус в Крым, содержать его там долго, и наконец действовать противу мятежников силою оружия; от чего едва не возгорелась с Портой Оттоманской новая война, как то у всех в свежей памяти.
Благодарение Всевышнему! Миновала тогда сия гроза признанием со стороны Порты законного и самовластного Хана в лице Шагин-Гирея. Произведение сего перелома обошлось Империи нашей недешево; но мы по крайней мере чаяли, что оное наградится будущее от соседства безопасностью. Время да и короткое воспрекословило однако ж на деле сему предположению.
Поднявшийся в прошлом году новый мятеж, коего истинные начала от нас не скрыты, принудил нас опять к полному вооружению и к новому отряду войск наших в Крым и на Кубанскую сторону, кои там доныне остаются: ибо без них не могли бы существовать мир, тишина и устройство посреди татар, когда деятельное многих дет испытание всячески уже доказывает, что как прежнее их подчинение Порте было поводом к остуде и распрям между обеими державами, так и преобразование их в вольную область, при неспособности их ко вкушение плодов таковой свободы, служит ко всегдашним для нас беспокойствам, убыткам и утруждению войск наших.
Свету известно, что имев со стороны вашей толь справедливые причины не один раз вводить войска наши в Татарскую область, доколе интересы государства нашего могли согласовать с надеждою лучшее, не присвоили мы там себе начальства, ниже отметили, или наказали татар, действоваших неприятельски против воинства нашего, поборствовавшего по благонамеренным вутушение вредных волнований.
Но ныне, когда с одной стороны приемлем в уважение употребленные до сего времени на татар и для татар знатные издержки, простиравшиеся по верному исчислению за двенадцать миллионов рублей, не включая тут потерю людей, которая выше всякой денежной оценки; с другой же, когда известно нам учинилося, что Парта Оттоманская начинает исправлять верховную власть на землях татарских, и именно: на острове Тамане, где, чиновник ее, с войском прибывший, присланному к нему от Шагин-Гирея Хана с вопрошенном о причине его прибытия, публично голову отрубить велел и жителей тамошних объявил турецкими подданными; то поступок сей уничтожает прежние наши взаимные обязательства о вольности и независимости татарских народов; удостоверяет нас ваше, что предложение наше при заключении мира, сделав татар независимыми, не довлеет к тому, чтоб чрез сие исторгнуть все поводы к распрям, за татар произойти могущие, и поставляет нас во все те права, кой победами нашими в последнюю войну приобретены были и существовали в полной мере до заключения мира; и для того, по долгу предлежащего нам попечения о благе и величии отечества, стараясь пользу и безопасность его утвердить, как равно полагая средством навсегда отдаляющим неприятные причины, возмущающие вечный мир между Империями Всероссийской и Оттоманской заключенный, который мы навсегда сократить искренно желаем, не меньше же и в замену и удовлетворение убытков наших решилися мы взять под державу нашу полуостров Крымский, остров Тамань и всю Кубанскую сторону.
Возвращая жителям тех мест силою сего нашего Императорского Манифеста таковую бытия их перемену, обещаем свято и непоколебимо за себя и преемников престола нашего, содержать их наравне с природными началами подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру, коей свободно отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно; и дозволить напоследок каждому из них состоянию все те прелости и преимущества, каковыми таковое в России пользуется; напротив чего от благодарности новых наших подданных требуем и ожидаем Мы, что они в счастливом своем презрении из мятежа и неустройства в мир, тишину и порядок законный потщатся верностию, усердием и благонравием уподобиться древним нашим подданным и заслуживать наравне с ними монаршую нашу милость и щедроту.
Дан в престольномъ Нашем граде Святого Петра,
апреля 8 дня отъ Рождества Христова 1783,
а государствованiя Нашего въ двадцать первое лето.
А 28 июня 1783 года давали присягу на верность России татарские беи и мурзы. Присягу принимали: в Крыму — Григорий Александрович Потемкин, на Кубани — Александр Васильевич Суворов, на Тамани — генерал-майор Василий Иванович Елагин. Крымское ханство, просуществовавшее 440 лет, было ликвидировано.
