Россия и Англия: после Петра. Часть четвертая

Ранее: часть третья

Торговый договор 1734 года между Англией и Россией был заключен сроком на 15 лет с перспективой продления. Английские купцы просто хлынули в Россию — уже через три года в Петербурге насчитывалось 43 британских торговых дома. Но изначально англичане сделали упор на транзитную торговлю и рассматривали град Петра как перевалочную базу. Например, в 1740 году товаров, предназначавшихся Персии, через Петербург прошло на 239 255 рублей. По обратному маршруту было вывезено персидского шелка еще на 84 тысячи.

Чтобы расширить внешнюю торговлю, на рынок были допущены голландцы и шведы: им разрешили вывоз хлеба, в свое время ограниченный Петром. Сначала только через Архангельск, а затем и через другие порты, в том числе Петербург. В годы неурожаев это сказывалось на внутреннем потреблении, о чем пишет М. Чулков:

Сие (т. е. вывоз хлеба) учинено но представлению Коммерц-коллегии президента фон Мейдена, и отпущено было тогда (1741 г.) из России хлеба непомерное количество, а особливо из Лифляндии.

Согласно запискам английского резидента в Санкт-Петербурге Джонеса Хэнвея (1740-е годы), Россия небывалыми шагами развивала торговлю в те годы — активнее, чем все прочие нации. Главной причиной этого резидент видел большое количество судоходных рек. Там же Хэнвей перечисляет главные товары российского экспорта — лес, пенька, железо, шерсть, кожа, лен, щетина, заячьи шкуры. Всё это вывозилось на сумму примерно 3 миллиона рублей в год, и две трети поставок приходились на Англию. Статьи импорта Империи — индиго, кошениль, свинец, олово, обработанный шелк, золотое и серебряное кружево, шерстяные ткани и вина.

Торговля с татарами и прочими приграничными народами, по запискам Хэнвея, шла бойко — к русским с окраин стекалось серебро и золото в обмен на собственные и иностранные товары. Торговые связи Англии с Российской Империей британец характеризует как «хорошо организованные», но требующие постоянного подкрепления. Поэтому настаивает на постоянной и крепкой дружбе между странами.

Далее Хэнвей дает описание западных торговых центров Российской Империи. Это Рига и Нарва. Главные товары в Риге — пенька, мачтовый лес, древесина, чаще из Польши и Украины. Лен привозили из Литвы. Лес доставлялся из тех частей Польши, которые граничили с Турцией. Зерно вывозили из Швеции. Город страдал от многочисленных ограничений на торговлю.

В Нарве торговали в основном льном и древесиной. Около двух тысяч пудов льна привозили сюда на рынок по снегу, но большая часть перевозилась весной из Пскова через озеро Пейпус (так Хэнвей называет Чудское озеро). Голландцы, португальцы и купцы некоторых балтийских государств, так же, как и англичане, скупали лен, а голландцы скупали большую часть леса. Импорт составлял табак и небольшое количество тюковых товаров. Главной статьей экспорта была соль.

Судя по информации выше, Хэнвей использует определенную схему анализа торговой системы городов в западной части России. Главным образом он анализирует ввоз и вывоз товаров и пригодность самих городов для торговой деятельности, в связи с этим и уровень их развития как торговых центров. Обращаясь к южным городам, Хэнвей начинает с анализа транспортной системы. Волгу он видит «золотой жилой» Российской Империи. Далее идет описание городов, стоящих на этой реке. Так, Тверь — центр купеческой жизни на Волге. Эта река являлась проводником торговли с Персией через Астрахань. В Тверь в большом количестве привозилась камская соль, икра, рыба, вывозились зерно, мясо, зелень, тюковые товары.

Именно на Волге происходили, по словам Хэнвея, грабежи купеческих караванов. Ранее армянские купцы посылали товары из Астрахани в Саратов. Когда Архангельск утратил свое значение главного торгового порта страны и центр торговли был перенесен в Петербург, товары стали посылать и в Тверь, и в Саратов — в зависимости от времени года. Затем участившиеся ограбления заставили армян отправлять товары в Царицын, сокращая таким образом путь вниз по Волге. Русские купцы старались отправлять свои товары с охраной. Грабежи чаще случались весной, когда Волга разливалась и берега затоплялись.

Торговля в Астрахани была значительной, хотя и уменьшилась в связи с беспокойствами в Иране. Раньше русские торговали с Хивой и Бухарой, но затем торговля была ограничена владениями Российской Империи и Ираном. Торговые суда везли свои товары к пограничным городам на Тереке, к Кизляру, расположенному близ Каспийского моря, и торговали с некоторыми районами Ирана на определенных условиях. Русские купцы также нанимали жителей Ирана для доставки товаров в Гилян, Баку, Дербент и другие места.

Следующим по значению городом на Волге, по оценке Хэнвея, была Казань. Его значимость была обусловлена географическим положением и обилием товаров. В больших объемах Казань торговала с Хивой и Бухарой и другими регионами Татарии (видимо, в данном случае Хэнвей подразумевает Среднюю Азию), а также с Ираном. В этой местности находилось несколько мануфактур по производству сафьяна, который ежегодно в больших количествах отправлялся в Иран. Торговали также смолой из коры дуба, скотом и животным жиром, лесом для строительства русского флота.

Вывоз английских товаров в Россию сосредоточивался целиком в английских руках, ибо Навигационный акт Кромвеля допускал вывоз из Англии лишь на построенных в Англии кораблях, где капитан и две трети экипажа состояли из англичан. Что касается экспорта русских товаров в Англию, то он также должен был совершаться либо на английских судах, либо на судах страны происхождения, но ни в коем случае не на кораблях, принадлежащих третьей стране. А так как о русском торговом флоте говорить не приходилось, то все сводилось и здесь к одним лишь английским судам.

«Благодаря своему могуществу на море, своему положению и приемам ее изощренной торговой политики, — пишет в своем труде „Курс политической экономии, или Изложение начал, обусловливающих народное благоденствие“ Андрей Карлович Шторх, — Англия сумела захватить посредничество между Россией и южноевропейскими государствами; но она придерживалась в этом принципа производить главным образом лишь экспорт русских продуктов в эти страны, предоставляя привоз неанглийских товаров купцам Голландии, Любека, Ростока и других народов. Этот ловкий прием привел к тому, что вывоз важнейших русских товаров почти целиком достался англичанам».

Они отправляли русские товары не только в европейские государства, но тайно и в их колонии, в особенности в испанскую Америку, куда привоз товаров иностранцам был закрыт. Шторх указывает и на то, что ряд предметов русского экспорта составлял их исключительную монополию — не только ревень, который продавался в Голландии и Гамбурге через находившегося в Петербурге английского резидента, но и такие запрещенные к вывозу товары, как нитки и пряжа, селитра, пушки, снаряды. Ко всему этому присоединилось еще и то, что купцы Южной Европы с заказами на русские товары обращались лишь к английским фирмам, находившимся в России, игнорируя своих земляков. В результате англичане очутились в выгодном положении народа, доставлявшего всем другим русские товары и ни от кого их не получавшего. Как писал Иосиф Михайлович Кулишер в «Очерках о русской торговле»:

Отсюда и получался столь выгодный для России баланс в торговле с Англией. Он был бы, вероятно, еще выгоднее для России, если бы каждая из стран, производивших значительный товарообмен с Россией, непосредственно запасалась русскими продуктами. Но такая перемена требовала бы наличности торгового флота в этих странах, а на это надеяться нельзя было. Неудивительно, что поощрение англичан, предоставление им особых льгот стало основой русской торговой политики.

Шторх, словно объясняя вышесказанное, в своем труде «Историко-статистическая картина Российской империи в конце XVIII века» поясняет:

Сей в купечестве сильной народ успел крепко обосновать свою коммерческую деятельность в России, „вникнуть“ в нее. Обычай продавать русским в кредит, а, с другой стороны, при закупке у них товаров давать им задатки приводил, как сообщают французские коммерсанты, производившие операции в Петербурге, к тому, что две трети русской торговли и почти все комиссионные операции, совершаемые по поручениям из южных стран, попали в их руки. Ибо этот образ действия требовал значительного капитала и опыта, которым обладали только англичане.

Казалось бы — живи и радуйся. Но вскоре часть купцов Русской кампании стала играть против России. Однако давайте по порядку. Мы уже бегло затрагивали этот эпизод на «Спутнике и Погроме», теперь же есть смысл поговорить подробно и со всеми деталями.

Надо сказать, что англичане не сразу воспользовались правом ведения транзитной торговли с Персией через территорию России. Только в 1837 году британские купцы учредили в Гиляни свою торговую факторию, при этом они выбили для себя и у России, и у Персии (соглашение со старшим сыном Надир-шаха — Реза Гули Мирзы) право свободной морской торговли на Каспии и с Россией, и с Персией, и с портами в Средней Азии. И здесь на сцене появляется британский авантюрист, которыми так богата история Англии.

О ранней жизни Джона Эльтона практически ничего неизвестно. Неизвестно, когда и где он родился. Появляется же этот персонаж в России в 1733-1734 годах. Вполне возможно, Эльтон, будучи капитаном то ли военного, то ли торгового флота, входил в свиту посла Форбса. В 1735 году включен в состав знаменитой Оренбургской экспедиции, о которой, наверное, стоит рассказать подробнее.

В 1733 году обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов выступил с инициативой организовать экспедицию в самую южную часть Уральских гор, в бассейн реки Яика. Одна из главных задач экспедиции состояла в том, чтобы построить ряд крепостей на упомянутой реке и среди них город-крепость (Орен­бург) при впадении реки Ори в Яик. Отсюда экспедиция и получила название Оренбургской. Одновременно намечалось выявление полезных ископаемых, получение новых сведений о местном населении, его истории, быте, хозяйстве, а также составление географических карт. К этому времени имелось несколько карт на территории Уфимского уезда, но они были столь примитивны, что не отвечали насущным требованиям.

Оренбургскую экспедицию возглавил сам Кирилов. Летом 1734 года экспедиция выехала из Петербурга и 10 ноября прибыла в Уфу. В этом городе находилась канцелярия экспедиции до 1736 года, а затем она была переведена в Самару.

В 1735 году там, где и предполагалось, у устья реки Ори, был основан Оренбург (позднее этот город стал называться Орском). Годом раньше был основан Верхнеяицкий городок (теперь Верхнеуральск). Сооружение этих, а также других крепостей вдоль Яика не только укрепляло границу, но и способствовало изучению и хозяйственному освоению Южного Урала, многие районы которого к тому времени представляли для русских чуть ли не белое пятно. Это было особен­но заметно по сравнению со Средним Уралом, где уже были открыты мно­гочисленные месторождения полезных ископаемых и освоение его природных ресурсов шло полным ходом.

Так вот, в работе экспедиции принимали участие ученые разных специальностей: ботаник Иоганн-Готфрид Гейнцельман, астроном и одновременно капитан Джон Эльтон (собирались завести флотилию на Аральском море), геодезисты Петр Чичагов и Алексей Клешнин и другие. Бухгалтером экспедиции был Павел Иванович Рычков. Приехав из Петербурга в Южное Предуралье, Рычков остался здесь на постоянное жительство и со временем стал выдающимся исследователем Оренбургского края. Кирилов умер в 1737 году. По словам Рычкова, Кирилов, хотя

«разные человеческие недостатки и пороки имел… и тем разные на себя нарекания навлек, но сию правду поистине надлежит ему отдать, что он о пользе государственной, сколько знать мог, прилежное имел попечение, и труды к трудам до самой своей кончины прилагал, предпочитая интерес государственный паче своего».

После смерти Кирилова Эльтон заболел и вернулся в Петербург, ожидая, что царица Анна Иоанновна его наградит. Но затем покинул русскую службу, не получив никаких денег сверх оговоренного, и вместе с неким шотландцем Мунго Грэмом (Mungo Graeme) подвизался перевезти небольшой груз британских товаров в Хиву и Бухару. Они покинули Москву 19 марта 1738 года и направились вниз по Волге через Нижний Новгород в Астрахань, а оттуда в Тюб-Караганск (ныне Мангышлак). В Караганске они получили сведения о том, что караванный путь от Мангышлака к Хиве отсутствует, и отплыли в город Рашт, который тогда принадлежал Персии. Там они и реализовали свои товары. Эльтон удостоился аудиенции у Надир-шаха Афшара в Астрабаде, где получил разрешение на свободную торговлю без местных посредников по всей стране.

В 1740 году капитан Эльтон убедил представителей знаменитой английской Русской компании поддержать его деятельность, направленную на установление постоянного британского присутствия на Каспии. Поскольку с 1734 года торговцы компании уже имели разрешение торговать с Ираном через Россию, используя российские суда для пересечения Каспийского моря, в 1741 года британский парламент санкционировал проект Эльтона. Вернее даже не так — Роберт Неттленгтон, новый губернатор Русской компании, внес в парламент пакет предложений, где одним пунктом было вписана и инициатива Эльтона. Так Джон получил разрешение английского правительства строить суда для плаваний на Каспии.

Но стоял вопрос — где строить? Эльтон, подумав, поехал в… Казань, где построил два судна и, набрав смешанный экипаж из англичан и русских, отправился в 1742 году в качестве суперкарго под английским флагом через Каспийское море в иранский порт Энзели с грузом товаров Русской компании. Спустя непродолжительное время выяснилось, что обычные торговые операции в Северном Иране были далеки от истинных интересов английского капитана.

Как мы с вами помним, транзитная торговля англичанам была разрешена. Однако все переменило донесение от российского посла В. Ф. Братищева в самом конце 1742 года. Он сообщал о враждебных намерениях Надир-шаха, которому окружение внушало идею о легком нападении на Россию.

Чтобы понять, что же из себя представляли прикаспийские земли Персии, в частности, территория нынешнего Азербайджана, давайте немного остановимся на предыстории.

В начале XVIII века Азербайджан входил в состав Сефевидского государства, которое с конца XVII и начала XVIII веков находилось в состоянии крайнего упадка. В 1720-х годах кризис Сефевидского государства завершился его крахом. Полная неспособность выродившейся монархии Сефевидов к эффективному противодействию внешней угрозе привела к капитуляции шахского двора перед афганским предводителем Мир Махмудом, а шах Султан Хусейн вынужден был уступить власть афганцам.

Этой ситуацией решил воспользоваться Петр I, который, получив известия о поражении под Исфаганом шахских войск (в марте 1722 года), предпринял свой персидский поход (1722–1723). Результат его — значительные территориальные приобретения в Прикаспии. В свою очередь Османская империя, объявив все владения Сефевидов на границе с Арменией принадлежащим ей по наследному праву, также приступила к захвату этих земель.

Однако вскоре на севере Персии поднялось антитурецкое и антиафганское восстание под началом некоего Надир Гули Авшара, который сначала изгнал афганцев из Исфагана, а в 1732 году сверг с престола про-турецкую марионетку шаха Тамасиба, и провозгласил шахом его сына — малолетнего Аббаса III; то есть начиная с этого времени Надир стал де-факто полновластным правителем.

По мере усиления власти и влияния Надир потребовал от Османской империи и России возвращения всех земель, ранее принадлежавших Сефевидам. Россия согласилась вернуть все территории, присоединенные по Рештскому (1 февраля 1732 года) и Гянджинскому (21 марта 1735 года) договорам, понимая, что удержать их нет никакой возможности. В результате длительных переговоров Османская империя также вынуждена была уступить захваченные земли. В марте 1736 года было решено вернуться к границам почти столетней давности — 1639 года. Обеспечив себе полную власть в стране, Надир в марте 1736 года, вытеснив Сефевидскую династию, провозгласил себя шахом.

Таким образом, под боком у России и Турции внезапно возродилась мощная Персидская империя. Оба государства с тревогой ожидали, куда же направит свою экспансию новый хищник. Надир меж тем в 1738 году атаковал Афганистан и захватил Кандагар. На следующий год вторгся в Индию, разгромил войско Моголов и 20 марта 1739 года занял Дели, где устроил страшнейшую резню, после которой царство Великого Могола так и не смогло оправиться. Интересно, что резня в Дели началась из самых благородных побуждений. Дело в том, что Надир приказал наместнику в Дели ввести фиксированные цены на продовольствие в городе. Персидские войска были направлены на рынок в Пахаргандже, чтобы обеспечить их соблюдение. Торговцы на рынке торговать по фиксированным ценам отказались, произошла стычка, в результате которой отряд персидской стражи был просто перебит. К тому же распространился слух, что в городе восстание, Надир убит, и это стало сигналом к восстанию.

В ответ Надир разрешил своим солдатам отвечать насилием на насилие. Утром 22 марта он выехал в полном вооружении из дворца и укрепился в мечети Ровшан-од-Доуле в квартале Чандни Чоук. Затем, под аккомпанемент барабанов и рев труб, он обнажил боевой меч, дав сигнал своим войскам утопить бунт в крови. Почти сразу же армия Надира атаковала горожан. Районы Дели Чандни Чоук, Дариба Калан, Фатехпури, Файз Базар, Хауз Кази, Джохри Базар, Лахори, Аджмери и Кабули, плотно населенной индусами и мусульманами, вскоре были усеяны трупами. Мусульмане, как индусы, так и сикхи, прибегали к убийству своих женщин, детей и самих себя, чтобы не попасть в руки персов. Мухаммад Шах был вынужден просить о милости.

Наконец, после многих часов насилия и просьб Моголов о пощаде, Надир-шах смягчился и дал приказ прекратить кровопролитие, торжественно убрав в ножны меч.

В том же 1739 году Надир решил послать посольство в Россию, поручив Мехди-кули хану Амстрабади отправить об этом послание русскому представителю в Исфагани Ивану Калушкину, которое получили 5 октября 1739 года. К письму был приложен перечень даров, которые Надир-шах посылал Анне Иоанновне, её сестре и племяннице.

Посольство возглавил Магомет Хуссейн хан. Благодаря сборнику документов «Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год», опубликованных Петром Григорьевичем Бутковым, мы можем прочитать, как выглядело это посольство:

Как представитель могущественного монарха, похвалявшегося покорить весь мир, Хуссейн-хан ехал в Петербург с богатейшими подарками и с 14 слонами. Посла окружала нарядно одетая свита из 128 человек. … Конечно, ни одно посольство никогда не являлось еще ко двору дружественной державы с такой значительной вооруженной силой. 9 декабря 1739 года Афшарское посольство прибыло в Кизляр, где забили тревогу. Дальше посольство не было пропущено Астраханским губернатором, князем Сергеем Голицыным, так как на этот предмет не было еще из Петербурга никаких приказаний. На Волгу поспешно двинуты были пять пехотных и шесть драгунских полков, расположившихся лагерем перед Астраханью. Послу дали знать, что афшарское войско через границу пропущено быть не может, да и кормить его в пути будет нечем, а потому советовали или возвратиться назад, или распустить войско. Переговоры поэтому поводу длились долго и окончились тем, что Надир-шах уступил, и посол двинулся в дальнейший путь, в сопровождении двухтысячной свиты, за которой вели 14 слонов. В ожидании дальнейшего путешествия посольство простояло в Кизляре до августа следующего года. Наконец разрешение на путешествие посольства из Петербурга было получено. 11 сентября 1740 года Хуссейн-хан торжественно вступил в Астрахань, встреченный губернатором и войсками с надлежащей церемонией, отданием чести и пушечной пальбой.

Только 18 сентября 1740 года Афшарское посольство выступило из Астрахани в Царицыно. Ехало все посольство на 170 подводах. В Донских степях к послам присоединились еще 120 человек из свиты. Поэтому вновь назначенный к посольству главный пристав генерал-майор Апраксин приказал рассадить посольство и разложить их багаж на 800 подводах. С дороги Хуссейн хан написал вице-канцлеру Андрею Ивановичу Остерману следующее оповестительное письмо:

Высокостепенный и высокоповеренный и высочайшей честию превосходящий, первенственнейший министръ и верховный визирь, счастье коего въ цветущемъ состоянии да пребудетъ навсегда! Желаю вамъ от Господа всякаго благополучия и счастливаго въ высокомъ градусе пребывания. По объявлении дружескихъ комплиментовъ вашему степенству известно да будетъ, что я — великаго Надира, шах-инъ-шаха, доверенный посолъ Хуссейнъ-ханъ.

29 сентября Хуссейн хан торжественно вступил в Петербург.

Церемониал шествия был следующий: Конная гвардия. 14 слонов по 2 в ряд. Афшарская музыка. Посольская карета. Императорской конюшни заводские лошади с унтер-шталмейстером и берейторами. Генералы, штаб и обер-офицеры. Князья Долгорукий и Шаховской. Граф Салтыков и Хуссейн-хан в карете цугом. При них шли конюхи, лакеи, гайдуки и скороходы. В заключение шествия несли Афшарское знамя.

Посольство, шедшее ко двору Анны Иоанновны, попало уже ко двору нового царя, Иоанна Антоновича. Де-факто же правила его мать, Анна Леопольдовна. В Петербурге начался новый виток дворцовых переворотов. Среди требований Хуссейн хана была просьба отдать Надир-шаху в жены дочь Петра I, Елизавету Петровну. Кроме этого персы хотели беспошлинной торговли на Каспии, отмены ограничений на поставку «заповедных товаров», а также корабельных мастеров для строительства флота.

Были также вручены подарки:

Анне Леопольдовне, Иоанну Антоновичу и Елизавете Петровне представлены были куски богатейшей парчи, бриллиантовые пояса, золотые с бриллиантами кубки, богатый столик, 3 пера для украшения шапок и шляп, перстни, ящики… Вместе с тем Хуссейн-хан объявил, что повелитель мира указал освободить всех русских пленных…

Всего было прислано 22 предмета, 15 колец и 14 слонов. Среди даров Надир-шаха было золотое кольцо, украшенное рубинами, изумрудами и большим алмазом, принадлежавшее Джахан Шаху, одному из могущественных правителей Индии из династии Великих Моголов.

Неизвестно, чем бы закончились переговоры, но в 1741 году произошел новый дворцовый переворот. К власти пришла Елизавета Петровна, и в ноябре 1742 года персы двинулись в обратный путь. Поскольку Надир посчитал переговоры неудачными, он начал угрожать России войной. Поэтому императрица Елизавета направила к границе усиленный корпус войск под начальством генерал-лейтенанта Тараканова.

Меж тем Надир прорабатывал вариант вторжения в Россию морем. И тут появился Эльтон, который изъявлял готовность перевозить людей и съестные припасы в случае похода шаха на Россию. И русское правительство очень сильно разозлилось. То есть Россия предоставила английским купцам право на транзитную торговлю, а англичане в благодарность решили сотрудничать с врагами России? В офис русской компании был послан запрос — кем является капитан Джон Эльтон, поддерживается ли его деятельность правлением компании и правительством Англии, и как вообще относится торговая деятельность компании к снабжению и перевозке вражеских войск на территорию России?

Перед директорами в Лондоне во весь рост встал призрак 1646 года, когда англичан просто выкинули из России, как нашкодивших щенков. Из Петербурга в Персию был направлен агент, уже известный нам Джонес Хэнвей (Jonas Hanway), который был должен расследовать деятельность Эльтона и в кратчайшие сроки дать для директоров заключение — превысил ли сотрудник Эльтон свои полномочия или нет?

Прибыв в Решт 3 декабря 1743 года, Хэнвей застал Эльтона за… постройкой военных судов для Ирана. Хэнвей сообщил, что авантюрист ставит под вопрос весть бизнес компании в России, и попросил срочно отбыть в Англию. Эльтон, прикрываясь решением парламента, сказал, что он в своем праве, здесь ему отлично платят и на русских он сильно обижен — они не оценили его заслуги в Оренбургской экспедиции. Хэнвей, вернувшись в Петербург, сообщил, что гилянский резидент Русской компании стал неуправляем, действительно превысил свои полномочия и вполне может поссорить компанию с русским правительством.

Тем временем выстроенный 20-пушечный корабль был отдан под командование Эльтона, которому Надир-шах присвоил звание «адмирал Каспийского моря» и приказал принуждать россиян на море и на суше салютовать иранскому военно-морскому флагу. Цели Надира в создании собственного флота на Каспии были следующие — препятствовать постоянным нападениям туркменских пиратов на восточные берега его империи, наказать и подчинить непокорные племена лезгин на западном берегу, а также прибрать в свои руки монополию на торговлю с Астраханью. В общем, установить персидскую власть над как можно большей частью прибрежной зоны. Сайкс также пишет, что помимо необходимости создания флота для обеспечения войск продовольствием в ходе военных действиях против горцев, дополнительным мотивом было стремление разделить (sharing) торговлю и власть на Каспии. Кроме того, Надир-шах был недоволен торговой монополией России на Каспийском море.

Чуть ранее, во время подавления восстания в Азербайджане и Дагестане, Надир обратился к русскому послу Калушкину. Он хотел, чтобы посол договорился о найме десяти русских судов, часть которых предназначалась для использования в операциях против дагестанских повстанцев, а другая часть — для транспортировки продовольствия из Астрахани. Калушкин, передавая эту просьбу, предупредил свое правительство — если Надир получит эти корабли, он никогда их не вернет. Надиру отказали. Однако тот не отказался от своего плана, и вскоре ему удалось создать ядро флота на Каспии с помощью английского торгового агента Эльтона.

Опасаясь испортить отношения с Россией, Русская компания в октябре 1744 года потребовала от своего служащего немедленно покинуть Иран. Однако на судне британского подданного Ханса Бардевика «Импресс оф Раша», пришедшего 10 октября 1744 года из Ирана в Астрахань, Эльтона не обнаружили. Шкипер Томас Вудро пояснил, что последний задержался в Иране по торговым делам. Но русские матросы Петр Степанов и Федор Иванов опровергли утверждение английского шкипера. Они сообщили, что Эльтон активно занимается строительством в Лангеруде 40-пушечного военного корабля для Надир-шаха.

Первая персидская судостроительная верфь была заложена в Лангеруде. Планировалось также строительство новой судостроительной верфи в Баку. Стапели Лангеруда позволили развернуться на полную — туда сгоняли сотни крестьян из окрестных деревень, привозили лес из Гиляна и железо из Мазендарана.

В 1743 году Джон Эльтон официально перешел на службу к шаху. Надир произвел его в Адмиралы и назначил ему жалование в 6000 рублей. Обер-адмиралом стал Бакинский градоначальник Мирза Магомед хан. Мнение, что Эльтон был номинальным адмиралом при обер-адмирале, Мирза Мухаммед Хане, который был также правителем Баку, не выдерживает никакой критики. Как раз понятно, что англичанин был заводилой проекта, который должен был обеспечить его будущее и безбедную старость. В 1744 году в Баку завершалось строительство двух фрегатов и четырех небольших кораблей, другие суда еще строились. Бакинский хан, по-видимому, был заинтересован и в торговых судах в дополнение к военным.

15 марта 1745 года российский Сенат переслал эту важную новость в Иностранную коллегию. Новый российский канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин Англии начал уже просто угрожать. Тут пришел ответ от Эльтона — в ответ на обращение Русской компании Эльтон прислал приказ Надир-шаха от 19 ноября 1745 года, согласно которому шах запрещал англичанину покидать Персию. Директора предложили Эльтону бежать, обещая деньги и даже должность в Королевском флоте. Эльтон отказался. Он утверждал, что у него перед Россией нет никаких личных обязательств, а как британец он может законно служить любому правителю, который находится в дружественных отношениях с Великобританией.

У канцлера Бестужева заряд храбрости кончился быстро — он просто игнорировал и требования императрицы, и требования Адмиралтейства по поводу решения вопроса Эльтона. После нескольких безответных обращений членов Адмиралтейской коллегии сенаторы запросили 18 августа 1746 года у канцлера решительных объяснений, которые также не были даны.

В августе 1746 года было получено известие, что некий иранский пушечный корабль подошел к Дербенту и потребовал от русских судов салютовать ему, «а командир и его команда били и другие озлобления делали русским купцам».

26 августа 1746 года императрица Елизавета Петровна в ультимативной форме потребовала от Бестужева отменить все привилегии, предоставленные Русской компании и согласовать с Сенатом план уничтожения двух военных кораблей, выстроенных Эльтоном для Надир-шаха. Написано было очень жестко:

Английскую коммерцию в Персию теперь непременно пресечь и английскому послу о том объявить; а каким бы образом это заведенное у персиян строение судов вовсе искоренить, о том в Сенате вместе с коллегиею Иностранных дел советоваться и меры без упущения времени принимать.

Тут пришли новые данные с Каспия — 11 декабря 1746 года команда российского гекабота «Рафаил» под командованием мичмана Михаила Рагозео воочию убедилась в реальности иранского военного флота во время встречи у Дербента с одним из кораблей, построенных Джоном Эльтоном. По описанию Рагозео, это было трехмачтовое судно длиной в сотню футов, на котором из 24 пушечных портов было занято пушками всего пять. На корабле, капитаном которого был англичанин, некий Якоб Британ, а старшим помощником — Эдрю Арий (Orey), был поднят «флаг синей, в средине желтой лев и над ним солнечные лучи желтые ж, гюис синей з желтым, полосатой с угла на угол, вымпель таким же манером, а хвосты синия». Кроме того, из донесения от 30 сентября 1746 года консула Ивана Бакунина следовало, что на судостроительную верфь было прислано вновь набранных 300 человек плотников и столяров, «способных к корабельному строению, да толико еже число матросов, которые на тамошних судах к морскому хождению уже приобвыкли». Из Гянджа присылали в Лангеруд кузнецов, слесарей и медного дела мастеров для деления якорей и для пушечного литья. В Лангеруде было приказано отлить 140 медных пушек по образцу, отлитому Д. Эльтоном.

В июне 1747 года Надир отправился в карательную экспедицию против своего племянника Ала-кули, который не смог собрать и выплатить колоссальную дань шаху с Систана и поэтому просто перешел на сторону восставших. К этому времени с головой у правителя Персии было уже не в порядке. 20 июня в военном лагере под Хабушаном Надир заподозрил всю свою гвардию (20 тысяч человек) в измене, и громогласно объявил, что завтра всех казнит. Гвардия ждать утра не стала — ночью в шатер шаха вошли офицеры-заговорщики, которые убили спящего Надира, отрезали ему голову, и, водрузив ее на пику, доставили Ала-кули-хану.

Собственно, теперь уже в Персии началась великая замятня, чем решили воспользоваться русские. Императрица Елизавета распорядилась 1 сентября 1747 года созвать совет в Коллегии иностранных дел для обсуждения иранских дел и разработки нового плана действий. Принимали участие генерал граф Румянцев, генерал-прокурор князь Трубецкой, генерал-адъютант Бутурлин, генерал-аншеф Апраксин, тайный советник и кабинет-секретарь императрицы барон Черкасов.

7 сентября совет принял решение воспользоваться внутренней иранской смутой для искоренения деятельности Эльтона. Члены совета согласились поручить российскому резиденту в Реште, Черкесову, нанять местных гилянцевм, чтобы они незамедлительно сожгли или уничтожили все построенные и строящиеся корабли, здание адмиралтейства, склады, подсобные помещения, инструменты и приспособления. Разумеется, за щедрую награду.

В случае возможной неудачи совет рассчитывал на помощь торгового флота, который обязали всячески вредить персидским кораблям в море. Командиры малых судов получили инструкции — скрытно или под видом разбойников отправиться в Лангеруд и сжечь там всё дотла.

Эльтона распорядились взять живым любым способом и доставить в Астрахань.

Черкесов получил приказ о начале спецоперации 2 января 1748 года. Резидент дважды подсылал к Эльтону своего разведчика, грузина Давида Беджанова, который под видом покупки пшена посетил хозяйство англичанина дважды — в январе и апреле 1748 года — и узнал всю необходимую информацию. Для выполнения задания в Астрахани выделили два корабля под командованием Михаила Рагозео и Ильи Токмачева. Отдельным вопросом стало приобретение лодок — ведь суда планировали атаковать в гавани, чтобы подозрение не упало на русских. Рагозео смог договориться с астраханским губернатором о выделении только двух восьмивесельных лодок, причем сразу русским морякам выдали только одну, обещая вторую выдать попозже. Лодку астраханский губернатор отправил только осенью, но она потонула во время осенних штормов.

Меж тем Эльтон, воспользовавшись беспорядками после смерти Надира, сверг местного мэра и стал правителем Лангеруда. Спецоперацию на время отменили. Летом 1750 года решили зайти с другого бока. Тогда правителем провинции Гилянь стал Ага Джамал-хан, которому русский купец-резидент Иван Данилов «по секрету» сообщил, что в Лангеруде у Эльтона «довольно серебра и злата», выделенного Надиром Эльтону для постройки персидского флота. Да и сам Эльтон дал повод для нападения на подконтрольную территорию — он занялся политическими интригами и вступил в тайную переписку с правителем Астрабада и Мазандерана каджаром Мухаммад-Хасан-ханом, который был региональным соперником хаджи Ага Джамал-хана и стремился к захвату Гиляна. Данилов сразу же донес Джамалу о сношениях Эльтона, и в марте 1751 года отряд Ади-бака совершил набег на Лангеруд. У Ади-бека был отряд в тысячу человек, который должен был занять и уничтожить адмиралтейство, а Эльтона пленить. Боя не произошло — охрана и сам Эльтон отказались сопротивляться и сложили оружие. Ади-бек сжег верфи, мастерские, недостроенный пятый корабль, разрушил адмиралтейские укрепления и дом Эльтона. Лангеруд был разграблен воинами Ади-бека, а арестованный Джон Эльтон был доставлен в Решт.

Русское правительство вернулось к мысли о диверсии против уже построенных персидских кораблей. 22 июля 1751 года астраханский губернатор Брылкин получил приказ от Иностранной коллегии отправить в Иран два корабля с командой. Они должны были расправиться с готовыми кораблями, а Эльтона доставить в Россию. Командир астраханского порта лейтенант в ранге майора Андрей Абалешев рекомендовал годными к срочному походу два судна: 10-пушечный гекабот «Святой Илья» (Рагозео) и 12-пушечную шняву «Святая Екатерина» (Толмачев). Срочно набрали экипажи (по 50 человек на корабль), погрузили порох с ядрами, книппеля, картечь из расчета 12 выстрелов на орудие, 100 трехфунтовых гранат, 30 фунтов иранской нефти высшей очистки и прочее. 7 августа корабли взяли курс к иранским берегам.

В Персии же события разворачивались довольно стремительно. Узнав о набеге на Лангеруд, захвате кораблей и пленении Эльтона, Мухаммад-Хасан-хан Каджар спешно отправился в поход на Решт против местного губернатора. Готовясь к отражению нападения, хаджи Ага-Джамал-хан Фумани призвал на помощь пленного англичанина, очевидно рассчитывая использовать его способности как представителя европейского военного искусства. Отказавшийся помочь в организации обороны Решта, Джон Эльтон был застрелен после известия о подходе к городу сторонников Мухаммад-Хасан-хана.

16 сентября 1751 года российская экспедиция под началом Рагозео прибыла в Решт, где сотрудники консула Данилова, скончавшегося 1 сентября, сообщили о судьбе Эльтона. Рагозео и Токмачеву оставалось уничтожить четыре корабля, которые, согласно разведданным, захватил победивший Мухаммад-Хасан-хан.

Обнаружив место стоянки двух кораблей, матросы с Токмачевым во главе, переодевшись пиратами, в ночь на 28 сентября 1751 года на двух шлюпках отправились на дело. Облив нефтью, они полностью сожгли оба трехмачтовых корабля. Два оставшихся малых судна искать не стали — идти морем на восток к Астрабадскому заливу в сезон осенних штормов на Каспии было опасно. Посчитав задачи экспедиции выполненными, Рагозео и Токмачев решили вернуться в Россию. Михаил Рагозео заболел и скончался на корабле у иранской Астары 5 октября, а Токмачев со товарищи благополучно возвратился в Астрахань 23 октября 1751 года. 27 ноября 1752 года императрица Елизавета распорядилась всех участников сожжения кораблей Эльтона повысить в звании на один ранг и положить им денежные премии.

«Дело Эльтона» повлияло не только на российско-британские связи. Голландцы давно надеялись получить разрешение на транзитную торговлю, но несмотря на все и обещания, данные голландскому послу в феврале 1746 года, договор об этом так и не был подписан. Англичане же в 1746 году потеряли возможность транзита товаров из Персии через территорию России и вынуждены были перейти к торговле только русскими товарами.

Далее: часть пятая