«Как раз большие города истощают государство и составляют его слабость: богатство, которое они производят, — это богатство кажущееся и иллюзорное, много денег с малым эффектом», — эти строки из «Эмиля» Руссо были написаны в начале 1760-х, когда в городах жило только 2% населения планеты. Сегодня в городах проживает больше половины населения Земли. К 2050-му не меньше 70% населения планеты будет жить в городах.
Точками роста мировой урбанизации являются так называемые мегагорода — колоссальные агломерации с населением более 10 миллионов человек. В этом материале мы расскажем вам о крупнейших городах-агломерациях, закономерностях их развития и стоящих перед ними вызовах.
Мир перебирается жить в город
В 2001-м году в городах проживали примерно 2,8 миллиарда человек и считалось, что к 2015-му году в мире будет уже 23 мегагорода — большой прогресс с 1975-м, когда таких городов было всего 5! Как бы-то ни было, но реальность превзошла самые смелые ожидания: сейчас таких городов насчитывается около 30. А ведь в 1940-м было всего два населённых пункта подпадающих под определение мегагорода: Токио и Нью-Йорк. По расчётам ООН, к 2025-му за счёт развивающихся стран Азии число мегагородов в мире достигнет отметки 37.
Экспансия больших городов имеет свои пределы, хотя, чтобы разглядеть эти пределы, нужно иметь острый глаз: когда-то Нью-Йорк был населённее Токио, а сейчас на первом месте находится токийская агломерация с её 35 миллионами человек. В наше время же Токио стремительно догоняют индийский Дели и мексиканский Мехико, так что, может быть, к 2050-му году лидером может стать совсем другой. А может и не стать: у всего есть пределы.
И да, когда мы говорим о мегагородах, то речь идёт именно об агломерациях, ведь здесь имеет смысл считать несколько городов сразу, поскольку, например, город-порт Йокогама не самодостаточен без Токио, а город-метрополия Токио не самодостаточен без Йокогамы. Сам по себе город Токио набирает что-то около 13 миллионов населения и не так интересен без окружающих его земель (87 городов), полагающихся в своём развитии на него. А он, в свою очередь, полагается в своём развитии на них. Благо, что люди, как создания социальные, предпочитают жить в тесноте.
В США 243 миллиона американцев живут на 3% территории всей страны. В такой концентрации людей есть свой смысл: за людьми неминуемо следуют капитал и технологии. Практика показывает, что с каждым удвоением численности населения города средний уровень дохода населения этого города увеличивается на 15%. Примерно на столько же увеличивается продуктивность труда. А также риск стать жертвой преступления, но об этом мы поговорим позже. Учёные из MIT считают, что большие города по природе своей устроены так, что дают гражданам больше возможностей встречаться друг с другом — со всеми вытекающими: ростом количества инноваций, бизнесов и т.д. В принципе это логично: чем больше людей вокруг, тем больше вероятность того, что среди них найдётся хотя бы один талантливый (или просто амбициозный) человек.
Если присмотреться к списку самых больших агломераций, то становится очевидным преобладание развивающихся стран. Действительно, основной вклад в дело урбанизации планеты вносят страны Азии и Африки с их миграцией из сельской местности в города. Только азиатский регион содержит 75% городского населения среди развивающихся стран (на Китай и Индию приходится 700 миллионов горожан) и 53% горожан мира — эксперты считают, что в ближайшие десятилетия Азия останется драйвером мировой урбанизации.
Стоит упомянуть и о том, что есть альтернативная мера для мегагородов: некоторые специалисты считают таковыми города с населением не менее чем 5 миллионов человек. Если мы «раздвинем рамки восприятия», то увидим ещё более удивительный рост: 7 таких мегагородов в 1950-м, 24 в 1990-м, 55 в 2010-м и, если верить прогнозам, таких городов будет уже 87 в 2025-м.
Мировая урбанизация оказывает влияние и на развитие военной теории. Дэвид Килкаллен в своей последней книге «Спускаясь с гор: грядущая эпоха войны в городах» рассказывает о том, как, образно говоря, штурм Грозного сменит Дьен-Бьен-Фу.
В период 2030-2050 годов следует ожидать прибытия 1,3 миллиардов новых горожан: самыми крупными «поставщиками» станут Индия (270 миллионов человек), Нигерия (140 миллионов человек).
Если бы Лагос (Нигерия) был независимым государством, то он стал бы седьмой экономикой Африки. А пока он генерирует треть ВВП второй экономики Африки (и он уже богаче всей Кении) и, по самым приблизительным оценкам, каждый день туда прибывают 4 тысячи мигрантов. Нигерия уже насчитывает 170 миллионов человек, к 2050-му её население может вырасти до 400 миллионов, и все ожидают, что к этому сроку Лагос увеличится минимум в два раза (а к 2025-му там может жить уже 35 миллионов человек). Мумбаи даёт Индии 6% ВВП (при 1,5% населения страны). Средний ВВП на душу населения в Бангладеше составляет $1,044, но в столице страны Дхаке он больше $3000.
На данный момент 100 самых больших городов мира генерируют 35% мирового ВВП. Впрочем, мы достаточно поговорили о чудесах, пришла пора поговорить о кошмарах.
Les miserables
В далёком 1994-м году Роберт Каплан в «Грядущей анархии» описывал свои впечатления от посещения Конакри, столицы Гвинеи, как «кошмарный диккенсовский спектакль, в который сам Диккенс никогда бы не поверил». А ведь это был город с населением даже меньше трёх миллионов.
Экономисты во все времена рассматривали глобализацию и урбанизацию как положительные процессы, ведущие к процветанию и прогрессу. Но для «глобального юга» дела обстоят иначе, и чтобы понять это, достаточно взглянуть на Киншасу (Конго): мегаполис с 8,4 миллионами населения и всего $410 ВВП на душу этого самого населения. В Лагосе две трети горожан живут в трущобах в условиях, которые представители ООН назвали «абсолютно неприемлемыми».
Лагос как агломерация насчитывает от 15 до 21 миллиона человек: неточность в оценках отражает хаотичность его роста. Каждый день 9 миллионов жителей этого города пользуются его дорогами, но уровень городского планирования в Нигерии, мягко говоря, отстаёт от Англии и скандинавских стран, и чтобы добраться на работу к 9 утра, эти люди просыпаются в 4.30 утра. Граждане побогаче используют морской транспорт (это же портовый город) и добираются до работы за 45 минут. Сейчас в городе китайской CCECC строится монорельсовая дорога стоимостью $2,5 миллиарда. Строительство началось ещё в 2010-м, но до сих пор не закончено. Попробуйте угадать причину.
Африканская бюрократия и коррупция? Нет, городской менеджмент в столице на высоте, администрация делает всё, что в её силах, и даже больше, чтобы победить пробки и развить инфраструктуру. Китайцы ленятся? Да нет, они, как всегда, трудолюбивы и неприхотливы. Беда в том, что в ходе строительства компания постоянно сталкивается с жителями нелегально возведённых трущоб, рынков и магазинов. Строительство доступного жилья не поспевает за спросом: в этом году государство построит тысячу домов, а нужны сотни тысяч домов каждый день. А пока что люди строят эти сотни тысяч домов сами, где придётся, например, в Макоко: маленький город на воде с населением 100 тысяч человек.
Подсчёт численности населения трущоб не самая сильная сторона правительств развивающихся стран. Например, в кенийском Найроби в квартале Кибера проживают то ли 200 тысяч человек, то ли уже миллион. Условия жизни в этом квартале так плохи, что детская смертность там в 2,5 раза выше, чем в среднем по городу.
Трущобы являются неотъемлемой частью жизни современной Индии — и её проклятьем. Пять лет назад индийское правительство представило план по устранению трущоб посредством «точечного городского инвестирования», но потом от него отказались. Не из-за жадности или коррупции, нет, — просто эксперты из Комитета по статистике трущоб подсчитали, что даже при принятии этих мер численность населения трущоб Индии всё равно не уменьшится и даже вырастет на 11% к 2017-му.
Да, трущобы устойчивы и постоянны. 50% тех, кто жил в бразильских фавелах в 1960-х гг., сегодня живут в нормальных местах, но население трущоб воспроизводится и размножается с чудовищной скоростью. Когда-то окраины Парижа и Лондона напоминали окраины Сан-Паулу и Лагоса — потребовались десятилетия целенаправленной политики государств, чтобы уничтожить это явление на территории европейских городов. К слову, 40% населения Дакки проживает именно в трущобах и бангладешское правительство не спешит строить там больницы и школы, не говоря уже о подключении электричества: чиновникам проще и дешевле считать эту землю «находящейся вне пределов города».
Американец Эдвард Глезер, написавший целую книгу о плюсах урбанизации, считает, что наличие трущоб в большом городе — это признак его привлекательности и успешного развития: раз люди едут в город в таких количествах, что он не может их «переварить», значит, есть, зачем ехать. Хотя, конечно, нужно быть очень специфическим оптимистом, чтобы радоваться тому, что дети, выросшие в трущобах, обладают впоследствии отменным здоровьем.
Сегодня в мире в трущобах проживает чуть больше миллиарда человек: 60% в Азии, 20% в Латинской Америке, 14% в Африке. Ожидается, что к 2050-му в трущобах всего мира будут проживать уже 2 миллиарда человек. И, надо понимать, доля неразвитых стран увеличится ещё больше.
Страх над городом
При таком уровне бедности стоит ли говорить о шокирующем уровне преступности? Несмотря на все старания губернатора Лагоса (который, серьёзно, спит 4 часа в сутки), уровень преступности в городе ползёт вверх вместе с численностью населения.
Пакистанский Карачи, переживающий бурный рост (сейчас там живут 10 миллионов человек, и к 2030-му ожидается более двадцати миллионов) стал притягивать преступников: только в 2012-м там было убито 2,5 тысячи человек. Это не говоря уже о похищениях, ограблениях и прочих ужасах. Более высокий уровень преступности характерен и для больших городов Первого мира, но в Третьем мире он умножается на местную культуру, точнее, на отсутствие таковой.
Чтобы понять, как выглядит фобополис (большой город с серьёзными проблемами по части обеспечения безопасности), давайте посмотрим на Рио-де-Жанейро. С конца 1970-х печально знаменитые фавелы в своём развитии становились всё более и более изолированными друг от друга и от остального Рио. Нет, это не совсем гетто — скорее бантустаны в составе ЮАР, только без формального юридического статуса.
Сейчас в этих трущобах происходят страшные и интересные процессы построения власти. В каких-то местах настоящей властью являются наркогруппировки, в каких-то это паравоенные группы, которые когда-то выгнали преступников и заняли их место, вымогая у жителей деньги за «защиту». Непрекращающееся насилие обходится городу в 6 тысяч убитых ежегодно. И ведь ситуация сегодня гораздо лучше, чем раньше!
В 2005-м смертность была выше в два раза, и существенных успехов удалось добиться только после принятия самых жёстких мер: в ходе, по сути, военных операций с перестрелками, взрывами и убитыми (за последние семь лет в столкновениях с полицией погибли 5412 человек) две самые крупные банды были выдворены из города, полиция установила полный контроль над частью фавел (с населением 400 тысяч человек) и полностью «замирила» их. Успех, но неполный: для контроля над этими территориями полиции Рио приходится постоянно держать в этих районах 8 тысяч полицейских, как оккупационный гарнизон. Конечно, администрация города понимает, что военной силой дела не исправишь, — в 35 фавелах реализуется правительственная программа по реконструкции инфраструктуры, созданию рабочих мест, школ и больниц. Всё это очень хорошо, но осталось ещё 965 фавел с населением более 1 миллиона человек, де-факто живущих вне юрисдикции города и государства. В марте этого года подразделения полиции и армии (всего 1 тысяча человек) устроили «взятие» фавелы Маре с населением 120 тысяч человек. В операции использовались вертолёты (!) и бронетехника. Если это не война, то что это?
Проблема крупного города-агломерации состоит в том, что отдельные части его так и норовят «отвалиться» и «замкнуться» в себе. Колумбийский Медельин, не такой крупный город (3,5 миллиона населения) является лишним тому подтверждением: соединив в 2003-м бедные районы города с «цивилизованной» частью, администрация добилась снижения количества убийств в этих районах на 66%.
До сих пор мы рассматривали страны Третьего мира, пришла пора перейти во Второй.
Пространство для неповиновения: выжженная земля и плодородная почва
Москва — один из самых больших и богатых городов Европы с населением от 11,5 миллионов человек до 16 миллионов человек. Город возможностей, куда съезжаются со всей страны. Город, где генерируется четверть ВВП России. И Бирюлево, несмотря на мрачное название, — это не далёкий депрессивный моногород, это депрессивный моногород в составе большой Москвы. Потрясшие всю Россию беспорядки на районе, несмотря на контекстную важность для всего русского движения, были делом глубоко внутренним. В противном случае произошли бы погромы и в других частях Москвы (где тоже есть овощебазы и тоже есть кавказцы с мигрантами, и так же убивают русских), но конкретно Бирюлево оказалось изолированным в своём развитии, как, скажем, бразильская Маре. В сходном случае Арзамаса мы говорим о городе Арзамасе, в случае Бирюлева мы говорим об изолированном депрессивном районе с населением небольшого города (90 тысяч человек) и бурной самостоятельной жизнью, но не о Москве. Сравните со знаменитыми беспорядками в парижской агломерации осенью 2005-го: началось всё в Клиши-су-Буа (население 30 тысяч человек), потом перенеслось в Оне-су-Буа (население 80 тысяч человек) и Сен-Дени (95 тысяч человек). Вскоре начались погромы в парижском «Подмосковье»: Сен-Сен-Дени (население 1,5 миллиона человек), Ивелин (население 1,4 миллиона человек) и Валь-д’Уаз (население 1,1 миллиона человек). Посмотрим на другой мегагород — Лондон: в ходе известных событий в августе 2011-го всё началось в Тоттенхэме (население 116 тысяч человек), перекинулось в Энфилд (население 313 тысяч человек), потом в Брикстон (население 70 тысяч человек), Пекхэм (население 19,5 тысяч человек), Луишем (население 276 тысяч человек). Сравнение с Москвой будет вполне справедливым: огромные города, даже более высокая доля в экономике страны (и Париж, и Лондон генерируют для своих стран почти треть ВВП), столичный статус. Но эти города гораздо лучше интегрированы. Ведь уличные беспорядки — это как лесной пожар.
Когда пожары уничтожают леса, пожарники начинают в буквальном смысле слова бороться огнём с огнём, уничтожая целые участки леса на пути огня. Зачем? Дело в том, что для распространения огня необходимы три вещи: кислород, жара и топливный материал. Если убрать хотя бы один из этих трёх компонентов, то пожар резко пойдёт на спад. Бирюлево Западное оказалось таким большим «неплодородным» обособленным участком. Поэтому в случае европейских столиц говорят о «беспорядках в Лондоне», «беспорядках в Париже», а события осени 2013-го — это «беспорядки в Бирюлеве», но никак не «беспорядки в Москве». Хотя в каждом отдельно взятом районе Москвы идеальная «погода» и достаточно «топливного материала» для гигантского пожара. Но обилие «выжженных участков» между районами сделало невозможным то, что уже десять раз произошло бы в городе с европейским качеством планировки и соответствующей инфраструктурой. Впрочем, о качестве городского планирования Москвы мы ещё поговорим.
В массовой культуре тренд на обособление отдельных участков больших агломераций уже получил отражение. В боевике «Рейд» отряд спецназа оказывается заперт в центре Джакарты без надежды на спасение, ведь они оказались в многоэтажном доме посреди «плохого района» и их крики не слышны в хоре 10-милионного города. В дилогии «13-й район» неблагополучный бантустан огорожен от цветущего Парижа бетонной стеной, по периметру стоят военные. Но самый интересный вариант страшной истории с большим городом показан в «Дредде»: колоссальных размеров агломерация, раскинувшаяся от Вашингтона до Бостона, с населением 800 миллионов человек и требующая наличия корпуса всевластной полиции (т.н. «судьи») — единственной силы, способной хоть как-то обуздать стремительно растущую преступность. Это уже не «тонкая голубая линия» на пути волны криминалитета — скорее волнорез на пути цунами. Не могу сказать насчёт постапокалиптического будущего, но получается довольно интересная модель для решения проблем Лагоса, Джакарты или Карачи.
1/5 «судей» погибают в первый же день
Велик соблазн сказать, что проблемные «выпавшие» районы-минигорода не являются проблемой для стран Первого мира, но это не так. В Америке известны 33 тысячи банд с общим количеством участников около 1,4 миллионов человек. Большинство банд кучкуются в больших городах. 1350 банд расположены в Лос-Анджелесе (размер агломерации — около 17 миллионов человек) — всего 120 тысяч негодяев на один из главных городов США. Давайте приглядимся к наиболее крупным и сильным бандам: 18th Street Gang — 15 тысяч «солдат», местные отделения в 32-х штатах (!); их ближайшие конкуренты Florencia 13, которые когда-то контролировали целый «выпавший» район Florence-Firestone (население 60 тысяч человек), попались на том, что покупали оружие у армии США (!). По сути, это маленькие частные армии, вроде Blackwater, только куда более мотивированные. Ведь крупная банда в Лос-Анджелесе — это как родной двор на всю жизнь: друзья, свершения, семья — «от колыбели до могилы».
Экономический рост сам по себе привлекает преступников. Ещё Патрик Колхаун, создатель прототипа британской полиции, отмечал в 1798-м что все «жулики и злодеи…рассматривают Лондон как главное место сборища, арену, где они смогут поупражняться в своих сомнительных талантах». То же самое характерно и для США: Almighty Latin King and Queen Nation насчитывает 18 тысяч членов в одном только Чикаго (который не дотягивает ни до одного из наших определений мегагорода). В больших городах большие банды даже формируют свою собственную систему мировоззрения: вышеупомянутая банда даже обладает довольно любопытной системой религиозных мировоззрений, заставляющей вспомнить сериал True Detective.
Банды в Лос-Анджелесе являются причиной 48% преступлений и 61% убийств среди людей в возрасте от 15-ти до 24-х лет. Вообще стоит отдать американским и европейским градоначальникам должное: они успешно борются с бандами как при помощи кнута, так и при помощи пряника, выталкивая, поглощая или уничтожая антисоциальные элементы, не позволяя им замыкаться в себе, никаких «у нас тут своя атмосфера». Да, есть районы заметно более неблагополучные, чем другие, но нет ни одного района, где начинается «чужая земля» со своими законами и обычаями. Но чтобы в Первом мире не появились свои фавелы, нужны координированные и постоянные усилия полиции, мэрии, НКО и рядовых граждан. Потому что, как сказал Кирилл Каминец по другому поводу, «Могадишо жадно смотрит из-за угла». Крупные города привлекают преступников, мегагорода дают им возможность создать свою маленькую пиратскую республику.
Пустошь смога и гнев Посейдона
Любой разговор о крупных городах рано или поздно сведётся к обсуждению экологических проблем, которые они вызывают. Действительно, крупные города (особенно в Третьем мире) — это настоящие эпицентры токсичных выделений в атмосферу. Принимая во внимание тот факт, что 80-90% роста населения будут обеспечивать как раз мегагорода, это достаточный повод, чтобы начать беспокоиться, благо прошлое преподало нам достаточно уроков.
В декабре 1952-го лондонские улицы окутал тяжёлый токсичный смог, наследие промышленного прошлого, в результате за последующие несколько месяцев 13 тысяч жителей города умерли от респираторных проблем. В наши дни загрязнённость воздуха является причиной смерти 1,2 миллионов жителей КНР. И китайцы ставят всё новые сомнительные рекорды в этой сфере: все слышали о том, как в Пекине чистый воздух продают в банках, но мало кто знает о том, что в октябре прошлого года 10-миллионный Харбин практически полностью «отключили», закрыв все аэропорты, школы и дороги. «Облака смерти» унесли жизни 368-ми нью-йоркских горожан в 1960-х. Проблемы Харбина те же, что были у Лондона с Нью-Йорком много лет назад: плотный трафик и уголь. Столицы Первого мира свои проблемы уладили давно, а вот руководство КНР цепляется за потребление угля и любые попытки поговорить «за экологию» воспринимает как нарушение суверенитета.
В новом мире глобальных городов человеку угрожает не только воздух, но и другая стихия. Незначительное повышение уровня моря сделает из цветущей Джакарты одну большую декорацию для постапокалиптического боевика. Два индийских мегарегиона (Дели и Калькутта, точнее, «Колката») расположены на берегах Брахмапутры — риск затопления в случае глобального потепления весьма велик. Ганг грозит 22-миллионной бангладешской Дакке. Из 21 миллиона жителей агломерации Сан-Паулу 40% подвержены угрозе лишиться жилища из-за риска наводнения. Если уровень воды в мире поднимется на метр, большую часть 15-миллионной Манилы затопит.
Есть и другая сторона стихийных бедствий — нарушение снабжения. Прежде чем вода, поступающая в Дели, сможет достичь 15 миллионов жителей города, ей нужно проделать долгий путь — 300 километров. Ещё 7,5 миллионов жителей города воды недополучают. Представьте, что случится с таким городом после серьёзного землетрясения или наводнения. Чтобы Дакка не умерла от голода, 9 тысяч тонн различных продуктов должны достигать города каждый день. А так жители главного города Бангладеш потребляют 2 миллиона тонн риса в год — если выстроить весь транспорт, который делает это в течение года, то получится «пробка» длиной в 1,6 тысячи километров. Что случится, если поставщики по каким-то причинам не смогут достигнуть города?
Вообще из 133 крупнейших городов мира только 1/5 расположены в районах с низким уровнем угрозы перед лицом стихии (например, Москва). Экология и вообще природа — это один из главных врагов любого градоначальника, что показывает пример Нью-Йорка. Ущерб от урагана «Сэнди», ещё не самого страшного стихийного бедствия в истории США, составил $50 миллиардов: $19 миллиардов — прямой ущерб частному и государственному имуществу, $8,32 миллиарда потерь бизнеса (в том числе 19 тысяч малых предприятий), $5,62 миллиарда выплат пострадавшим (650 тысяч домов было повреждено или уничтожено, 8 миллионов потребителей лишились электроэнергии) и многое-многое другое. Это ещё что, в 2005-м «Катрина» в Новом Орлеане «поураганила» на $108 миллиардов (в сегодняшних ценах это было бы $128 миллиардов).
Организация — превыше всего
Мегагород — это, по сути, отдельный мир. Мир, который приводится в движение сложной системой механизмов. Какая это трудная работа, видно на примере города Нью-Йорка.
Ландшафт, на котором расположен город, крайне неоднороден: он включает в себя острова, полуострова, заливы и реки. Фактически только одна часть города (Бронкс) расположена на «большой земле». Из-за этого Нью-Йорк ещё в 1950-х многие называли «американской Венецией». Когда-то на территории агломерации было 40 (!) разных администраций, консолидация власти и территорий заняла много времени из-за сопротивления различных местных сил. Иногда они переходили в наступление: например, жители Бруклина организовывали протесты и стачки против слияния с Нью-Йорком.
Застраивался Нью-Йорк на первых порах хаотично и сумбурно: никакого плана и в помине не было. Всё начало меняться в 1890-х, с появлением «Общества муниципального искусства», которое имело мощное лобби в городской администрации и продвигало проекты по созданию более чистого, красивого и комфортного города. В 1920-х её место заняла другая НПО — «Региональная плановая ассоциация», благодаря которой сегодня город украшен торговыми центрами и архитектурными памятниками, они также внесли существенный вклад в перестройку и интеграцию неблагополучных районов города.
В принципе, если посмотреть на историю Нью-Йорка, то можно увидеть, как город хорошел благодаря постоянному взаимодействию политиков, ведомств, частного капитала и гражданского общества: все акторы имели равную долю в управлении мегагородом, что и обусловило его гармоничное развитие. Например, регуляции по строительству зданий были введены там в 1913-м году (впервые в Америке), но к началу 1950-х исходный документ содержал уже более 2,5 тысяч поправок. Вообще умение договариваться является определяющим фактором успеха при внедрении в жизнь города каких-либо заметных новшеств: когда вводили платный проезд в центре Лондона, самой сложной частью проекта оказалась не подготовка технической документации и даже не реализация, а процесс переговоров между сотней держателей интересов в проекте (частные лица и организации, в том числе и служба госбезопасности, и операторы парковок, и полиция). Любой из них имел возможность «убить» проект при несогласии по интересующему пункту. Кстати, раз уж вспомнили об автомобилях.
В наше время изменились правила городского планирования: если раньше всё делалось с расчётом на то, чтобы соединить разные части постоянно растущего города, то теперь во главу угла ставится решение проблемы автомобильного трафика.
Величие города обуславливает и величину вызовов, стоящих перед ним. Нью Йорк — это прежде всего морской город, и ещё в 1960-е пятая часть всего импорта шла через местные порты. К концу 1970-х доля портов в импорте города составляла всего лишь 3%. Не лучше было и с пассажирскими перевозками: если в 1955-м в город на корабле прибыли 750 тысяч пассажиров, то в 1978-м их было уже всего лишь 42 тысячи человек. К этому моменту из 42 причалов работали только три. Всё шло к тому, что бывшие причалы будут заброшены и станут «слепыми зонами», где будут бродить наркоманы, преступники и бездомные. Но город принял меры, и практически все причалы были переоборудованы в склады, парковки (или снесены, чтобы расчистить место для дорог и общественного транспорта).
Нью-Йорк, как современный мегагород, полагается на технологии, обеспечивающие его существование, — если хотя бы один мост или тоннель будут закрыты, впору будет вводить чрезвычайное положение. Многим инфраструктурным проектам города уже больше ста лет: первая подземка была построена в 1904-м; мост, соединяющий «большой Нью Йорк» с Бруклином, был построен в 1883-м; система снабжения населения пресной водой была построена и вовсе в 1840-х. Поэтому администрации города придётся упорно трудиться, чтобы город продолжал функционировать и оставался одной из мировых столиц.
Альтернативный Нью Йорк — это Сан-Паулу, который хоть и даёт 40% ВВП Бразилии, но распадается на множество плохо связанных друг с другом районов: престижные condomínios horizontais в центре города практически изолированы от других, куда менее благополучных районов; богатые селятся на окраинах; «внутренний город» деградирует и люди из него бегут; районы города по негласному соглашению «поделены» между различными строительными фирмами, где последние работают, не думая о создании общего городского пространства.
Я уже не говорю о Каире и других «азиатских мегаполисах». Одни эксперты считают, что у мегагородов развивающихся стран нет ни денег, ни компетентных управленцев. Другие отмечают, что урбанизация находится на пике именно там, где присутствуют серьёзные проблемы с качеством управления. Ну а пример Нью-Йорка говорит нам, что качество управления является наиважнейшим условием успешного развития крупного города.
Первый в Риме… или в последний в Афинах?
Лидер мегагорода — это всегда особенный человек, от которого обычно ждут многого. И почти всегда — невозможного.
Учитывая, каким сложным организмом является большая агломерация, как сильно она полагается на технологии, как большим городам нужны технические специалисты, можно было бы ожидать, что типичным лидером мегагорода будет человек с научным бэкграундом. Ну, скажем, химик или физик, или математик, то есть тот, кто сможет измерить алгеброй все беды города и найти идеальную формулу, которая сможет избавить населённый пункт от них. Однако, практика показывает, что городская политика — удел гуманитариев. Бабатунде Фашола (губернатор Лагоса) — юрист. Мэр Нью-Йорка — международные отношения. Градоначальник Лос-Анджелеса Эрик Гарсетти — снова международные отношения. Куда ни посмотришь, повсюду юристы, дипломаты или даже историки. Но это было, простите за каламбур, лирическое отступление.
С точки зрения мегагорода, идеальным мэром является нынешний глава Лондона Борис Джонсон. Он провёл масштабную модернизацию лондонского метро (стоимостью 570 миллионов фунтов); обеспечил подготовку и проведение Олимпийских игр в Лондоне на самом высоком уровне (заработав 53 миллиона фунтов), одновременно приведя в порядок не самые богатые и развитые части города (где и проводились Игры); организовал образцовую систему велопроката, снизив нагрузку на окружающую среду; ввёл запрет на распитие спиртных напитков в центре Лондона; жёстко и умело подавил беспорядки в августе 2011-го и вообще способствовал снижению преступности в столице на 10%. Да и вообще он много хорошего сделал для города.
Ещё он понимает, что современная политика — это во многом шоу, и веселит народ от души: то ширинку на открытии Олимпийских игр забудет застегнуть; то в подземке на гитаре поиграет; то устроит раздачу съедобной, но «некрасивой» еды. В это трудно поверить, но большинство букмекеров ставят на то, что Джонсон станет следующим премьер-министром Соединённого Королевства после Дэвида Камерона. Неспроста он сравнивает себя и нынешнего премьера с Уоллесом и Громитом. Осталось только понять, кто из двух мечтательный растяпа-изобретатель, а кто — умный пёс-помощник.
Джонсон — это прекрасный пример просвещённого консерватизма в управлении столицей. Такой нужен уже состоявшемуся мегагороду. Агломерации из менее развитой страны нужен безжалостный реформатор. Такой, как Энрике Пеньялоса, мэр Боготы (Колумбия).
За четыре года он кардинально изменил положение дел в неустроенной и грязной Боготе: построил 250 км велодорожек, «разгрузив» автомобильное движение и заметно снизив уровень загрязнённости воздуха; 35-километровую центральную улицу сделал пешеходной, одновременно соединив её со всеми районами, предотвратив дезинтеграцию, подобную той, что мы видели в Сан-Паулу; построил в бедных районах множество школ (24 новые, 25 восстановил, под 14 выделил землю); построил 15 новых библиотек — их ныне посещают 400 тысяч жителей Боготы; «расширил» тротуары вместе с правами пешеходов; загнал парковки «под землю», т.е. туда, где им самое место; построил множество парков (в том числе в и бедных районах, что помогло снизить уровень преступности); снёс самые ужасные трущобы города (вроде района Картучо). Да, он добился очень многого.
Впрочем, чем больше становятся городские центры, тем меньшую роль играет традиционная демократия. Выборы никто не отменяет, но всё больше мегагорода зависят не от того, кто сидит в кресле мэра, а от тех, кто занимает позицию начальника департамента коммунального хозяйства и других служб. Или от Торговой палаты региона, ведь она занимается привлечением инвестиций (что определило траекторию развития индийского Бангалора). За исключением тех сильных личностей, которых мы рассматривали, мэр — это зачастую компромиссная фигура, чья основная работа — это «посещать мероприятия и ничему не мешать». Чем меньше город, тем больше реальная власть мэра, чем больше город, тем меньше нужен мэр. Думаю, будет вполне оправданно сказать, что в будущем крупнейшими городами реально будут управлять сити-менеджеры, неподотчётные большинству граждан.
Что же до появления городов-государств в будущем, то возможность этого на самом деле крайне мала. Особый статус внутри государства? Скорее всего: уж сильно много ВВП несут на себе крупнейшие города мира. Отдельное гражданство с необходимостью делать отдельную визу гражданам одной и той же страны (де-факто это реализовано в Гонконге)? Весьма вероятно: места под солнцем и так немного, в городе его ещё меньше, а дальнейшее расширение агломераций будет происходить гораздо медленнее, чем раньше. Собственная внешняя политика? Уже есть, но в ограниченных масштабах (конференции, обмен специалистами, совместные проекты невысокой важности), в пределах которых всё и останется: государства сегодня, что бы кто ни говорил, находятся на пике могущества и не отпустят мегагорода — последним нужны могущественный покровитель (иначе кто будет ловить и уничтожать в Гиндукуше террористов, направляющих самолёты во Всемирный торговый центр?) и доступ к национальным рынкам (во всей остальной стране людей всегда будет жить больше, чем на территории самой крупной агломерации). К тому же чем богаче становится мир, тем сильнее проявляются тенденции к единству в разных регионах мира. Будь Флорентийская или Венецианская республики «рентабельны», не было бы никакой единой Италии.
Перед глазами у нас имеется только один нормальный город-государство, мечта технократа — Сингапур. Но вообще это британская креатура с гуркхами-гвардейцами и Королевой в Лондоне, так что всерьёз рассуждать о перспективах подобного «государственного образования» (и уж тем более считать его образцом будущего) совсем нельзя.
Игра первопрестольных
Третья по численности населения агломерация России, Новосибирск, имеет всего 2 миллиона человек — и этим всё сказано. По сути, в России есть только два мегагорода (зато каких) — это Москва и Петербург. Если судить города по экономической и политической важности, то ключевая точка всей страны — это Москва. Да, Петербург — это якобы кузница политических кадров современной России, но если внимательно изучить бэкграунд топовых фигур российского правительства, то складывается впечатление, что это какие-то случайные люди, набранные в рандомном порядке. В противном случае в федеральных трансфертах утопал бы именно Петербург, а не Грозный с Сочи. «Донецкие» на Украине куда реальнее «питерских» в РФ: только вспомните, какие дотации грозный и мрачный угольный Донбасс получил при «восточном» президенте Януковиче.
Но, как бы то ни было, централизация власти и капитала в Москве поистине колоссальны. А это значит, что реальная борьба за власть возможна только в столице страны: это такая комната, где есть кнопки для управления всем.
Собственно, именно поэтому Манежный бунт 2010-го или зимние протесты 2011-го были реально опасны для Путина: ещё чуть-чуть и разгорячённая толпа начала бы наступление на Кремль. Полиция, конечно, начала бы стрелять, но это лишь стало бы детонатором последующей мобилизации восставших масс «в автоматическом режиме», как это было в Киеве, Каире и других городах. Начал стрелять — пиши пропало, толпа теряет разум, время, отведённое режиму, уже измеряется днями, если не часами. Но если московская оппозиция не смогла (или скорее, не осмелилась) победить Путина «на кулачках», то и «победить в честной борьбе» тоже не получилось.
При всей нашей нелюбви к Собянину, следует признать, что главный и лучший оппозиционный кандидат Навальный был слаб и плох по всем пунктам: от нежелания использовать националистическую карту до очень размытой программы с минимумом конкретики. А ведь победа в Москве — это, по сути, ключ к овладению всей страной. Признала бы текущая мэрия его победу или нет — вопрос другой, но, имея реальную поддержку реальных избирателей (не говоря уже о чётком плане того, что делать с полученной властью), он смог бы в случае необходимости раскрутить маховик гражданского противостояния с самыми непредсказуемыми (но обязательно тяжёлыми) последствиями для Собянина. Отступать, кроме Москвы, федеральной власти некуда: местные элиты в провинции их боятся, но ещё больше ненавидят, перенести ставку в условный Екатеринбург не получится. Ведь Москва — это власть, легитимность и деньги. Удержал столицу — есть право властвовать и спрашивать. Не удержал — «не обессудь, я тебе больше не слуга».
Альтернативные политические дороги всё так же ведут в столицу: смысл ухода оппозиции в регионы должен заключаться в том, чтобы «окружить» столицу и тогда, образно говоря, запертые в Китай-городе (как поляки 400 лет назад) чекисты либо перемрут, либо сдадутся.
Но если отвлечься от общероссийских политических проблем, то какой мэр нужен Москве? Ответ: компетентный и умный. То есть такой, как Джонсон или Пеньялоса. Таков ли Собянин?
Вот самые крупные достижения его команды: обновили 70% общественного транспорта, построили 146 километров велодорожек, количество торговых палаток сократилось с 14 тысяч до 400, построили парочку гайд-парков, начали менять тротуарную плитку, обустроили 114 тысяч парковочных мест, построили множество детских и спортивных площадок, продолжили активное строительство метро и дорог. Хорошо ли это? Конечно, лучше, чем вообще ничего. Достаточно ли этого? Никак нет.
Основные проблемы Москвы требуют кардинальных решений здесь и сейчас: пробки, транспортная неразвитость районов вне МКАДа, общественный транспорт пока оставляет желать много лучшего, «зелёных зон» (парков и прочего) всё равно катастрофически не хватает, центр города развивается в ущерб окраинам (притом, что столица всё растёт и растёт). На бытовом уровне всё это ощущается так: какое-то невероятное количество времени приходится тратить на перемещения по городу, а за пределами центра и сходить особенно некуда (и незачем). Скажем, в Лондоне такой проблемы нет: там всегда интересно, есть куда пойти и можно потратить жизнь, изучая его (и так и не изучить полностью). Жители Москвы согласятся с тем, что их родной город куда хуже развит в этом плане.
Хан Собянин — рядовой советский чиновник, исполнительный и не очень инициативный, а Москве нужен градоначальник большого, европейского уровня. Собственно, Пеньялоса сейчас занимается консультациями по урбанистике, он вполне мог бы составить карту развития Москвы. Хотя в случае менеджмента Москвы главная проблема не отсутствие дипломированных урбанистов в администрации города, а скорее отсутствие альтернативных сил (каковые в изобилии имеются в Нью-Йорке). Все собянинские фокусы с общегородскими порталами, горячей линией для активных горожан и прочее — это просто блеф, такой же, как и пресловутая «медведевская либерализация». А пока главный город страны больше напоминает Каир, нежели Париж.
Петербург — город, определённо, более европейский, но и там есть множество своих проблем. Самый жёсткий, но одновременно интересный план модернизации Петербурга предложил несколько лет назад Павел Дуров: построить аэропорт, приспособленный для трансатлантических перелётов, с железной дорогой до центра; жестко ограничить публичное потребление и продажу никотина и алкоголя; построить один или несколько тоннелей под Невой, чтобы разгрузить пробки, концентрирующиеся вокруг мостов; обеспечить безвизовый въезд в город для жителей развитых стран; сделать исторический центр полностью пешеходной зоной; запретить к использованию старые автомобили, загрязняющие воздух; очистить улицы от стихийных парковок; установить повсюду современные указатели и светофоры — и дублировать надписи на них на английском; стимулировать реконструкцию исторических зданий; радикально обновить городскую полицию (в частности установить ценз по физической форме, знанию английского и отсутствию вредных привычек). План дорогой, амбициозный и рискованный, а потому его определённо стоит реализовать: «полумеры Россию губят», а кардинальные решения по части создания «окна в Европу» можно только приветствовать. Пётр I создал единственный европейский город в России, и модернизация Петербурга может стать началом обновления всей страны. Опять же, России просто жизненно необходим «город-витрина»: в Москве, даже в лучшем случае, люди будут прежде всего зарабатывать деньги, Новосибирск показывать стыдно, а вот Петербург по ряду причин (исторических, культурных, географических, архитектурных) — это общероссийская гордость. «Но откуда взять деньги?» А деньги на этот проект можно изыскать, прекратив финансировать программу развития Северного Кавказа.
«Но берегу, стараюсь, как могу»
Нельзя сказать, что человечество безнадёжно и совсем ничего не делает, чтобы избавить себя и свои города от перечисленных проблем.
Макоко, «трущобная Венеция» Лагоса, может быть сохранена без ущерба для всех заинтересованных сторон, если «модернизировать» эти плавающие трущобы. Ну а тот факт, что там есть своя плавучая школа, говорит нам о том, что у проекта, наверное, не такое уж и сомнительное будущее.
Бразильские фавелы не без некоторого успеха замиряют, в том числе, и проведением по ним туристических экскурсий. Думаю, жители этих районов уже не чувствуют себя такими изолированными.
В мумбайском трущобном квартале Дхарави 17% зданий — это уже не жилые помещения, но предприятия. Shack/Slum Dwellers International, федерация трущобных общин из 33 стран, работает напрямую с правительствами своих стран, чтобы защитить права жителей трущоб и обеспечить им доступ к элементарным удобствам. Жители трущоб Карачи скинулись и собрали $1 миллион, чтобы построить свою собственную канализацию и туалеты для 100 тысяч домов. Проект оказался столь успешен, что правительство даже решило потратить $8 миллионов для включения построенного жителями в муниципальную систему коммунального обслуживания.
НПО Brac оказывает квалифицированную медицинскую помощь почти 4,1 миллионам женщин из трущоб Дакки. За время работы организации удалось добиться заметных успехов: число женщин, погибших во время родов, в этом районе снизилось с 294 на 100 тысяч человек до 135 на 100 тысяч человек. Средний показатель по стране — 194 мертвых роженицы на 100 тысяч человек.
В мегагородах в каком-то смысле проще регулировать экологическую политику: переезжая в город, человек отказывается от сжигания угля и дерева, переходит на газ и электричество, спасая тем самым окружающую среду. Некоторые исследования говорят о том, что, собираясь в больших городах, люди используют меньше энергии в пересчёте на душу населения, чем в менее населённых пунктах. Даже в Дакке правительство принимает меры: установив некоторые ограничения по части экологии, оно сократило детскую смертность на 2045 человек в год, сэкономив себе к тому же $409 миллионов.
В больших городах люди несколько более рачительно относятся к ресурсам и стараются сохранять вещи для повторного употребления в ином виде. 30 тысяч уборщиков в Дхарави разбирают 6 тысяч тонн мусора каждый день, чтобы отправить его на переработку, 70 тысяч мусорщиков в Каире перерабатывают 80% собранного ими мусора. К слову, западные компании, убирающие мусор, перерабатывают лишь 20% собранного мусора.
Учатся люди и бороться с пробками: каирское приложение Bey2ollak помогает 1 миллиону своих пользователей получать информацию о дорожном движении в реальном времени.
Учёные мужи предлагают создавать новые большие города с нуля, чтобы сразу строить чистые и удобные города. Или покрасить крыши домов 100 крупнейших городов мира в белый, чтобы снизить уровень выделяемых в атмосферу углекислых газов — согласитесь, в мегагородах с их кучностью и возможностью достучаться до каждого домохозяйства это сделать проще, чем в сотнях и тысячах небольших населённых пунктов, разбросанных по территории всей страны.
К тому же возможность изменить облик города вполне реальна: в не очень-то благополучной Колумбии Серхио Фахардо основал «Движение гражданского долга», которое объединило архитекторов, бизнес, интеллигенцию и трудящихся, — и на волне этого движения он стал мэром до того неблагополучного Медельина в 2003-м году, преобразовав город так, что к 2012-му он стал одним из наиболее развитых городов в Южной Америке.
***
Пьер Шоню написал труд размером в 8 тысяч страниц на тему полутора столетий торговли между Севильей и испанскими колониями в Америке. Работу ничуть не меньшего размера сегодня нужно писать об одной только токийской агломерации: столь велики её размеры и значение для мира.
У мегагородов есть немало тёмных сторон, множество проблем, но, как ни странно, в общем контексте их появление и рост — это большое благо. Ведь как сказал Фернан Бродель:
«Город — это словно цезура, разрыв, новая судьба мира. Когда он возникает, неся с собой письменность, то открывает двери того, что мы называем историей. Когда с наступлением XI века город возродился в Европе, началось возвышение небольшого континента. Как только он расцветёт в Италии, наступает Возрождение. Так было со времён городских общин, полисов классической Греции и до наших дней: все поворотные моменты роста выражались во взрыве урбанизации»
Что посмотреть по теме
— Atlas of Urban Expansion
— A World of Cities: The Causes and Consequences of Urbanization in Poorer Countries
— Shadow Cities: A Billion Squatters, A New Urban World
— The Economics of Slums in the Developing World
— Megacities: Our Global Urban Future
