Россия и Англия: после Петра. Часть седьмая

Ранее: часть шестая

Чтобы понять природу русско-английских отношений в период Семилетней войны, надо отметить, что разрыв конвенции 14 марта 1756 года совершенно не касался торговых отношений. В ходе «перемены союзов» в середине 1750-х XVIII века Россия и Британия смогли сохранить дипломатические отношения под предлогом проведения новых переговоров относительно русско-английской субсидной конвенции 1755 года. Поэтому Лондон и Петербург согласились остаться в противоборствующих блоках при условии, что международные договоры не приведут к враждебным действиям между странами.

Вообще политические экзерсисы в Европе на тот момент были совершенно непредсказуемы, и государства чаще пользовались не собственными интересами, а каким-то набором стереотипов и штампов. Впрочем, можно отметить, что Европа начала XXI века вернулась к политике середины XVIII века.

В этом плане весьма интересно прочитать «Политическое завещание» Фридриха II, написанное им незадолго до начала Семилетней войны, в 1752 году. Как видел расстановку сил в Европе человек, начавший эпохальный конфликт?

Оценивая положение Пруссии, король считает, что главным противником его государства является Австрия, «её теперешняя политика сводится к следующему: реорганизовать войска, упорядочить финансовую систему и удерживать мир, пока не будут реализованы эти задачи, а также пока она не обезопасит себя заключением союзов». Что касается России и Франции, двух других великих государств, «эти соседи являются нашими завистниками и тайными врагами нашей державы».

Ключевым Фридриху видится вопрос Польши — если Австрии удастся поставить туда своего правителя, то Пруссия окажется полностью окружена враждебными державами.

Оценивая Англию, Фридрих говорит прямо — король Британии наблюдает за Европой только «с точки зрения своего герцогства Ганновер. Он приветствует всё, что несёт ему выгоды, а всё, что отрицательно влияет, выводит его из себя». Заключить для себя договор с Англией прусский король считает возможным, если правитель Туманного Альбиона «не будет отдавать такого предпочтения своим немецким владениям, и будет следовать советам министров из Англии, а не из Ганновера».

Касаемо России Фридрих пишет, что она «не может быть причислена к нашим действительным врагам», поскольку у России и Пруссии просто нет спорных вопросов. Особый интерес вызывает точка зрения Фридриха на внешнеполитические задачи России, как он их видит — сохранить решающее влияние в Польше, быть в дружеских отношениях с Австрией, чтобы с её помощью защитить себя от нападения Турции, и обеспечить как можно большее влияние в северных государствах. При этом последнюю задачу, по мнению прусского короля, Россия и Пруссия вообще должны решать в тандеме.

Характеризуя Саксонию (чей курфюрст стал королем Польши), Фридрих беспощаден: «корабль без компаса, который несут ветер и волны», то есть страна, не имеющая собственной политики, прыгающая из одного союза в другой.

Голландию король считает экономическим противником Пруссии и сателлитом Англии, которая губит на корню торговлю Голландии.

Резюмируя, Фридрих так обозначает проблемы политики остальной Европы:

«Король Англии следует только своим пристрастиям. Русская царица идёт на поводу у своего министра, но может его и сместить, если кто-нибудь откроет ей глаза. Саксония ведёт себя так, как будто ею управляет жестокий враг, а голландское правительство — это смесь глупости и слабости».

И под самый занавес Фридрих прямо говорит — Европа стоит на пороге новой большой войны, но австро-прусские противоречия, так же, как и русско-прусские, на самом деле ширма. Ширма, которая прикрывает основное противостояние цивилизованного мира — англо-французское.

«Уже 50 лет ведущую роль в Европе играют Англия и Франция. Имея разные интересы и будучи отягощёнными старыми распрями, эти две монархии будут ладить друг с другом только тогда, когда они станут совершенно безлюдными, а в их сундуках закончатся деньги».

Немного о торговле России. В 1720-х годах оборот морской торговли Российской Империи колебался от 2,5 до 2,9 миллиона рублей. В 1744 году вывоз через морские порты превысил 6 миллионов рублей, а к середине 1750-х дошел до цифры в 14 миллионов. Основными портами вывоза были Петербург, Рига, Архангельск, Нарва, Пярну, Ревель, Выборг, Фридрихсгам. 68 процентов экспорта российских товаров приходилось на долю Британии, импорт английских товаров в Россию составлял 43 процента. Таким образом, Англия была ключевым торговым партнером России.

Как мы с вами выяснили в предыдущей серии, особых претензий у Елизаветы к Пруссии не было. Англия была главным торговым партнером. Но тем не менее Россия в войне оказалась на стороне Франции и Австрии. Как же это произошло?

В истории Семилетней войны союз Франции, России и Австрии трактуют термином «дипломатическая революция». Произошла она, как мы уже упоминали, из-за потребительского отношения Англии к своим союзникам. Австрия была оскорблена результатами войны 1740–1748 годов, где понесла большие людские и территориальные потери, тогда как все сливки при заключении мира сняли британцы. В свою очередь в Англии главным вопросом со времен воцарения там Ганноверского дома оставался вопрос о защите Ганновера от поползновений Франции и ее союзников. В войне за Австрийское наследство британцы пришли к выводу, что Австрия слишком слаба и не может защитить не то что Ганновер, но даже и свои территории. Поэтому срочно нужно было менять союзника на континенте. Англичане решили сделать ставку на Пруссию, тем самым окончательно убив англо-австрийский союз. Австрия, для которой Пруссия была основным противником, сблизилась с Францией. Надо сказать, что для Туманного Альбиона этот резкий маневр австрийской политики оказался не только неприятным, но и довольно неожиданным, поскольку никто не думал, что два столетия жестокой вражды между странами смогут столь быстро забыться.

Ну а Франция была уязвлена Пруссией, которая «променяла» ее на Англию. У французов просто не оставалось выбора. 1 мая 1756 года был подписан Версальский договор, согласно которому Австрия обязывалась соблюдать нейтралитет в противостоянии Англии и Франции, но обе монархии должны были помогать друг другу, в том числе и военной силой, в случае начала войны в Европе (читай — с Пруссией). Несмотря на оборонительный характер договора, обе страны начали тайно готовить агрессию против Пруссии, о чем англичане известили Фридриха. Король Пруссии решил сыграть на опережение — 28 августа 1756 года с 95-тысячной армией он вторгся в Саксонию, которую завоевал в рекордные сроки, за полтора месяца. При этом Фридрих сразу же показал свои замечательные качества тактика и стратега. В Богемии, на границе с Саксонией, австрийцы имели две армии — фельдмаршала Броуна (Богемская армия) и князя Пикколомини (Моравская армия). Когда они двинулись на выручку саксонцам, наместник прусского короля в Силезии генерал Шверин двинул 27 тысяч штыков в Богемию, вклинился между Броуном и Пикколомини, и блокировал второго у Кениггратца.

Армия Броуна несколько раз пыталась прорваться к блокированной у Пирны саксонской армии, однако была отбита с потерями при Лобозице и Кенингштайне. Саксонцы сдались на милость победителя 14 октября 1756 года.

Россия расценила вторжение Пруссии в Саксонию как неприкрытую агрессию, и 11 января 1757 года присоединилась к Версальскому договору. Таким образом, в Европе образовалось два блока. С одной стороны — Пруссия, Великобритания и некоторые германские государства (Гессен-Кассель, Брауншвейг, Ганновер, Шаумбург-Липпе, Саксен-Готта). С другой стороны — Франция, Австрия, Россия, Саксония, чуть позже — Швеция, и большинство германских государств, входивших в состав Священной Римской империи (последние официально присоединились к антианглийскому блоку 17 января 1757 года на имперском сейме в Регенсбурге).

Осада пруссаками саксонской армии у Пирны, 1756 г. Нажмите для увеличения

При этом Англия враждовала только с Францией, с другими подписантами Версальского договора она вполне себе имела дипломатические отношения и вела обширную торговлю. Таким образом, войны было на самом деле две. Одна — персонально между Англией и Францией. Вторая — между коалициями европейских государств в Европе. Образо­вание обеих коалиций, состоявших из вчерашних врагов, и вошло в историю под названием «дипломатической революции».

Какие же планы преследовала Россия, вступая в Семилетнюю войну? Изначально созданная Елизаветой «Конференция при высочайшем дворе» предлагала следующее — России в результате войны должна была полностью отойти Курляндия (которая была на тот момент подконтрольным России протекторатом) и пограничные территории Речи Посполитой, чтобы восстановить «путь из Варяг в Греки» по течению Днепра, потом по Ловати, и далее по Западной Двине. Польше же взамен хотели отдать Восточную Пруссию, которую хотели отнять у Фридриха. Цитата:

Всегда главное намерение к тому клониться имеет, чтобы, ослабя короля прусского, сделать его для здешней стороны нестрашным и незаботным; венский двор возвращением ему Силезии усиля, сделать союз его противу турок больше важным и действительным; одолжа Польшу доставлением ей Королевской Пруссии (Восточной Пруссии), во взаимство получить не токмо Курляндию, но и с польской стороны такое границ окружение, которым бы не токмо нынешние беспрестанные хлопоты и беспокойства пресеклись, но может быть и способ достался бы коммерцию Балтийского моря с Черным соединить и чрез то почти всю левантскую коммерцию в здешних руках иметь.

Но давайте вернемся к участию России в войне, о Восточной Пруссии поговорим чуть позже. Итак, в январе 1757 года Россия объявила войну Фридриху. Войска Елизаветы форсировали Неман только в мае того же года. Войска двигались двумя колоннами: армия генерал-фельдмаршала Апраксина держала направление через Ковно на Инстербург (ныне Черняховск), армия же под началом генерал-аншефа Фермора шла берегом Балтийского моря на Мемель.

19 июня 16-тысячный корпус Фермора подошел к Мемелю, где был «малый и весьма к обороне недостаточный и неспособный гарнизон» в 800 человек под командованием Кристофа Эрнста фон Руммеля (Rummel). 28 июня в 6 часов утра начали обстрел города, встав по диспозиции, русские прамы «Дикий бык» и «Олифант» под командованием капитана Вальронда, а также 4 бомбардирских корабля. Стреляли не торопясь, с расстояния 870 сажен (1590 метров), всаживая бомбу за бомбой в посад и цитадель раз в три минуты. Вскоре в Мемеле начались пожары. За первые два дня по крепости было выпущено 982 снаряда.

30 июня к морским пушкам присоединились осадные батареи Фермора (три 5-фунтовых мортиры и четыре четвертьпудовых «единорога»), которые были установлены в 1300 метрах от бастиона «Пруссиен». Вскоре подвезли тяжелые осадные орудия, бомбардировка с моря и берега продолжилась, и Мемель заволокло дымом пожарищ. К 4-му числу русские готовились к штурму, однако в 2.00 5-го над Мемелем взвился белый флаг — Руммель предпочел капитулировать.

Согласно договору, гарнизону давалось пять дней на то, чтобы покинуть Мемель с личным орудием и знаменами, а также жителями, которые предпочитают уйти в Пруссию. Оставшееся же население должно было присягнуть Елизавете. Губернатором Мемеля назначили бригадира Трейдена.

Русский Балтийский флот под командованием контр-адмирала Вильяма Романовича Льюиса (Lewes) в составе 6 линейных кораблей и 3 фрегатов встал в походном порядке в Виндаве (ныне Вентспилс). 14 линейных кораблей и 3 фрегата под началом контр-адмирала Мишукова готовились к выходу в Кронштадте. Кстати, Льюис после взятия Мемеля написал рапорт на имя Елизаветы с просьбой отстранить его от командования. Сам Вильям был англичанином и предполагал, что Англия, выступившая на стороне Пруссии, без сомнения пришлет на Балтику свои эскадры. Сражаться против соотечественников он не считал возможным, поэтому решил подать в отставку и поселиться в захваченном Мемеле. Вернулся на русскую службу в 1762 году.

Что касается армии Апраксина (88400 штыков и сабель), она медленно двигалась к Тильзиту. Однако движение сильно замедлилось — началась местность, перемежаемая холмами и болотами. Чтобы совсем не завязнуть, армия сдвинулась к Топау (ныне Гвардейск), где местность была более ровная, но лесистая. Так и продирались до Трона (Торунь), где имелся мост через Вислу.

Наступающие с севера и востока корпуса Апраксина и Фермора вынудили войска пруссаков (22 тысячи штыков и сабель) под командованием фельдмаршала фон Левальда отступить, чтобы не быть отрезанными от Фридриха. 15 июня основные части Апраксина достигли Ковно (ныне Каунас), пройдя за 20 дней 240 км. Армия после марша находилась на пределе сил. Понимая, что на такой дикой местности движение больших масс фактически невозможно, войска разделились на две колонны — под командованием Лопухина и Брауна соответственно.

27 июня армия форсировала Неман, где занялась реквизициями и грабежами вполне в духе тогдашних представлений о войне. Разорение местности, согласно воззрениям XVIII века, выбивало экономическую базу из-под ног Фридриха, то есть это не была русская жестокость или варварство, так поступали все без исключения армии Европы.

Левальд 4 июля провел военный совет, на котором приняли решение о дальнейшем отступлении, а также послали письмо Фридриху (тот только что потерпел жестокое поражение от австрийцев под Коллином) о ситуации в Пруссии. Пока же, до прихода ответа от Фридриха, Левальд отошел к Заалау (ныне Каменский), прикрывая от атаки Кенигсберг.

Там пруссаки получили пополнение, и теперь Левальд мог выставить в поле 28 тысяч человек. Армия Апраксина же усохла из-за отставших, оставленных гарнизонов и больных до 55 тысяч штыков. Конференция тем временем требовала от Апраксина более стремительного продвижения и приказала до конца июля взять Тильзит, дабы отрезать Левальда от Фридриха. 31 июля город был взят, и у Левальда остался только один выход — атаковать русских и разбить их в бою, чтобы восстановить коммуникации с «Большой землей».

5 августа Апраксин достиг Гумбиннена, тогда как Левальд занял позицию у Истербурга, не давая объединиться с основной русской армией Фермору. Не зная точно численности войск Апраксина, Левальд разослал разъезды по нескольким направлениям, дабы понять, где и какие подразделения русских находятся. Наконец, 29 августа у селения Гросс-Егерсдорф произошло сражение русских и прусских войск, которое для Апраксина началось очень неудачно — кавалерия Шорлеммера внезапно атаковала русские разъезды и смогла захватить мост через Прегель. Стало понятно, что утром предстоит атака пруссаков, но выстроить боевой порядок русские так и не сумели.

Апраксин в день боя, 30 августа, имел 36 тысяч пехоты, 7500 кавалеристов, 11500 казаков и калмыков и до 200 единиц артиллерии. Пруссаки ввели в бой 22 батальона, 50 эскадронов (24700 человек) и до 50 орудий.

Сражение началось в 4.30 утра атакой прусской кавалерии, которая прикрыла развертывание пехоты. В 5.00 пруссаки установили батарею, с которой начали обстрел русских позиций, при этом русская артиллерия ответить на огонь не могла. Надо сказать, что русские под огнем продолжали перестроение, и оно так и не было закончено до начала горячей фазы боя.

В 5.00 удар по правому крылу нанесли драгуны и гусары Левальда, но тут же попали в огненный мешок (ибо русские совершали перестроение, которое напоминало букву «V», и пруссаки угодили в основание «V», попав под фланговый огонь с обоих сторон) и были вынуждены отойти. Тогда последовал удал Шорлеммера слева, пруссаки удачно опрокинули казаков, и продвинулись бы дальше, если бы не артиллерийская батарея майора Тютчева, которая нанесла кавалерии противника чувствительные потери.

В бригаду Леонтьева, выстроившуюся в боевой порядок, на полном ходу врезались свои же гусары, которые смешали ряды русских полков. Это позволило Шорлеммеру продолжить наступление. Вовремя переброшенные Нижегородские драгуны задержали наступление, но ненадолго — Шорлеммеру-таки удалось прорвать русские позиции. Но далее кавалерия уперлась в Прегель, скопилась на маленьком пятачке и попала под обстрел русских пушек. Прусская пехота не поддержала прорыв кавалерии, и Шорлеммеру пришлось отступить.

Атака прусской пехоты под Гросс-Егерсдорфом, 30 августа 1757 г.

В 6.00 началась атака прусской пехоты на правом крыле, которую остановили подразделения Лопухина. Апшеронский и Бутырский полки оказали пруссакам яростное сопротивление, а во фланг немцев атаковали казаки и драгуны. Когда же легкую кавалерию русских отбросили, по прусским рядам прошлись Киевские и Новотроицкие кирасиры, которых остановить было гораздо труднее. Пруссакам пришлось отступить, развить первоначальный успех Шорлемера им не удалось.

На левом крыле прусским подразделениям Доны не удалось прорвать ряды Салтыкова, а далее произошел фланговый удар бригады Румянцева, который оказался для Левальда роковым. Пруссаки попятились назад, попав под обстрел 50 «секретных гаубиц» Шувалова с овальной каморой и понеся жестокие потери от картечи. Шорлеммер, пробовавший поддержать свою пехоту, попал под дружественный огонь, и в результате армия Левальда начала отступление к Вилькендорфу. В 10.00 сражение закончилось, русские одержали убедительную победу.

Преследование пруссаков вели Каргопольский и Нарвский конные полки, а также Казанские кирасиры, однако немцам удалось восстановить относительный порядок и особых успехов наша кавалерия не достигла.

Надо сказать, что Левальд смог сбить темпы русского наступления даже несмотря на поражение. Силы Апраксина понесли чувствительные потери, прусскую же армию уничтожить не удалось, более того — русским пришлось замедлить движение. Возросшее сопротивление создало у Апраксина впечатление, что Левальд обладает гораздо большими силами, чем было в реальности. Русские решили, что на помощь противнику подошли первые подкрепления от Фридриха, и 7 сентября армия совершенно внезапно решила удалиться к Мемелю.

При этом получилось, что противоборствующие стороны расходились примерно под углом в 90 градусов — Апраксин держал курс на Тильзит, тогда как Левальд видел своей задачей защиту Кенигсберга и основные силы сосредоточил именно там. Вскоре, однако, пруссаки разобрались, что русские не наступают, а отходят, и 12 сентября Левальд начал осторожное преследование. Получилась анекдотическая ситуация — большая армия убегала от маленькой, при этом так резво, что даже сожгла шесть мостов через Прегель, чтобы оторваться. Начался сезон дождей, дороги совершенно размыло, у Апраксина ощущался недостаток провианта, обозы отстали, лошади от бескормицы начали дохнуть.

Левальд не мог поверить своему счастью — борьба за Восточную Пруссию, которую он уже считал проигранной, обернулась совершенно внезапным выигрышем. К тому же русский флот по указанию русского фельдмаршала снял осаду Пиллау и перебазировался в Либаву, куда спешила русская армия.

Еще раз — за Апраксиным никто не гнался, Левальд форсировал Прегель только 18 сентября, то есть через 6 дней после Апраксина, 23-го русские были в Тильзите, тогда как Левальд — в 18 км от них. На очередном военном совете решили отступать дальше — к Мемелю и Ковно, при этом четыре сотни Чугуевских казаков, отставших во время бессмысленных маневров Апраксина, приняли за разъезды пруссаков и в панике подожгли Тильзит и Рагнит. Вот что бывает при недостаточной осведомленности о планах противника.

27 сентября русские войска вошли в Мемель, но паника продолжилась. По приказу Апраксина, который думал, что к городу вот-вот подойдет Фридрих, начали уничтожение запасов обмундирования и провианта, мешки с мукой просто покидали в реку. Левальд же только подходил к Тильзиту, который занял 30-го числа. Погода не баловала, 2 октября начались сильные снегопады, пруссаки уже продвинулись к Мемелю, который, безусловно, был бы взят, но… Тут Левальд получил приказ от Фридриха — прекратить преследование русских и обратить свои взоры на Померанию, где шведы начали наступление.

Так и закончилась русская компания в Пруссии 1757 года. 18 октября последние русские части достигли Мемеля, Апраксин 28-го был вызван в Петербург — держать ответ за содеянное. Конференция подозревала, что он был подкуплен Фридрихом. Однако, как говорил Наполеон, «никогда не приписывайте злому умыслу то, что вполне можно объяснить глупостью». Апраксин был просто неумелым командиром, так называемый «туман войны» оказался для него непреодолимым препятствием. Плохо была поставлена как разведка, так и штабная работа — это и есть главные причины случившегося в кампанию 1757 года.

Что касается британцев. На Средиземное море ради защиты торговли они послали эскадру Чарльза Саундерса в составе линкоров «Каллоден» (74 орудия), «Хэмптон Корт» (64), «Бервик» (64), «Принсесс Луиза» (60), «Герсней» (50), «Портленд» (50) и «Престон» (50). Французы львиную часть своего флота перевели в Брест, поэтому 7 кораблей вполне хватило для защиты торговых путей. Основные же события развернулись в колониях, где англичане сосредоточились на взятии Луисбурга.

Еще 16 декабря 1756 года премьер-министр Великобритании Уильям Питт приказал отправить в Северную Америку 8000 солдат на 50 транспортах в сопровождении 16 линейных кораблей и 4 шлюпов. Командовать данным соединением должен был адмирал Холберн. Шестью английскими полками руководил Саймон Фрезер, а двумя шотландскими батальонами — Арчибальд Монтгомери. Целью экспедиции был Луисбург, уже один раз захваченный британцами в 1745 году, но возвращенный по Аахенскому миру в 1748 году.

Французы после войны за Австрийское наследство пытались укрепить крепость, в 1751-м в Луисбург прибыл граф де Раймон с целью перестройки оборонительных сооружений, но ничего существенного так и не было сделано из-за постоянного недофинансирования и коррупции колониальной администрации.

С официальным началом войны к Луисбургу отправился отряд коммодора Чарльза Холмса (70-пушечный «Графтон», 60-пушечный «Ноттингем», а также фрегаты «Ямайка» и «Хорнет»). Но он не смог перехватить корабли капитана Луи-Жозефа де Боссье (74-пушечный «Эро», 64-пушечный «Иллюстр», фрегаты 36-пушечный «Сирен» и 30-пушечный «Ликорн»), который вез в Канаду нового командующего маркиза де Монкальма и 2 батальона солдат (1300 человек). Однако англичане заблокировали пришедшие в Луисбург французские корабли, и Боссье после небольшой стычки вернулся в гавань крепости, тогда как Холмс — в Галифакс.

23 июля 1756 года в Америку прибыл назначенный командующим (Commander-in-Chief) сухопутными силами британцев в Новом Свете Джон Кэмпбелл, граф Лаудон (Loudoun). Английские историки сходятся на том, что Лаудон был неудачным выбором, поскольку имел слишком мало военного опыта и был очень высокомерен, что мешало договариваться с руководителями колониальной администрации (прежде всего с губернатором Новой Англии Ширли). Именно благодаря Кэмпбеллу атака Луисбурга была отложена на 1758 год.

Всю зиму и весну в Нью-Йорке собирались войска — 12000 солдат (из них 9800 регуляров), 8000 матросов, целый флот из 87 транспортов, 2 госпитальных судов, судов для перевозки лошадей, 12 продовольственных кэчей, 3 пакетботов. Эскорт составляли приватиры — 50-пушечный «Саутерленд», 20-пушечные «Найнтигейл» и «Кеннигтон», 16-пушечный «Вальтур», 14-пушечный «Феррет» и фрегат из Галифакса. Командовал этим отрядом контр-адмирал Чарльз Харди. В этот момент в гавани Луисбурга находились 18 линейных кораблей и 5 фрегатов французов, однако они не предприняли никаких действий для атаки британских караванов.

30 июня 1757 года вся американская армада пришла в Галифакс, туда же 7 сентября подошла из Корка (Ирландия) эскадра вице-адмирала Синего Флага Фрэнсиса Холборна (Holburne) — 17 линейных кораблей, 6 фрегатов, 7 шлюпов, 2 бомбардирских судна и 45 транспортов с 7000 солдат. Тотчас же корабли Холберна подошли к гавани Луисбурга и продефилировали у входа в бухту, вызывая французов на бой. 74-летний ветеран Дюбуа де Ла Мотт не стал принимать вызов британцев, но обнадежил Дрюкура, сообщив, что имеет инструкции охранять крепость до последнего. Адмирал выделил моряков, чтобы помочь в обороне города и строительстве укреплений. Перед прибытием Холборна в город сумела проскользнуть эскадра де Реве (Revest), и теперь силы обороняющихся были довольно значительны — 24 линкора, 7000 солдат, 120 орудий.

Карта сражения под Гросс-Егерсдорфом. Нажмите для увеличения

После осмотра крепости кэптеном Раусом было решено начать активные военные действия. Точкой рандеву назначили залив Габарус в 10 км западнее Луисбурга. Однако 4 августа англичане перехватили французский шлюп, где нашли секретные бумаги. Из них следовало, что в гавани Луисбурга стоят 3 французских эскадры, несущие в общей сложности 1360 орудий, гарнизон составляет 4 тыс. регулярных войск и 3 тыс. нерегуляров. Лаудон решил, что с такой силой ему просто не справиться. В результате экспедицию отменили, по крайней мере временно.

24 августа полки прибыли обратно в Галифакс, Лаудон же достиг Нью-Йорка, где узнал, что французская эскадра Дюбуа де Ла Мотта отозвана во Францию. 11 сентября Холборн получил подкрепления — 74-пушечный «Девоншир», 64-пушечный «Сомерсет», 58-пушечный «Игл» и 60-пушечный «Йорк», и решил начать морскую блокаду Луисбурга.

Однако 24 сентября начался ураган, который продлился до 11.00 следующего дня. Множество кораблей англичан получили существенные повреждения, был потерян 58-пушечный «Тилбери», причем почти со всем экипажем, а также шлюп «Ферра». Чуть не разломился пополам 70-пушечный «Графтон», отделался он только потерей грот-мачты и был срочно отослан в Англию на ремонт. Холборн решил вернуться в метрополию, куда и пришел 7 декабря в очень плохом состоянии. Почти все корабли эскадры требовали ремонта.

Французы же направились домой в середине октября. На их перехват вышла эскадра Эдварда Хока, однако и ее рассеял жестокий шторм. 23 ноября Дюбуа де Ла Мотт вошел в Брест, 15 декабря Хок вернулся в Спитхэд, не сумев захватить ни одного французского корабля.

Чуть ранее, в сентябре 1757 года, англичане планировали провести десант на французский Рошфор, однако встретив сильную береговую оборону так и не решились высадить войска. Было назначено расследование, которое в результате не пришло ни к чему.

Несмотря на то, что Россия и Англия были на разных сторонах, их торговое сотрудничество продолжалось. При этом обе стороны не исключали военного столкновения.

Осенью же 1757 года русской Конференцией была проведена работа над ошибками, и в результате возник амбициозный план «зимнего похода» на Пруссию. Армию возглавил Фермор, который 16 января 1757 года вторгся в прусские земли. Болота и реки замерзли, что и обеспечило высокий темп наступления. 22 января передовые части русских достигли Кенигсберга, который взяли без боя. 24-го население города присягнуло России. 23 февраля русские подошли к Данцигу. 2 марта пал Эльбинг, 13-го русские были уже перед воротами Торна. Пруссаки узнали о захвате провинции лишь 19 марта, причем войска Доны, сменившего Левальда, находились в Померании и ничего сделать не могли.

В апреле Вильям Фермор пожелал, чтобы Данциг принял царских солдат и согласился на размещение в нем значительных магазинов.

Данцигский магистрат не дал на это однозначного ответа и начал переговоры с Фермором. Одновременно он привел в боевую готовность городскую милицию и приказал провести ремонт фортификаций. Магистрат Данцига обратился к Августу III и властям Речи Посполитой, Франции, Австрии, Дании и Голландии.

Вид на гавань Луисбурга

Август III, надеявшийся на помощь России в возврате его наследственного курфюршества в Пруссии, оставил решение за городскими властями. На помощь Данцигу обещал прийти прусский король Фридрих II. Под влиянием этих событий Австрия и Франция отозвали свое согласие на занятие Данцига русскими, а курфюрст Саксонии (и по совместительству король Польши) Август III, а также его первый министр Брюль начали убеждать русское командование, что город будет в состоянии отбить возможное прусское нападение собственными силами.

И вот тут англичане заволновались. Данциг был центром вывоза в Британию дуба и строевого леса, а также зерна, и обеспокоенное правительство Уильяма Питта планировало послать эскадру на Балтику. Однако русские переиграли англичан.

В апреле 1758 года была создана так называемая Нейтральная эскадра, состоящая из русских и шведских кораблей, которая просто заблокировала вход в Зунды. Дания объявила о своем нейтралитете.

В результате сложных переговоров между Англией с одной стороны, и Россией и Швецией с другой, было выработано соломоново решение — русские в Данциг не заходят, а англичане объявляют борьбу за Пруссию головной болью Фридриха, ибо с русскими и шведами ссориться не хотели. Союзы — союзами, а выгодная торговля завсегда важнее.

Летом Фермор повел армию к Кюстрину, где Фридрих создал большие запасы продовольствия и фуража. Гарнизон города в 2 тыс. человек возглавлял Шак фон Вутенов, при этом Кюстрин хотя и считался неприступной крепостью, был совершенно не подготовлен к осаде — большая часть крепостных орудий лежали на земле и не были поставлены на лафеты.

13 августа Фермор, не имея осадной артиллерии, начал обстрел Кюстрина из полевых пушек калеными ядрами. 15 августа был занят Курцфорштадт, пригород крепости, а 16 августа началась бомбардировка. Инженер-майор Муравьев позже так описывал ее результаты:

Начали бросать в город чиненые ядра, и чрез несколько выстрелов трафили в один магазейн, которой был набит сеном, и так сено вскоре загорелось, и сделался великий пожар в городе, которой продолжался три дни.

Канонада, по словам очевидцев, доносилась аж до Франкфурта-на-Одере. Кюстрин пылал — это сгорали запасы прусской армии.

При этом часть гарнизона Кюстрина, набранная из дезертиров и пленных, вместо защиты города начала грабить дома и склады. Фридрих срочно рванул к Кюстрину, но русские уже ушли. За два дня артиллерия Фермора выпустила всего 85 ядер и бомб по городу, при этом Кюстрин полностью выгорел, сгорело 600 000 четвертей зерна. Пруссаки ответили 517 ядрами и не смогли даже вызвать пожары в занятом русскими Курцфорштадте.

И вот теперь есть смысл вернуться к проблеме Восточной Пруссии. После «зимнего похода» русских войск и приведения к присяге Елизавете населения планы русских относительно завоеванной территории несколько пересматривались. Так, австрийскому послу Эстергази сообщалось, что в русских записках Марии-Терезии не упомянуты конкретные требования послевоенной компенсации. Петербург надеется в этом на своих союзников, рассчитывая или закрепить за собой Восточную Пруссию, или, если европейские державы этому категорически воспротивятся, то Россия согласится на денежную компенсацию.

Таким образом, Елизавета была не прочь обменять захваченную провинцию на деньги. Но к 1760 году Австрия и Россия все-таки договорились о дележе королевства Фридриха — 22 марта 1760 года они заключили соглашение, что целью войны должны быть передача Силезии Австрии, а Восточной Пруссии — России. Что касается Франции — сначала Людовик XV, «лучший друг поляков», и слышать не хотел о признании перехода Восточной Пруссии во владение России, поскольку думал передать ее Польше. Однако к апрелю 1760-го его сломили, и герцог Шуазель огласил записку, которую нужно выбивать в граните всем «лучшим друзьям поляков»: если Австрия и Россия смогут договориться о территориальных разделах в Восточной Европе — Франция поддержит это решение. То есть де-факто Франция тоже признала Восточную Пруссию за Россией.

Чуть позже и британцы предали своего союзника Фридриха — в беседе с послом Голицыным Уильям Питт подтвердил, что «Россия может претендовать на возмещение убытков в войне и обеспечение безопасности своих владений», фактически согласившись на передачу Восточной Пруссии Елизавете. Более того, в 1761 году Питт предложил заключить Фридриху мир с Австрией, отдав Марии-Терезии обратно Силезию. Посол в Англии Голицын писал Елизавете:

По настоящим, а особенно здешним англицким обстоятельствам не совсем бы невозможно было, толь паче имея к тому весьма полезный способный случай, чтоб вышепомянутое завоевание Королевства Прусского вашему императорскому величеству будущим миром вовсе себе утвердить, и тем как распространить европейские границы вашего величества империи, так и умножить славу высочайшего вашего имени и щастливого государствования. Последующие веки не могут инако как признать, что ваше императорское величество, равно как и вечной памяти достойный отец ваш император Петр Великий, от Бога избраны, чтоб каждый в свое преславное государствование дальновидные намерения королей прусского и шведского уничтожить».

Семилетняя война продолжалась, 1759 год стал для Англии годом настоящего триумфа и реализации всех планов, однако об этом уже в следующей части.