Ранее: первая, вторая и третья части рассказа про Россию, британский опыт, французский опыт

Мир построен на стене, разделяющей виды. Скажи какой-либо стороне, что стены нет и получишь войну. Или бойню.

— Blade Runner 2049

В предыдущих частях мы рассказали о том, как Россия замиряла завоёванные ей мусульманские территории. В заключительной же части нашего исследования хотелось бы поговорить о том, как последние русские цари взаимодействовали со своими мусульманскими подданными и какие тенденции были характерными для ислама в последние десятилетия Российской Империи.

Как мусульманские женщины отреагировали на либеральные реформы Александра II? Чем занимались депутаты-мусульмане в русском парламенте? Какую роль евреи сыграли в русской колонизации Туркестана? И, наконец, что думал солдат Швейк, столкнувшись с крымскими татарами на русской службе?

Мусульманская жизнь имперской России

Разные исламские народы при Романовых развивались по-разному, но в случае каждого из них жизнь не стояла на месте. Во второй части мы довольно подробно рассказали о том, как на протяжении XIX века татары практически «синхронизировались» с русскими по темпам развития и как изменилась жизнь кавказских народов после русского завоевания. Но ближе к концу эпохи Николая I в мусульманской политике России наметились значительные изменения.

Раньше русская администрация полагалась непосредственно на мусульманских учёных-улемов в деле формулирования основных методов управления мусульманскими массами. Но по мере развития страны начали появляться русские востоковеды-немусульмане, достаточно хорошо знавшие ислам и народы, исповедовавшие эту религию. При прочих равных они были для царской администрации предпочтительнее туземных улемов по причинам как конфессионального, так и этнического толка. Ну или туземным улемам предпочитали европеизировавшихся представителей мусульманских народов вроде Александра Касимовича Казембека, который, будучи крещёным в сознательном возрасте (!), стал главным интерпретатором шариата при МВД и выносил весьма ортодоксальные суждения по многим правовым вопросам. То есть речь не шла о том, что в России появился аналог современного евроислама — просто русские решили взяться за рычаги управления самостоятельно, чтобы посредники (туземные муллы и имамы) не стали слишком самостоятельными. Тем более что это было в духе государства Романовых, где государственную религию контролировал Синод — ведомство со светским чиновником во главе. Тогда же главой Оренбургского Духовного собрания был назначен Селимгерей Тевкелев (время в должности: 1865–1885 гг.), не имевший репутации великого учёного, зато относившийся к рядам местной лоялистской элиты. Его преемник Мухаммедьяр Султанов (1885–1915) тоже был больше представителем татарской землевладельческой аристократии, нежели богословом.

Русская администрация и исламские браки

Хотя русская администрация не злоупотребляла вмешательством в семейную жизнь российских мусульман, такое право за ней оставалось всегда. Например, в 1860 году башкирская женщина после того, как все исламские инстанции отказались вынести решение в её пользу, подала губернатору Оренбурга петицию, в которой просила дать ей развод с мужем, не уплатившим брачный выкуп. В другом случае, в 1868 году, крымская татарка подала на развод с отсутствовавшим 8 лет первым мужем (за это время она сошлась с другим мужчиной и родила от него двух детей) — и также отправила петицию верховным русским властям после того, как исламские суды вынесли решение в пользу её первого мужа. В обоих случаях губернаторы и МВД оставили в силе решения исламских судей, но весьма показательно, что на всём протяжении XIX века мусульманки из числа неевропейских народов весьма активно пытались пользоваться достижениями русского законодательства и довольно часто вовлекали русские власти в разрешение семейных конфликтов. Романовские управленцы, конечно, не стремились разрушать патриархальные мусульманские семьи, так как за этим следовала эмансипация женщин прочих народов империи с понятными последствиями для дестабилизации системы управления. Также характерно, что число обращений мусульманок к губернатору или императору о разводе и/или пересмотре каких-то положений их брака резко увеличивается в эпоху великих реформ Александра II — то есть российские мусульмане следили за повесткой дня европейской России. В то же время право «последнего слова» за русскими властями хорошо сказывалось на отношениях с нерусскими мусульманскими элитами — в случае кризиса в отношениях русские могли использовать сильнейший аргумент «освобождения закрепощённой женщины востока» с разрушительными последствиями для восставших мусульман. То есть это была позиция, сформулированная Богемиком следующим образом: «пришельцы с Запада побеждают своих неприятелей при помощи местных женщин».

Численность мусульман в России сильно увеличилась во второй половине XIX века благодаря российским завоеваниям в Средней Азии и всплеску рождаемости по стране в целом. Поэтому уже к концу XIX века, согласно данным официальной переписи населения, в Российской Империи проживали 14 млн мусульман. Из этого числа примерно 3 млн проживали на Кавказе, 7 миллионов в Средней Азии, а остальные жили в европейской части России — в основном, конечно, в исторических ареалах обитания. Интересно, что русский являлся родным языком только для 10 тыс. мусульман — надо понимать, здесь имеются в виду именно русские мусульмане (в таком случае в процентном соотношении их заметно меньше, чем сегодня, когда их число оценивается примерно на уровне 5–7 тыс. человек).

Это нашло своё отражение в структуре армии, где мусульмане вообще не были обязаны служить (правда, потом в случае Кавказа-Закавказья мусульман обязали платить особый налог как непризывников; позже призыв распространили на Северный Кавказ, но с условием службы в войсковых частях на родине), но многие всё равно шли служить из карьерных соображений. Так что к началу русско-японской войны численность мусульман в русской армии составляла примерно 2.5% от общего количества солдат и офицеров. При Николае II оформление религиозных прав солдат-мусульман получило законченное оформление с военными муллами при воинских частях и даже наймом гражданских мулл в местах расквартирования, увольнительными по религиозным праздникам и так далее. В этом плане русская армия была даже более «толерантным» учреждением, чем всё что можно было встретить в пределах гражданских областей Империи — что довольно-таки удивительно, если вспомнить о том, что русские военные до этого много лет воевали с магометанами.

Самыми «интегрированными солдатами» оказались татары и башкиры, в народном фольклоре которых укрепился такой жанр, как солдатские баиты, в которых была увековечена память об участии этих народов в походах русской армии.

Мусульманские военнопленные и заключённые

Одной из наиболее удивительных страниц взаимоотношений России и ислама является положение османских военнопленных. Например, в период 1810–1812 (это на той войне Кутузов у Толстого, по собственным словам, заставил турок «конину жрать») османским солдатам, содержавшимся в Слободско-Украинской губернии, разрешали отправляться на встречи с военнопленными в других губерниях (!), а один подданный Порты даже пытался таким образом отправиться в Москву с туристическими целями. Ещё в эпоху Крымской войны турецкие военнопленные пользовались большой свободой действий, будучи в плену (а квалифицированные работники среди них даже работали на русских предприятиях за достойные деньги). Порядки стали более формальными где-то со времени войны 1877 года — практически одновременно с остальной Европой (когда военнопленных стали отделять от основного населения), но в эпоху Первой мировой снова ослабились, и тогда турецких военнопленных можно было встретить в качестве чернорабочих по всей России.

В случае тюрем весь XIX век русские цари проводили в отношении арестантов-мусульман вполне комплементарную политику: были молитвы с оплатой гражданских мулл, постное питание и даже выходные, связанные с религиозными праздниками. Конечно, близость мусульманских общин влияла на уровень соблюдения религиозных прав заключённых-мусульман, но в целом для тех грубых времён администрация тюрем демонстрировала действительно высокий уровень уважения к правам заключённых.

На принятие решения об интеграции мусульман повлияли события 1870-х гг.: в 1877 году в ходе войны с Османами на территории Чечни и Дагестана вспыхнуло новое восстание с целью восстановления имамата. Значительную роль в организации всего предприятия сыграли османские агенты, но дыма без огня не бывает: запрос на религиозность среди местных оставался даже после военного поражения Шамиля и его наибов. Поэтому если Романовы не могли составить конкуренцию султану с теологической точки зрения, то хотя бы могли выказать достаточную степень уважения к религиозным чувствам магометанской части своих подданных.

В более широком смысле это же было верным и для других мусульманских народов империи: даже те, кто прожил с русскими несколько веков в одном государстве, продолжали держаться за исламскую идентичность и с трудом поддавались русификации. Доминирование русских в городах, конечно, давало Романовым определённое преимущество, но оно было относительным, поскольку общий вес горожан в структуре населения страны в целом был невелик. Также нужно учитывать, что русские города едва справлялись с ассимиляцией собственно русских крестьян, поток которых хлынул после отмены крепостного права. Сейчас об этом мало вспоминают, но тогда миграция сельских русских в города привела к росту преступности.

Политическая мысль российских мусульман

Собственно, нет ничего удивительно в том, что именно в Российской Империи, как державе весьма динамичной, в мусульманской среде к концу XIX века возник джадидизм — движение за реформацию ислама и приближение жизни мусульман к европейским нормам. Ещё в первой половине XIX века дискуссии протекали совсем в ином русле — в моде было строгое толкование шариата и «возврат к истокам», но поскольку татары были интегрированы в структуру российского общества лучше прочих нехристианских народов (и проходили через те же ступени развития, что и русские, разве что урбанизация была замедленной), то в итоге они первыми пришли к принятию джадидизма.

Нельзя сказать, что джадидизм являлся однозначно положительным явлением с точки зрения имперских властей, скорее даже наоборот: хотя он способствовал бытовому просвещению мусульманских масс (что делало возможным эффективную мобилизацию их лучших представителей на нужды армии и экономики в случае необходимости — более образованные и современные солдаты и рабочие просто приносили больше пользы) — но он же закреплял их «инаковость». Ведь у джадидистов весь процесс модернизации проходил через «новометодные школы», в которых ученики обучались на родных языках этих народов и где сама повестка дня была под контролем национально мыслящей туземной интеллигенции.

Раньше просвещённый мусульманин ассимилировался и превращался в русского горожанина с тюркскими корнями, теперь же возникла почва для обособления, поскольку появился выраженно нерусский интеллектуальный класс со своей нерусской системой образования. Характерный факт: на протяжении первых десятилетий советского режима Татарский обком ВКП(б) состоял из выпускников джадидистских медресе. Ещё один факт: после Февральской революции, когда вся Россия пошла вразнос, джадидисты пытались устроить смену режима в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве, но местная феодальная верхушка устроила им столь масштабное избиение, что им пришлось бежать на земли, находящиеся под контролем администрации февралистов. То есть внутри империи была вполне себе автохтонная оппозиция джадидистам, которую можно было поддержать.

С развитием джадидизма в европейской России в Средней Азии также большое распространение получили «новометодные школы», и своих детей туземцы отправляли в основном туда, так что русские школы не выдерживали конкуренции за коренных жителей региона. Поэтому незадолго до начала Первой мировой колониальные власти начали наступление на новометодные школы, но известные события обратили внимание русской администрации на другие вопросы.

Последовательная русификация тоже натолкнулась на серьёзное препятствие. Когда во второй половине правления Александра II мусульманских священнослужителей пытались обязать изучать русский язык, то это встретило жесточайшее сопротивление со стороны даже не самих мулл (которые язык в основной массе знали хорошо), а как раз их паствы. Когда то же самое пытались сделать при Александре III, это снова привело к политизации десятков тысяч мусульман и беспорядкам. Что интересно, протестующие грозили смещением и расправой тем муллам, которые знали русский и отказывались подписать петицию об отмене царского предписания. Отчасти это объясняется тем, что за 300 лет в составе России среди тюркских народов образовалась сильная и мощная прослойка посредников (двуязычные писари, торговцы, отставные солдаты), которых устраивала незаконченность русификации соплеменников, поскольку в этом случае они могли зарабатывать как «устроители» легальных дел. В современном мире такое явление можно нередко встретить в русских диаспорах (особенно в славянских странах вроде Чехии), когда знаток языка и бытовых правил помогает ничего не знающим новоприбывшим устроиться в стране (найти жильё, зарегистрироваться в полиции, получить визу), оказывая платные услуги в простых вопросах, для которых юрист не нужен.

Противоположным джадидизму явлением был кадимизм, стоявший на очень консервативных и самодержавных позициях. Тюрки России также участвовали в про-романовском движении: к началу 1910-х гг. на территории империи функционировало 16 монархических мусульманских организаций вроде «Царско-народного мусульманского общества» (ЦНМО) и «Монархического союза русских мусульман». Существовали мусульманские черносотенные организации, участвовавшие в контрреволюционных митингах в поддержку русского самодержавия. Никакого противоречия здесь нет (хотя, казалось бы, «мусульмане потомки завоёванных — за русского царя?»), ибо движущая сила движения татар-черносотенцев относилась к исламским и купеческим верхам, так как они сами были теми ещё консерваторами. Впрочем, среди консерваторов было достаточно и «средних» мусульман — в ЦНМО в основном состояли мелкие земледельцы. Интересно, что весьма значительную часть притока в мусульманские черносотенные ячейки составили бывшие крещёные татары, недавно снова обратившиеся в ислам (мы подробно рассказывали об этом явлении во второй части нашего исследования). На самом деле тюркские «консерваторы» тоже вели свою политическую игру, заключавшуюся в повышении политического статуса мусульман. Демонстрация ими лояльности в период революции и позже (например, масштабные празднования годовщины войны против Наполеона и 300-летия дома Романовых в 1910-е гг. в Казани) имело место в контексте выборов в Думу и формирования там мусульманской фракции, о которой мы погорим ниже. Цели эти были сформулированы Мухаметзяном Сайдашевым: как удачно их интерпретировали местные жандармы в 1912-м году, лоялизм тюрок-мусульман должен был привести к тому, что «российские мусульмане займут у Правительства такое же привилегированное место, какое занимают албанцы в Турции». Любопытно, что даже джадидисты, несмотря на известное лукавство, выражали в то смутное время верноподданнические настроения.

Несколько выходя за рамки чисто татарского общественного движения, отметим в принципе участие мусульман в защите порядка в 1905 году: в «Книге русской скорби» (перечисление погибших в результате революционного террора) указаны и мусульмане самых разных национальностей — включая, например, ингушей и азербайджанцев.

По итогам беспорядков 1905 года Россия получила парламент. Мусульмане, как достаточно крупная и заметная группа населения, также получила там своё представление: всего там было 25 депутатов-мусульман из всех мусульманских регионов Империи. Про деятельность первого российского парламента можно почитать в соответствующем цикле статей за авторством Николая Станищука. Здесь отметим только что, объективно говоря, Дума царского времени вела легальную подрывную деятельность против существующего строя. В этом плане депутаты-мусульмане были не лучше и не хуже основного корпуса депутатов. А если учитывать насильственную историю вхождения подавляющего большинства мусульманских земель в состав Империи, то получится, что они даже превосходят номинально «русских» кадетов, поскольку с них спрос меньше.

Во второй Думе было уже 37 депутатов-мусульман, и большая их часть организовалась в мусульманскую фракцию. Фракция стала политическим центром для всех мусульман в России, и к ней устремилась длинная очередь из представителей всех слоёв крайне неоднородного мусульманского общества Империи, которые заваливали их петициями и просьбами.

Вторая Дума тоже не дожила до новых выборов, а в третьей Думе, которую Николай II решил сделать несколько более европейской, чем она была до того (как в плане состава, так и культуры поведения), мусульман-депутатов было меньше всего — около 10. Она также отражала характер парламента в целом — на этот раз она была менее деятельной и куда более пассивной, за что ей дополнительно «прилетало» от политизированной тюркской печати.

Принадлежность депутатов-мусульман к фракциям всех четырёх Дум

Примерно в то же время провалился проект создания сети черносотенских мусульманских организаций: джадидисты пустили дезинформацию о сепаратистских и про-османских настроениях, якобы царивших там — и хотя доказательств этого не было собрано, но царские власти всё же решили свернуть проект «во избежание» (возможно, потому, что власти начали терять контроль над основным «русским» проектом черносотенства). Надо сказать, это решение в итоге ослабило позиции лоялистов-консерваторов среди тюркских мусульман, а джадидисты, наоборот, стали более популярными.

В последней, четвёртой Думе мусульман было всего 6 человек, и несмотря на уменьшение размера и влияния, она стала самой «узко-конфессиональной»: руководители фракции разошлись во взглядах на жизнь с остальной Думой (повлияла война, вызвавшая обострение османского вопроса и тюркской солидарности), поэтому они сконцентрировались исключительно на вопросах мусульманского населения (вроде отмены ограничений для мусульман, перешедших в сословие присяжных поверенных).

Из всех мусульман-депутатов всех четырёх Дум не все знали русский язык в совершенстве (хуже всего было уроженцам Туркестана и Поволжья), поэтому фракция не так активно участвовала в законотворческом процессе, как все остальные (а когда участвовала — привлекала знающих русский недепутатов для консультаций) — ведь для этого требовалось знать русский язык в совершенстве. Самостоятельно группа внесла всего 3 проекта — и один из них касался превращения пятницы в выходной день. Высшее образование среди мусульман-депутатов имели примерно половина — эти показатели характерны и для октябристов. Характерно, что среди мусульман-депутатов наиболее высокие показатели образованности и знания русского были среди кавказцев.

Мусульманская контрреформация в России: Ваисовский Божий полк староверов-мусульман

В начале 1860-х в Поволжье под предводительством члена суфийского накшбандийского братства Багаутдина Ваисова появилось движение мусульман, выступавших против авторитета оренбургского «Собрания» и за возвращение к первоначальной чистоте ислама. В принципе, по форме и действиям это было подрывное движение, однако его лидеры и участники настаивали на своей безусловной лояльности к императору и требовали заключения личного договора руководства секты с царём. Ввиду этого полицейские власти сначала не спешили их трогать. Также их длительному существованию (более двадцати лет до 1884 года) помогал тот факт, что они стояли отнюдь не на общетюркских позициях — а наоборот отделяли себя от татар. Впрочем, всё в итоге закончилось плохо: «мейнстримные» мусульмане устроили им погром, а самого Ваисова царские власти в итоге поместили в психиатрическую клинику. Впоследствии движение существовало в подполье и снова всплыло на поверхность в эпоху Гражданской войны, когда за большевиков воевали полки ваисовцев. После этих событий община снова уходит в подполье и в 1930-х гг. её ключевые лидеры и руководители были репрессированы.

Борьба за умы российских мусульман

Инаковость и религиозность российских мусульман в теории делали их уязвимыми для инспираций извне со стороны Османов. Собственно, османские агенты активно занимались этим вопросом, так как с их подачи в России было организовано несколько крупных пантюркистских организаций, в частности: «Тюрк-Угачи» — российское бюро пантюркистов во главе с князем Юсуфом Акчуриным, и общество русских татар-студентов «Джамиахат», принимавшее выпускников отечественных медресе и отправлявшее их в вузы Османской империи.

На практике реальных успехов Османы смогли добиться только после выхода царской России из игры в 1918 году, когда турецкие войска смогли пробиться на российский Кавказ. До этого известно о турецких агентах в Средней Азии, но за недостатком данных сложно сказать, насколько велико было их влияние на события 1916 года в Туркестане. Впрочем, достоверно известно о том, что до войны младотурки занимались краудфандингом на нужды османской армии и флота в русских и британских колониях в Азии (только в 1912 году в одной России им удалось собрать 4 млн руб. золотом для османских войск).

Царские спецслужбы очень внимательно следили за деятельностью про-османских проповедников на Северном Кавказе. Несколько забегая вперёд отметим, что за годы Первой мировой в русской армии служило 1–1.5 млн солдат тюркского происхождения, что составляло чуть меньше 10% от её численности за всю войну — и нам неизвестно ни об одном случае реального восстания этой категории солдат в тылу. Так что несмотря на трагический финал Империи мы можем с уверенностью сказать, что хотя бы на этом фронте русская контрразведка работала очень хорошо, потому что тема подданных тюрков-мусульман могла стать взрывоопасной в руках умелого манипулятора.

Мусульмане в войнах Николая II

Вообще уроженцы Северного Кавказа не были обязаны служить в русской армии, но для части местной аристократии служба в армии была очень популярным делом — льготы, награды, социальный статус и прямые материальные выгоды, не говоря уже о продвижении во внутренней российской иерархии были крайне сильными стимулами даже по отдельности. Но когда имперским властям понадобилось больше солдат-мусульман на войну с японцами, на Кавказе была быстро сформирована «Кавказская конная бригада» (1200 человек) под командованием Гусейн Хана Нахичеванского — это подразделение заслужило очень хорошие отклики фронтовых офицеров.

В годы Первой мировой из кавказских горцев сформировали целую дивизию. Речь, конечно, идёт о той самой «Дикой дивизии», тему которой периодически поднимают в РФ и сегодня. Начальником штаба дивизии, кстати, был не кавказец, а литовский татарин полковник Юзефович (впрочем, он был мусульманином). Воспоминания очевидцев деяний солдат дивизии вызывают в памяти истории времён Кавказской войны. Вот, например, воспоминания барона Э. Г. фон Валя о служивших там чеченцах: «После одной ночи у чеченцев оказалось значительное число заводных лошадей. На вопрос генерала Каледина, откуда они, ему рассказали, что чеченцы в темноте забрались к противнику и оттуда их увели».

Также в русской армии было конное подразделение крымских татар, которое начиная с 1784 года появлялось в разных формах и через какое-то время расформировывалось. В 1910-м Николай II создал конный полк, названный в честь его супруги Александры Феодоровны (которая, таким образом, являлась Августейшим Шефом полка, а для служащих полка она была «Валидэ» — это арабское слово, дословно означающее «мать народа»). Полк хорошо проявил себя на фронте и настолько впечатлил Ярослава Гашека, что тот устроил своей бравому солдату Швейку встречу с пленным крымцем по ходу сюжета: «Мне никто не поверит, — подумал Швейк, — что на свете могут быть такие фамилии, как у этих татар: Муглагалей Абдрахманов — Беймурат Аллагали — Джередже Чердедже — Давлатбалей Нурдагалеев и так далее».

Лихое племя Чингиз-хана,
Пришельцы дальней стороны,
Заветам чести и Корана
Мы до сих пор ещё верны.

Вперёд, полк, за Русь Святую,
Вперёд за Батюшку Царя,
Вперёд за Валидэ родную,
Молитву Господу творя!

Стучат лихих коней подковы,
Трубит атаку Ибрагим,
Мы до последнего готовы
Костьми полечь, но победим!

— Походная песня Крымского конного полка Её Величества, состоявшего из крымских татар

В идеологии панисламизма Османы наконец-таки нашли серьёзный инструмент для проецирования soft power на русских мусульман. Правда, произошло это довольно поздно: только после революции младотурков в самой Османской империи в 1907 году, а до этого османские и романовские полицейские как раз сотрудничали по этой линии, поскольку панисламисты в дореволюционной Порте считались экстремистами и смутьянами. Романовы даже эвакуировали враждебного младотуркам вице-директора стамбульской полиции Измаила-эфенди после победы революции.

На это также накладывался неизбежный «конфликт болельщиков соперничающих клубов» в самой России. Когда в 1912–1913 гг. Османская империя вступила в войну против коалиции славянских балканских государств, в номинально нейтральной России были организованы фонды для пожертвований братьям-славянам, а русская печать не стеснялась в выражениях, когда дело касалось поддержки славян, представляя всё как войну объединённого славянства против полумесяца. Российские мусульмане же в этой обстановке решили, что обстоятельства подталкивают их к поддержке единоверцев-турков, и начали полуподпольный сбор денег в пользу Османской армии и правительства младотурков. Также были зафиксированы случаи отправки российскими мусульманами добровольцев в действующую турецкую армию и санитаров в полевые больницы, а также разнообразные формы «краудфандинга» на нужды османской армии (ещё были экскурсии на территории, оккупированные Османами в ходе войны — например, татарские студенты устраивали «паломничества» в занятый Османами Адрианополь). В итоге в Османской империи обосновалось множество специалистов и интеллектуалов из числа российских мусульман.

Табачная реклама начала XX в.

В принципе, это был прекрасный актив для ведения подрывной деятельности против Романовых, но у Порты были более насущные нужды: проходящая через модернизацию мусульманская держава испытывала кадровый голод. Только вдумайтесь: по состоянию на 1914 год во всей империи проживали 30 млн человек — то есть меньше, чем одних только мусульман в Британской Индии. И из этих 30 млн далеко не все были не то что тюрками, но и даже мусульманами было не подавляющее большинство. Конечно, при лучших обстоятельствах Порта была бы не против сделать как можно больше гадостей северному соседу, но ей в первую очередь были нужны комплементарные кадры из числа единоверцев. Например, поэтому в 1860-х гг., когда русские власти задумали масштабную депортацию черкесов, Османы не только не стали поощрять восстание среди туземцев (хотя ситуация для того была идеальной), но с готовностью помогли русским колонизаторам переместить горцев к себе. Османские власти мудро расселяли кавказских мухаджиров в самых мрачных и безблагодатных районах империи, где их власть была слаба, а сопротивление местных нетюркских автохтонных народов оставалось сильным. Так, например, появилась до сих пор многочисленная и влиятельная черкесская община Иордании.

Угроза панисламизма уже в XX веке заставила власти русского Туркестана отказаться от построения вертикали власти среди местного мусульманского духовенства: военные, которые управляли регионом, опасались того, что внутри России возникнет мусульманская ось «Крым-Поволжье-Средняя Азия», и это облегчит инфильтрацию для османских агентов.

Русские спецслужбы весьма деятельно боролись с влиянием Османов на российскую умму не только расследованиями и контрпропагандой — например, в 1916 году они даже предложили создать альтернативный Мекке центр паломничества для российских мусульман в находящейся под контролем русских Бухаре. Для этого планировалось восстановить комплекс местных святых мест и вложиться в гостиничную инфраструктуру для паломников — реализации этих планов помешала только революция.

Эпизод: российские мусульмане-военнопленные в немецком плену

Император Вильгельм собрал всех пленных мусульман в отдельный лагерь и, заигрывая с ними, построил им прекрасную каменную мечеть. Я не помню, кто именно был приглашён в этот лагерь, кому хотели продемонстрировать нелюбовь мусульман к русскому «игу» и их довольство в германском плену, но дело кончилось для германцев плачевно. По окончании осмотра образцово содержанного лагеря и мечети на плацу было собрано несколько тысяч русских солдат-мусульман. «А теперь вы спойте нам свою молитву», — сказало осматривающее лицо. Вышли вперёд муллы. Пошептались с солдатами. Встрепенулись солдатские массы, подровнялись, и тысячеголосый хор под немецким небом, у стен только что отстроенной мечети дружно грянул «Боже, Царя храни!»

— П.Н. Краснов «Тихие подвижники. Венок на могилу неизвестного солдата Императорской Российской Армии»

Кстати, стоит заметить, что до самого конца Османы старались играть широко и заводили связи далеко не только с представителями мусульманских меньшинств Российской Империи. Например, они установили контакт с грузинскими сепаратистами (!) под руководством архимандрита Николая, который призывал Османов спасти Грузию «от дикости России» (!!) — под его руководством в краю разворачивалась про-османская агитация и создание тайных складов с оружием. Полноценного вторжения в Грузию у Центральных держав тогда не вышло, но Османы создали целый легион из грузин (туда даже набралось 600 человек). Легион в итоге расформировали из-за разногласий между кайзером и султаном — стороны никак не могли договориться, кто же его будет контролировать.

Но даже потенциально нелояльные элементы в романовской системе могли быть при деле.

Вот взять, например, джадидиста Габдуллу Буби. Будучи директором медресе в Вятской губернии, он попал в тюрьму по обвинению в пантюркизме в 1911 году, через несколько лет был выпущен оттуда и уехал в Туркестан — но не абы куда, а в номинально китайскую Кульджу (Восточный Туркестан), где занимался развитием местного исламского образования. В третьей части нашего исследования мы писали о том, как Романовы превратили Синцзян в де-факто буферное полунезависимое государство. И в этом русским властям [скорее, невольно] помогали такие люди, как Буби, которые строили уйгурскую региональную идентичность в своих новометодных школах, куда богатые и влиятельные уйгуры отдавали своих детей. Имперской России больше нет, но проблема уйгурского сепаратизма остаётся с Китаем даже сегодня.

Маленькие помощники русского империализма

В своём движении на юг и восток Россия полагалась не только на военную силу, но и дипломатию. Практика показала, что в исламском мире лучшими проводниками интересов Империи являются местные немусульманские меньшинства. Первыми на память приходят армяне, которых с русскими связали столетия войн Романовых с Османами.

Но кроме этого фронта был ещё и Северный Кавказ, который русская администрация колонизировала при деятельном соучастии армян. Они являлись, безусловно, лояльным христианским элементом на враждебных территориях. Эта безусловная лояльность позволила им сохранять национальную самобытность в идущей по пути русификации Империи (где от этого к концу XIX века уже не был защищён даже стержневой немецкий элемент) — подавляющее их большинство до самого конца Империи придерживалось армяно-григорианского вероисповедания. И даже фигуры армянского происхождения, вышедшие в топ имперской иерархии, часто оставались армянами на уровне культуры и бытовых привычек.

Позиция царского правительства была понятна — будучи весьма немногочисленным народом, армяне были диспропорционально хорошо представлены в коммерческих кругах практически всех крупных восточных держав и были идеальными контрагентами в разного рода политических и экономических акциях. Достаточно сказать, что в конце XIX века армянские коммерсанты занимали ключевые позиции в Стамбуле — то есть в переломную эпоху, когда в Порте армянские ополченцы активно выступали с оружием в руках против местных властей, уже потихоньку начинался геноцид армян.

Причём полезность армян для русских не ограничивалась внешней политикой. Говоря о посреднических функциях армян, нельзя пройти мимо завершающего этапа Кавказской войны: в теории «нейтральные» армянские купцы монополизировали торговлю в имамате Шамиля (и завязали её на российский рынок) и очень скоро все производительные классы населения этого исламского государства оказались в зависимости от постоянного экономического сообщения с Россией. Таким образом, вопреки изначально сильной оппозиции местного населения, при помощи армянских посредников-«контрабандистов» Россия не мытьём, так катаньем вырастила в имамате подрывные элементы, которые сыграли в падении Шамиля роль не меньшую, чем русские пушки: на заключительном этапе войны предводителю горцев приходилось слишком много внимания уделять подавлению восстаний на занятых им территориях, где население хотело завершения войны любой ценой.

Правда, привилегированное положение армян не заставляло их мусульманских соседей любить их больше. В ходе армяно-азербайджанских беспорядков 1905–1906 гг. в Баку погибли, по разным данным, от 3 тыс. до 10 тыс. человек. На это накладывался террор армянских террористов из «Дашнакцутюна» и азербайджанских ополченцев против царской администрации — обе стороны считали русских чиновников недостаточно комплементарными. Новый наместник Кавказа Воронцов-Дашков деятельно поддерживал армян и направлял политику России в Закавказье и Малой Азии в сторону армянской ирреденты — воссоединения всех земель, заселённых армянами. При этом статус будущего территориального образования был неопределённым — всерьёз рассматривалась возможность предоставления этим территориям независимости. Но к 1916 году проект решили свернуть и захваченные турецкие территории заселить русскими. Правда, как мы знаем, в реальности всё вышло совсем иначе, и для русских и для армян, но это не относится к сегодняшней теме разговора (на эту тему: «Ататюрк и большевики»).

Армяно-азербайджанский кризис царского времени глазами советских киноделов: ох уж эти зловредные русские империалисты!

Более локальным (но также полезным) было сотрудничество колониальной администрации с осетинами (преимущественно христианами), которым передавали земли, отнятые у «немирных горцев» (в подавляющем большинстве случаев мусульман). На тот же период пришлась «рехристианизация» осетин и абхазов, которые на тот момент были «спорной территорией» в конфессиональном плане. После победы над Шамилем в регионе резко выросла активность православных миссионеров. Их деятельность среди уже исламизированных народов Чечни и Дагестана не увенчалась успехом (часто крещёные приходы быстро возвращались в ислам), но с другой стороны, деятельность миссий среди других кавказских народов надёжно повернула вспять исламизацию всего региона в целом, отторгнув осетин и абхазов от общего исламского мейнстрима региона.

Также русской администрации пригодилась такая специфическая группа, как бухарские евреи. Они говорили на еврейском диалекте таджикского языка и были условно «привилегированной» группой в Туркестане накануне русского завоевания, поскольку в традиционно еврейском духе своим трудолюбием и квалификацией они были довольно зажиточными. Условность же заключалась в специфических условиях существования немусульманского меньшинства в мусульманской политии — т. е. над местными евреями постоянно висела угроза конфискаций и гонений. Так-то и в державе Романовых у евреев всё было не так просто, но в сравнении с этим «дикий восток» Средней Азии был ещё менее привлекательным — евреи там платили дополнительный налог как немусульмане, не имели права въезжать в город после заката (и тем более ездить там верхом), не могли строить больше одной синагоги в одном населённом пункте и ремонтировать старые, им запрещалось свидетельствовать против мусульман в судах и т. д.

Ещё до того, как русские начали укрепляться в регионе, у местных евреев стала пользоваться огромной популярностью идея захвата христианами Средней Азии. Дело в том, что многие среднеазиатские евреи на основании как общения с европейскими торговцами и путешественниками, так и личного опыта посещения Европы, считали жизнь евреев в христианских королевствах несравнимо более достойной, чем то, что они видели у себя. Поэтому в лице бухарских евреев русские власти получали отличных шпионов, которые и до, и после завоевания докладывали русским властям о внутренней жизни мусульманских территорий. Ведь даже на пике могущества Романовых колонизаторам было известно не так много о жизни подвластного им неевропейского населения, ибо на огромную массу туземцев приходилось минимальное количество белых чиновников.

Поэтому русское завоевание бухарские евреи встретили хлебом-солью и получили не только равные с мусульманами права, но и даже некоторые торговые привилегии. В итоге в период русской колонизации региона местные евреи поставили под свой контроль основные торговые потоки в метрополию и из красильщиков и продавцов тканей переквалифицировались в крупных коммерсантов и хлопковых плантаторов. Например, в Самарканде в 1892 году евреи контролировали почти 50% торгового оборота города (составляя 6.5% населения). На бухарских евреев не распространялись негласные ограничения кредитования в европейской России (давать кредиты русским и православным), поэтому они успешно кредитовались в русских банках.

Это отражалось в повышении их уровня жизни, что заметно по расценкам на дома: в 1893 году в еврейском районе Самарканда средняя стоимость дома составляла 634 рубля, в самой дорогой мусульманской части города 124 рубля.

К началу XX века, правда, отношение царских властей к бухарским евреям охладело. Тому было несколько причин. Во-первых, как мы рассказывали в третьей части нашего исследования, после замирения края колониальные власти оставили управление туземной частью на откуп мусульманским элитам — а бухарские евреи как раз относились к числу подданных бухарского эмира. Поэтому как только мусульмане освоились в новых условиях, они начали оказывать давление на евреев (потому что на русских колонистов давить было нельзя) и даже заручились поддержкой как части местной администрации, так и топов правительства в Петербурге. Ввиду этого против бухарских евреев начали вводиться разные ограничительные законы (например, им разрешалось селиться только во второстепенных городах русского Туркестана; русские власти реже отменяли решения мусульманских судов, направленные против членов еврейской общины). Одной из основных причин смены отношения к бухарским евреям являются последствия русской экономической политики в новых колониальных владениях, которая привела к обезземеливанию значительной части [мусульманского] населения.

С одной стороны были русские колонисты, имевшие сильнейшее лобби среди военных, которые управляли краем; с другой были хлопковые фермы, которые выращивали сырьё, столь необходимое русской промышленности — так что многие туземные хозяйства разорялись или поглощались банками/ростовщиками. Местные евреи были самыми очевидными и безопасными кандидатами на роль «крайних», которых можно было обвинить в бедах туземцев, не решив собственно экономических проблем. В рамках «показательных гонений» даже имели место судебные процессы над еврейскими ростовщиками, разорявшими туземных земледельцев-дехканов (хотя главными ростовщиками являлись русские банки). Потом всё тихо возвращалось на круги своя до следующего раза.

Также стоит заметить, что именно при русских в Средней Азии среди местных мусульман были зафиксированы случаи беспорядков на почве кровавого навета (ранее в регионе такого не наблюдалось, всё-таки это специфически европейское явление), проходившие по стандартному сценарию: в мусульманской среде неизвестно откуда возникают слухи об использовании евреями крови мусульманских младенцев в своих ритуалах; происходят погромы еврейской общины, которые героически пресекаются просвещенной русской властью. По существу, эти погромы, помимо выпуска пара люмпенизирующихся эксплуатируемых туземных масс, служили двум целям: уровень дискуссии среди мусульман сохранялся на уровне «борьбы с вездесущим еврейским заговором», а богатеющая еврейская община получала напоминание — от моря дикарей её отделяет только благожелательный настрой белой колониальной администрации. Так что несмотря на все пертурбации того периода община бухарских евреев оставалась верна колониальному правительству.

Заключение

Итак, завершая разговор о взаимоотношениях ислама и государства в империи Романовых, мы должны вынести какой-то вердикт: насколько русские власти были искусны в этом отношении? Сделать это будет непросто, потому что мы не увидели эволюции и естественного завершения этого процесса. Империя прекратила своё существование в результате двух деструктивных революций и Гражданской войны, по итогам которой победившие большевики перечеркнули абсолютно все итоги нескольких столетий работы Романовых. Это касается как внутреннего единства страны, так и её границ  —были созданы национальные республики и построена извращённая «империя позитивной дискриминации», в которой русские должны были трудиться на благо чужих национальных протогосударств вроде Узбекской ССР.

Но в целом Романовы были скорее успешны хотя бы потому, что национальные окраины Империи в период «праздника непослушания», начавшегося в феврале 1917-го, вели себя по крайней мере не деструктивнее победивших февралистов. Да и не стоит забывать, что русское общество с радостью встретило абсолютно латиноамериканскую революцию февралистов с её сверхдеструктивными инициативами. Опомнилось оно только когда впереди замаячила угроза скатывания в большевистскую Африку — на этом фоне обвинять в чём-то мусульман было бы по меньшей мере лицемерным. События более позднего времени, периода Гражданской войны (вроде пробольшевистского восстания в Чечне), вполне укладываются в логику революционного хаоса тех лет.

Если сделать поправку на описанные выше обстоятельства, то политика Романовых покажется тем более успешной, учитывая постоянное сопротивление местных нехристианских народов. То, что мусульмане не восставали в Империи хотя бы так же часто, как они делали это во французском Алжире (особенно учитывая то, что рядом был такой «благожелательный» сосед, как Османская империя) — это уже успех сам по себе. А ведь ещё была такая тонкая тема, как хадж — мы поговорим о ней в отдельном материале, где эта проблема будет освещена в общеевропейском контексте.

Какие уроки современная Россия может вынести из истории ислама в Империи?

Первое — здраво оценивать ассимиляционные перспективы и возможности прямого управления. На каких-то территориях делалась ставка на растущий европейский элемент и русскую администрацию, а где-то местные племена могли жить столетиями, никак не сталкиваясь с русскими порядками. Даже на Кавказе, где решающую роль играли военные и европейские колонисты, оставались специфические регионы, где местные были предоставлены сами себе.

Второе — «русские на войне своих не бросают», а точнее находят союзников если не среди местных народов, то хотя бы из этносов, живущих в пограничном состоянии. Без помощи армян, бухарских евреев и многих других Россия не смогла бы подчинить и замирить столь огромные мусульманские территории. Этот же урок хорошо выучили и французы, которым в Африке помогали другие комплементарные меньшинства.

Третье — не стоит ломать местные порядки об колено. Иногда местная архаика становится лучшим помощником оккупанта — с местными старейшинами и религиозными авторитетами, при условии наличия у них реальной власти, договариваться будет значительно проще, чем пытаться навязать туземцам европейскую цивилизацию.

Четвёртое — иногда местные порядки нужно ломать безо всякой жалости (но выборочно). Когда было нужно, царская власть распространяла среди кочевников/горцев исламское право в противовес разнообразным адатам или «приватизировала» земли в Туркестане. То есть делала то, что облегчало управление — пусть даже вопреки сложившимся порядкам. Важно было выбрать правильную цель для демонтажа.

Пятое — нужно создать механизмы полноценной интеграции европеизировавшихся туземцев в имперскую иерархию. В этом плане Россия в чём-то оставляла далеко позади европейские империи: в мучительно пыхтящих от модных расистских теорий Франции и Британии европеизированные «эволюэ» из числа арабов и индийцев никак не могли найти себе место — в отличие от принявших русские ценности кавказцев и европейских тюрок. С другой стороны, в случае Туркестана русские власти сами демонтировали местную систему европеизации туземцев, оставив в силе мусульманские элиты, которые не давали местным обрусеть. Поэтому здесь русские успехи являются смешанными.

Шестое — нужно создавать свою школу исламоведения и востоковедения. В этом плане русская администрация ни в чём не отставала от своих западноевропейских коллег.

Седьмое — любые дипломатические и идеологические пируэты русской власти всегда происходили с использованием военной силы и представителей официальной властной иерархии. Речь необязательно идёт о крупных войсковых операциях и жесточайшей централизации, но всё же присутствие русской армии и представителей власти всегда оказывало оздоровительный эффект в любой провинции. В рамках этой концепции русская власть установила абсолютную гегемонию в подавляющем большинстве городов империи, которые служили проводниками правительственного влияния.

Восьмое — духовенство было поставлено под прямой контроль верховной власти и выступало в качестве агента внедряемых Романовыми изменений. Причём это было верным как для мусульман, так и православных.

И, наконец, последнее, но отнюдь не по значению — русские не хуже других европейских народов понимали, что выбор метода управления зависит от существующих между разными территориями различий. Управление татарскими территориями очень напоминало русские, но не во всём; с башкирами всё было сильно иначе, чем с татарами; ещё более «иначе» обстояли дела на Кавказе и совсем иначе — в Туркестане. Находилось место и для «имперских контрагентов» вроде армян или бухарских евреев. Русские управленцы, несмотря на уже упомянутые нами ошибки, проявляли немалую гибкость, и найденные ими решения позволяли сохранять общее экономическое и политическое пространство всей Империи, не умаляя при этом её европейского характера.

I read the Bible often, I tried to read it right
As far as I can understand, a man is more than his mind
When Christ stood in the temple, the people all stood amazed
He was teaching lawyers and doctors, how to raise a man from the grave
I want someone to tell me, answer if you can
I want someone to tell me, what is the soul of a man

Библиография и источники:

Zerkala — немецкий проект (но всё на русском) по сбору свидетельств о жизни в южных мусульманских областях Российской Империи (в частности, Закавказье и Туркестан).

Книги

Сборник «Российская империя в зарубежной историографии»

Сборник «Кавказ в годы Первой мировой войны: героика и повседневность»

Сборник документов и материалов «Восстание 1916 года в Туркестане: документальные свидетельства общей трагедии»

Монография «Мусульмане в новой имперской истории»

Коллектив авторов «Северный Кавказ в составе Российской империи»

Коллектив авторов «Центральная Азия в составе Российской империи»

Сборник «Ислам в Среднем Поволжье: история и современность»

Е. А. Глущенко «Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования»

В. Таки. «Царь и султан: Османская империя глазами россиян»

А. Бенигсен «Народное движение на Кавказе в XVIII в. („Священная война“ Шейха Майсура. (1785 — 1791 гг.) — Малоизвестный период и соперничество в русско-турецких отношениях)»

С. В. Дарчиева «Государственная Дума Российской империи и вопросы экономического, политического и культурного развития Северного Кавказа (1906-1917 гг.)»

В. Матвеев «Система управления северокавказской окраиной Российской империи во второй половине XIX века»

В. Трепавлов «„Белый царь“. Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв.»

М. Гаммер «Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана»

Е. В. Великая, Н. Н. Великая «Мирные формы интеграции Северо-Восточного Кавказа в состав Российской империи (1801 — 1859 гг.)»

М. Терентьев «Россия и Англия в Средней Азии»

М. Худяков «Очерки по истории Казанского ханства»

Б. Р. Рахимзянов «Касимовское ханство (1445 — 1552 гг.)»

Д. М. Усманова «Мусульманская фракция и проблемы «свободы совести» в Государственной Думе России» (1906–1917)

Р. Н. Зинуров «Башкирские восстания и индейские войны — феномен в мировой истории»

И. Г. Акманов «Башкирские восстания XVII — XVIII веков: феномен в истории народов Евразии»

Сборник «Оренбургский губернатор В.А. Перовский и интеграция тюркских народов в Российское государство. Материалы всероссийской научной конференции»

З. Ибрагимова «Чеченцы в зеркале царской статистики (1860–1900)»

Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ «История Татарстана с древнейших времен до наших дней» (тома V и VI)

А. Сибгатуллина «Контакты тюрок-мусульман Российской и Османской империй на рубеже XIX–XX вв.»

А. Ю. Бахтурина «Окраины Российской империи: государственной управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914 — 1917 гг.)»

П. Мультатули «Император Николай II и мусульмане»

А. Каганович. «Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи, 1800–1917»

David Brophy «Uyghur Nation: Reform and Revolution on the Russia-China Frontier»

Robert D. Crews «For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia»

Paolo Sartori «Visions of Justice: Sharia and Cultural Change in Russian Central Asia»

Cтатьи

Владимир Хутарев-Гарнишевский «Панисламизм в России в начале XX в. по материалам имперских спецслужб»

И. Загидулин «Исламский ритуал в российских тюрьмах (конец XVIII — начало ХХ вв.)»

А. Айзатуллова «Система подконтрольного государству исламского просвещения татар-мусульман во второй половине XVIII начале XX веков (на материалах губерний Среднего Поволжья)»

С. Алиева «Изменения системы образования в Азербайджане и на Северном Кавказе во второй половине XIX — начале XX века»

И. Алексеев «Татарский след в черносотенном движении»

И. Алексеев «Празднование татарами Казани и Казанской губернии 300-летия царствования дома Романовых»

И. Алексеев «Празднование татарами („мусульманами“) Казани столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года в контексте выборов в Государственную Думу четвертого созыва»

В. Познахирев «Эволюция положения турецких военнопленных в России в конце XVII-начале XX вв.»

Д. Мухаметзянова «Анализ критики кадимистской системы образования в свете целей образования и идеалов образованности»

Н. Гиреев «Турецкий панисламизм и российский Кавказ в первой четверти XX века»

Т. Костюкова «„Политические дела“ в Туркестане в начале ХХ в.: „шпиономания“ или „охота на ведьм“»

Д. Брилев «Суфизм в Крыму под властью Российской империи»

А. Бустанов, Д. Дородных «Джадидизм как парадигма в изучении ислама в Российской империи»

В. Бобровников «Насилие и власть в исторической памяти мусульманского пограничья (к новой интерпретации песни о Хочбаре)»

И. Г. Акманов «О начале башкирских восстаний 30 гг. XVIII в.»

Р. Н. Рахимов «Национальная конница в русской армии: опыт Семилетней войны 1756–1763 гг.»; «Башкиры в Северной войне 1700–1721 гг.»; «1-й Башкирский полк в Отечественной войне 1812 года»

Р. Т. Дейников «От вассального ханства Османской империи до Таврической губернии в составе России»

М. Никифоров «Проблемы интеграции Крыма в состав Российской империи в первые годы после присоединения»

Ю. Цыряпкина «Русские переселенцы в Туркестане в конце XIX — начале XX в.: основные социокультурные характеристики»

О. Л. Сумарокова «К вопросу о лингвистической подготовке административных служащих Туркестанского края»

О. Ю. Бессмертная «Только ли маргиналии? Три эпизода с „мусульманским русским языком“ в поздней Российской империи»

М. М. Марданшин «Становление и развитие системы мусульманского образования середины XIX — начала XX века»

М. Мусаев «Запрет на употребление алкоголя в исламе: религиозные императивы и практика на примере Дагестана XVII — первой половины XIX в.»

Б. Ованесов «Армянская интеллигенция Российской Империи в общественной жизни Северного Кавказа (конец XVIII — начало XX века)»

К. А. Фурсов «Имперская экономическая политика в Русском Туркестане и Британской Индии: сходства и различия»

Mara Kozelsky «Casualties of Conflict: Crimean Tatars during the Crimean War»

Leslie Sargent «The „Armeno-Tatar War“ In the South Caucasus. 1905–1906: Multiple Causes, Interpreted Meanings»