Историческая память — одна из важных составляющих базиса легитимности. Если вы хотите выглядеть не «калифом на час», а законным руководителем страны, то вам следует выстраивать свою культурную и образовательную политику так, чтобы либо всячески подчеркивать общие узы с прошлым, либо выстраивать новую преемственность. Об этом знают все мудрые правители. И еще знают, что топонимика неотделима от политики исторической памяти. Доказательство этого предъявляют наши же оппоненты.
В 1920–1930-е годы произошло колоссальное переименование городов и улиц в соответствии с новыми «советскими стандартами». Появились многочисленные улицы и площади имени Ленина, Сталина, Плеханова, Свердлова, Кирова и Фрунзе. Царицын стал Сталинградом, а Тверь — Калининым. Переименованию подверглись около половины топонимов — поистине масштабным оказался размах новой власти, выстраивавшей свою легитимность через формирование топонимических культов революционных деятелей. И всё ради того, чтобы люди считали эту власть законной и «на века». Такая политика имела и интеграционное значение, была направлена на формирование общности «советского народа» и унификацию территорий. Другое дело, что переименовывая страну, большевики сознательно вели подкоп под себя в сфере национальной политики, которая сыграла гораздо большее значение в крахе СССР, чем какой-либо иной вопрос — экономический или социальный. Компенсаторный механизм «позитивной дискриминации» оказался сильнее общесоюзной социалистической культуры. Но это не означает, что топонимическая политика бесполезна, наоборот — она конструирует новое национальное или наднациональное сознание, или наоборот, позволяет вернуться к истокам и укрепить уже существующую идентичность. Топоним — тоже памятник, как и монумент, он несет с собой определенную смысловую ценность.
Если современная Российская Федерация признается руководством страны как наследник именно СССР, а не РСФСР — ибо если российская советская республика не что иное, как номинальная и бесправная величина на карте, то возвратить советские названия, убранные в 90-е — вполне логичный ход. Проблема в том, что нынешняя российская власть боится ответственности, боится идеологии, элементы последней используют редко, утилитарно и по необходимости — как это было в случае с возвращением Крыма. Возникает ощущение, что современная РФ — это правопреемница именно РСФСР, а не СССР, без своей национальной элиты и используемая только для перекачивания ресурсов — но на этот раз не только и не столько в национальные республики, сколько на Запад. Русских националистов такое положение, разумеется, не может устраивать. Но так как у последних пока нет никаких, ни реальных, ни формальных механизмов изменения этого вектора развития (но они могут появиться в дальнейшем), давайте рассмотрим, каков будет наш план на случай действий в области топонимической политики. Если власть, аки яблоко, упадет в наши руки, так сказать.
С порога в бой. Начну с опровержения основных тезисов противников переименования городов, улиц и площадей на русский национальный лад. Их два. Первый, политизированный: «вы ведете себя как майданные украинцы». Второй, обывательский: «это бесполезная трата бюджетных средств и времени, да еще заморочки с документами».
Первый опровергается в два счета. Украина — созданное большевиками государство в рамках СССР, но украинцы почему-то к своим благодетелям не проявляют ни грамма симпатий и даже благодарности. Начали масштабную кампанию по декоммунизации, чтобы… заменить советские названия на новые, постмайданные. Иначе как объяснить тот факт, что Кировоград стал не дореволюционным Елисаветградом, а Кропивницким, а Днепропетровск — не Екатеринославом, а Днепром. Всё русское и российское украинским самостийникам враждебно, поэтому говорить о продолжении какой-либо преемственности из прошлого не приходится. Просто продолжается недавний масштабный эксперимент по выращиванию из бывших русских нового, угрюмого, бескультурного и жестокого народа. Очевидно, что при запуске механизма русской политики памяти истинное название будет возращено и самой Украине — это Малороссия.
Другие противники переименования считают, что оно лишь отвлекает от более серьёзных проблем, вызывает разногласия среди горожан, приводит к бесполезной трате бюджетных средств, денег и времени жителей, которым в итоге придётся сменить все документы. Но постойте! Речь идёт только о смене табличек, указательных знаков и именований на картах. «Великой стройкой» с масштабными финансовыми вливаниями это нельзя назвать. И денег тут особо не «попилишь», ведь есть четкая цель — сменить название населенного пункта или переезда, и результат либо есть, либо его нет, никакой «серой зоны». Что касается смены документов, то её вполне можно избежать. Ничего больше так не любит человек в России, как бюрократическую волокиту. Но это вполне поправимо — стоит лишь в информационных базах ведомств приравнять старые названия к новым. То есть жил человек на улице, допустим, Кирова, а улица Кирова теперь улица Столыпина. С паспортом ему ничего делать не надо, во всех базах будет написано «улица Столыпина (бывшая улица Кирова)». Новый паспорт, когда это будет необходимо, он получит уже с новым названием улицы. Так что особых проблем я тут не вижу.
Благовещенская площадь вместо Площади Труда, Знаменская площадь вместо Площади Восстания, Орловская улица вместо улицы Пролетарской диктатуры. Акция неизвестных питерских художников, 2015 год. Улице Пролетарской диктатуры в 2017-м было возвращено имя Лафонской (в честь начальницы Смольного института благородных девиц Софьи де Лафон) — так она, до «Орловской», называлась с 1864 по 1952 год.
Вот с тезисами оппонентов мы и разобрались. Теперь переходим к самой сладкой, или кислой (кому — как) части: какие названия следует поменять. И, собственно, на что.
Итак, все топонимы, начиная с названий проездов и кончая названиями городов в честь людей, в советскую эпоху приложившим руку к репрессиям, идеологов марксизма, лидеров заграничных компартий и террористов, законом будут изменены.
Всё очень просто — если топоним связан с вышеперечисленными категориями, то он автоматически подпадает под действие закона «о возвращении имён». Таким образом, названия улиц, проездов, площадей, станций и промышленных объектов в честь Ленина, Войкова, Белы Куна, Фрунзе, Орджоникидзе, Кирова, Тито Броза, Гримау, Шверника, Менжинского, Кедрова, Атарбекова, Микояна, Дыбенко и Халтурина будут изменены. На какие — вопрос несложный. Есть масса героических личностей из истории России начиная с «батыева нашествия» и кончая конфликтом на Донбассе. А еще сотни ученых, композиторов и художников. Большинство из них достойны того, чтобы оставить о себе память в именованиях улиц и площадей. Кто это будет решать — посмотрим. Можно устроить голосование, а специальная государственная комиссия будет принимать окончательное решение.
Идем дальше. Переименованию подвергнутся города Тольятти — в Ставрополь-на-Волге, Ульяновск — в Симбирск, Энгельс — в Покровск, Киров — в Вятку, Тутаев — в Романово-Борисоглебск, Дзержинский — в Угреш, Ногинск — в Богородск, и так далее. Тут никакой отсебятины быть не может, речь идет о справедливом возращении старых русских названий. Названия городов в честь великих ученых и великого космонавта, а это Жуковский, Королев (оба — Московская область) и Гагарин (Смоленская область), по моему мнению, вполне можно оставить без изменений.
Отдельно стоит обсудить названия некоторых станций метро, в которых содержится отсылка к «марксизму-ленинизму». Это «Октябрьская», «Марксистская», «Площадь Ильича», «Пролетарская», «Профсоюзная», «Бауманская» и «Первомайская». Без сомнений, метро — это немногое из того, что советская власть делала для людей и ради людей. Правда, ни Владимир Ленин, ни Николай Бауман никакого отношения к метро не имели. А остальные названия благозвучными сложно назвать. Переименовать станции в Тютчевскую, Лермонтовскую и имени Мусоргского — по-моему, это совершить благое дело. Кропоткинскую, на мой личный вкус, я бы оставил — всё-таки русский анархизм был именно русским, а какую-нибудь площадь Ильича я бы с радостью переименовал бы в Бакунинскую.
Также читайте: Десоветизация России, как это будет. Переименование станций Московского метро
Немного внимания стоит уделить и Санкт-Петербургу. В 1917 году из-за слишком немецкого названия он был переименован в Петроград, и уж затем большевики сделали его Ленинградом. Многие со мной поспорят, но Петроград — звучит менее по-имперски, но более по-русски, и как альтернативу этот вариант следует рассмотреть.
Как видите, самодеятельности в русской топонимической политике быть не может, названия большинство городов и улиц уже имели свои исконные названия, мы говорим лишь о возвращении имён. И говоря об этом возращении, нельзя не упомянуть о еще одной составляющей политики исторической памяти, тесно связанной с топонимикой — о «монументальной» политике. Переименовать площадь Ленина, оставив на ней бронзового Ленина — это абсурд.
Но об этом мы поговорим в следующий раз.
