США: рождение и смерть республики белых протестантов

ервым английским поселением в Северной Америке стала основанная в 1587 году колония Роанок на территории современной Северной Каролины. Однако когда Джон Уайт тремя годами позже вернулся из Англии в Новый Свет, он обнаружил, что поселение покинуто, а все его население — более 100 человек — таинственным образом исчезло. Это загадочное исчезновение и по сей день будоражит воображение историков. Причина, по всей видимости, прозаична — колонисты могли быть перебиты как индейцами, так и испанцами, еще ранее разрушившими форт французских гугенотов во Флориде. Вторую попытку британцы предприняли в 1607 году, уже после смерти королевы Елизаветы. При участии лондонской Виргинской компании было основано поселение, названое Джеймстаун в честь короля Якова (Джеймса). Первоначально планировалось, что поселенцы будут специализироваться на выращивании и вывозе в Англию табака. Но, как выяснилось вскоре, место для колонии было выбрано крайне неудачно — болотистый полуостров в летнее время привлекал тучи насекомых, а вода стала источником болезней. Это помешало англичанам в первое время не только обустроить табачные плантации, но и обеспечивать себя продовольствием. К тому моменту, как корабли годом позже доставили в Джеймстаун продовольствие, две трети колонистов уже умерли. Неудачи преследовали англичан и в дальнейшем. Колонии пришлось пережить голодную зиму 1609-1610 годов, во время которой имели место случаи каннибализма. Еще одной проблемой стали отношения с индейцами. Хотя первоначально аборигены были настроены доброжелательно, хищение еды голодавшими британцами спровоцировало первые столкновения. Несколько сотен колонистов оказались окружены десятками тысяч враждебных индейцев, живших в окрестностях Чесапикского залива, большая часть которых входила в конфедерацию поухатанов. В ходе начавшегося вскоре затяжного вооруженного конфликта англичанам удалось отбросить индейцев от береговой линии, обеспечив колонии Виргиния возможность для дальнейшего развития.

После преодоления первых трудностей перед акционерами Виргинской кампании стала проблема острой нехватки рабочей силы на плантациях. Первоначально для этой тяжелой работы привлекались кабальные слуги (indentured servant) — жители Британии, подписывавшие контракт с владельцами кораблей о перевозке через океан. После прибытия в Северную Америку капитан продавал контракт местному плантатору, а кабальный слуга определенный срок (от трёх до семи лет) был обязан отработать в хозяйстве покупателя. В первые десятилетия XVII века около 75% белых поселенцев прибывали в колонию Виргиния именно таким образом. Однако этого было недостаточно, поэтому уже в 1619 году голландский работорговец доставил в Джеймстаун первую партию черных рабов из Африки. Годом позже на севере группа английских пуритан — последователей кальвинизма, бежавших из Британии от дискриминации, основали Плимутскую колонию. Еще на борту корабля «Мэйфлауэр» ими был подписан договор об «объединении в гражданский и политический организм», заложивший основы общественного устройства новой колонии. Вдохновленные успехом отцов-пилигримов в ближайшие десятилетия за океан перебрались еще несколько десятков тысяч английских пуритан. Следом за Плимутом ими были основаны колония Массачусетского залива и колония Коннектикут. В дальнейшем, в ходе тяжелых и кровопролитных конфликтов с индейцами — Пекотской войны (1640 год) и войны короля Филиппа (1675-1678) пуританам удалось практически полностью истребить и изгнать коренное население из Новой Англии.

Постоянный приток колонистов из Европы, а также рост рождаемости в самом Новом Свете привели к тому, что к 1700 году население английских колоний в Северной Америке достигло 250 тыс. человек. Свыше 10% составляли черные рабы. Особенно быстро их число начало расти после вспыхнувшего в 1676 году в Виргинии восстания под руководством Натаниэля Бекона. Столкнувшись с организованным сопротивлением рядовых поселенцев, в том числе и многочисленных кабальных слуг, плантаторская элита пошла по пути сотрудничества с белыми колонистами, все активнее обращаясь к идее расового превосходства и одновременно массово завозя черных рабов. Большинство свободных поселенцев, как и в первые годы колонизации, были уроженцами Британии — англичанами, шотландцами и валлийцами. Быстро росла численность немецких иммигрантов, первая группа которых под руководством священника Франца Пасториуса прибыла в Пенсильванию в 1683 году, основав там поселение Джермантаун (Germantown). В целом с момента своего основания квакером Уильямом Пенном Пенсильвания стала наиболее веротерпимой колонией, притягивая католиков и разнообразных протестантов. Отдельно стоит отметить голландцев, попавших под власть британской администрации после завоевания колонии Новые Нидерланды (Nieuw-Nederland) в ходе англо-голландских войн. Хотя Новый Амстердам в дальнейшем и был переименован в Нью-Йорк с передачей всех властных полномочий королевскому губернатору, голландцам удалось сохранить свое привилегированное положение в колониальном обществе.

Шесть десятилетий спустя в тринадцати британских колониях обитало уже свыше полутора миллионов человек, в том числе более 300 тыс. рабов.

К этому моменту обозначались огромные различия между тремя ключевыми регионами в британской Северной Америке — Новой Англией, атлантическими и южными колониями. На юге господствовало плантаторское хозяйство, все большую роль в развитии которого играло выращивание хлопка, обеспечивающего промышленные мощности британской текстильной индустрии. Рост плантаций приводил в свою очередь к росту численности рабов — они составляли 40% населения четырех южных колоний (Виргинии, Джорджии, Северной и Южной Каролины). Новая Англия со своей любовью к образованию — Гарвардский университет был основан еще в 1636 году — славилась развитым фермерским хозяйством, рыбными промыслами и ремеслами. Помимо экономики между колониями были сильны религиозные и этнические различия.

Хотя большинство колонистов и были британцами, по крови или рождению и между ними хватало различий. Лауреат Пулитцеровской премии за лучшую книгу по истории Дэвид Хакет Фишер в своем блестящем сочинении «Семя Альбиона» выделил четыре группы британских поселенцев, заселивших североамериканские колонии, предопределив тем самым их своеобразие. Выступившие в годы Гражданской войны на стороне короля земельные аристократы и безземельные «кабальные слуги» из Южной Англии, прибыв в Новый Свет, сформировали иерархическое и аграрное общество южных колоний. Это население в большинстве своем сохранило верность Англиканской церкви. Миролюбивые и веротерпимые квакеры заложили основы городской цивилизации атлантических колоний, где Нью-Йорк, Филадельфия и Балтимор стали торговыми центрами и прибежищем для католиков из всех уголков Европы, французских гугенотов и немецких лютеран. Новая Англия же стала крепким бастионом пуританизма, со всей характерной для него нетерпимостью к инакомыслию, любовью и уважением к труду и образованию — протестантская трудовая этика уже в это период превратила будущий северо-восток США в ведущий экономический регион. Наконец, последняя группа — переселенцы с англо-шотландского пограничья и протестанты из Северной Ирландии (в США традиционно именуемые Scotch-Irish), заселив западные графства Виргинии, Нью-Йорка и Пенсильвании и перевалив в середине XVIII столетия через Аппалачские горы, приступили к освоению фронтира. Выросшие в краях, десятилетиями бывшие местом бесконечных стычек и сражений между англичанами и шотландцами, ирландскими католиками и протестантами, эти суровые люди вступили в тяжелое и затяжное противоборство с местными индейцами.

Несмотря на все различия, эти люди, заложившие основы колониального общества, в конечном итоге были британцами и почти все — протестантами, в силу чего именно англо-протестантская культура стала доминирующей в североамериканских колониях, а затем и в США. Следует согласиться с автором концепции «столкновения цивилизаций» покойным Самуэлем Хантингтоном, различавшим заложивших основы американского общества британских поселенцев и всех остальных, приспосабливавшихся к уже существующим общественным институтам. Какие элементы англо-протестантской культуры прочно утвердились среди колонистов? Важнейшим компонентом организации любого общества является язык. Английский язык был господствующим во всех британских колониях, а попытки поставить другие языки наравне с ним потерпели фиаско (см., например Muhlenberg legend). На нем же велась вся законотворческая деятельность. В североамериканских колониях утвердилась англосаксонская модель права, распространились принятые в Англии формы владения землей и способы ее возделывания, традиционные для Альбиона бытовая культура, народная музыка и развлечения. Протестантскими по происхождению были воззрения на моральные нормы и ценности, мотивы человеческой деятельности, принципы взаимоотношения государства и общества, человека и Бога. Резюмируя все вышесказанное словами Артура Шлезингера-младшего: «Язык новой нации, ее законы, ее институты, литература, обычаи, заповеди, молитвы — все было английским». Но вместе с тем все жители тринадцати колоний вне зависимости от их расовой, этнической или религиозной принадлежности были подданными британской короны. И таковой статус их долгое время устраивал. Противоречия между метрополией и колониальным обществом начали нарастать лишь после Семилетней войны 1756-1763 годов. В ходе боевых действий на североамериканском континенте, в США традиционно именуемых Войной с французами и индейцами, британские поселенцы активно поддерживали регулярную армию, сражаясь с французами и их индейскими союзниками. Однако после победы Британии и завоевания французской Канады жители 13 колоний обнаружили, что эти приобретения Лондона не дают им ничего. Расквартированная британская армия не сумела предотвратить восстания Понтиака, в ходе которого индейцы разорили весь фронтир, истребив до 2 тысяч белых колонистов. В свою очередь королевская прокламация 1763 года, запретившая селиться британским колонистам западней Аппалачей, вызвала недовольство как простых поселенцев, так и многочисленных земельных спекулянтов. Эксплуатация короной экономического потенциала своих колониальных владений привела сначала к появлению знаменитого лозунга — «нет налогов без представительства» (no taxation without representation), а затем и первых организаций, нацеленных на защиту интересов жителей колоний, в частности — знаменитых «Сынов свободы» в Бостоне. Нежелание парламента и английского правительства идти на уступки и вообще воспринимать население колоний как возможного участника договорного процесса привели к эскалации вооруженного конфликта.

Война за независимость в конечном итоге и создала американскую нацию, окончательно порвав всякую связь с «материнской страной». Когда на полях сражений отгремели пушки, Парижский мирный договор в 1783 году подвел итог войне. Весь мир лицезрел рождение в Северной Америке новой политической нации. Чем была эта нация? Бывший французский офицер, а позже житель Нью-Йорка и гражданин США Жан де Кревкер опубликовал в виде эссе свое сочинение «Письма американского фермера». Наиболее известно одно из «писем» — «Кто такой американец», где он характеризует общность людей, среди которых ему довелось жить: «Это смесь англичан, шотландцев, ирландцев, французов, голландцев, немцев и шведов. Из этой смешанной породы возникла раса, ныне именуемая американцами…». Но, несмотря на эту гетерогенность, отцы-основатели, заложившие основы общественно-политического строя новой республики, стремились сохранить господство англо-протестантской культуры. Первый председатель Верховного суда Джон Джей писал во втором номере знаменитого «Федералиста»:

«Я также часто с удовольствием отмечал, что Провидению угодно было ниспослать эту единую страну единому народу, который происходит от одних предков, говорит на одном языке, исповедует одну религию, привержен одним и тем же принципам правления, следует одинаковым обычаям и традициям, народу, который в результате совместных усилий, борясь плечом к плечу в долгой и кровавой войне, завоевал свободу и независимость».

Дабы убедиться в доминировании в колониальном обществе британцев, достаточно посмотреть состав членов Конституционного конвента, все делегаты которого были либо уроженцами Британии, либо имели британское происхождение. Единственным католиком оказался делегат от Мэриленда Дэниэль Кэрролл.

Шестой президент США Джон Куинси Адамс писал относительно иммигрантов из Европы: «Они должны сбросить европейскую кожу и больше никогда ее не надевать. Они должны смотреть вперед, в будущее, а не оглядываться назад, на своих предков». Годом позже, после избрания Джорджа Вашингтона президентом в 1790 году, в республике прошла первая перепись населения, которая с того момента и по сей день проводится каждые 10 лет. Согласно ее результатам, в 13 штатах проживало 3 млн 900 тыс. человек, в том числе 700 тыс. рабов и 50 тыс. свободных цветных. Американцы британского происхождения составляли 80% свободного белого населения. Победа в тяжелой войне еще не означала, что все трудности позади. В 1790 году молодая республика находилась в тяжелом положении. Внешний и внутренний долг превышал астрономическую по тем временам сумму в 40 миллионов долларов, а принятая конституция скрепила единство зачастую конкурирующих штатов, каждый из которых мог в любой момент пересмотреть свое членство в этом пока еще непрочном союзе. Но этого не произошло. За следующие полстолетия на североамериканском континенте выросло могучее государство. Запатентованная в 1794 году английским изобретателем Илаем Уитни хлопкоочистительная машина в разы повысила прибыль от производства и продажи хлопка. С этого момента король-хлопок (king cotton) стал основной непродовольственной культурой в южных штатах, обеспечив долгую жизнь плантаторскому хозяйству и рабству в США. На севере открытие десятков мануфактур превратили Новую Англию в важнейший промышленный центр западного полушария. За присоединением северо-западных территорий последовала покупка территории французской Луизианы третьим президентом США Томасом Джефферсоном в 1803 году. Весь бассейн реки Миссисипи оказался открыт для американской колонизации.

Территориальному росту сопутствовал демографический — к 1840 году население страны достигло 17 млн человек, увеличившись за полстолетия почти в пять раз. Самым удивительным было то, что в эти годы в США практически не прибывали иммигранты — их доля составляла менее 2% населения. Необъятные просторы и масса свободной невозделанной земли на Среднем Западе манили поселенцев, которые могли не ограничивать себя в деторождении — в 1800 году на семью приходилось в среднем семь детей. Увеличению численности населения способствовала и довольно низкая по сравнению с Европой смертность. Кроме того, американское правительство всеми силами пыталось выдавить с уже включенной в состав США территории аборигенное население. На основании акта о переселении 1830 года администрация президента Эндрю Джексона выдворила на территорию будущей Оклахомы племена чероки, чокто, семинолов и прочих. В ходе тяжелого пути на запад, названного позже «тропой слез» (Trail of tears), несколько тысяч индейцев погибли, а огромные территории Флориды, Джорджии, Алабамы, Теннесси и обеих Каролин оказались полностью освобождены для дальнейшего освоения белыми.

Сам Эндрю Джексон высказывался в отношении индейского вопроса предельно ясно: «Какой разумный человек предпочтет страну, покрытую лесами и осаждаемую несколькими тысячами дикарей, нашей обширной Республике с ее многочисленными городами и преуспевающими фермами, украшенную всем, что только способно создать искусство и произвести промышленность, населенную более чем 12 миллионами счастливых людей, осиянную светом свобод, цивилизации и веры?». В общем, любой американец, вернувшийся подобно ирвинговскому Рип ван Винклю домой после долго отсутствия, вряд ли узнал бы страну, которую он покинул.

Вместе с тем в США быстро росла численность другого расового меньшинства — афроамериканцев.

Несмотря на отмену рабства во всех северных штатах и запрет ввоза невольников, вступивший в силу в 1808 году, численность негров быстро росла. Отчасти это было связано с продолжавшейся контрабандой «живого товара», но в большей степени — с высоким естественным приростом у уже живших в США рабов. После того как рентабельность плантаторского хозяйства выросла в разы, роль рабства, и без того бывшего краеугольным камнем экономики юга еще больше повысилась. Плантаторы получали прибыль от продажи хлопка, а деньги вкладывали в покупку новой земли. Для работы на которой, естественно, требовались черные рабы. Это вынуждало рабовладельцев создавать неграм приемлемые условия для существования и создания семьи. В 1840 году в США проживало 2 миллиона 800 тыс. негров, 87% которых были рабами. Стоит отметить, что многие белые американцы, бывшие противниками рабства, вовсе не желали эмансипации цветных и их уравнения в правах с белыми — возможность этого в начале своей политической карьеры отрицал и Авраам Линкольн. Целью созданного Генри Клеем, Джоном Рэндольфом и Ричардом Ли «Американского колонизационного общества» была помощь освобожденным рабам в их возвращении на историческую родину. При помощи «Общества» бывшими рабами в Западной Африке были заложены основы государства Либерия. Однако желание жителей севера и запада избавиться от необходимости конкурировать с цветными и просто жить с ними рядом наталкивалось на ожесточенное сопротивление южных плантаторов, всеми силами стремившихся распространить рабство на новые территории. Прежде всего их интересовали земли на юго-западе, вошедшие в состав США по итогам присоединения Техаса и американо-мексиканской войны 1846-1848 годов.

В эти годы, несмотря на намечающийся раскол общества из-за споров по вопросу рабства, американцев удерживало вместе чувство англо-протестантского национализма. Война с Британией 1812 года, в ходе которой англичане сожгли Белый дом, сплотила вместе жителей всех штатов перед лицом опасности. Победителю «красных мундиров» при Новом Орлеане Эндрю Джексону его образ национального героя открыл путь к президентскому креслу. Завоевание мексиканского юго-запада породило у американцев острое чувство избранности, благословенности американской нации, нашедшее яркое выражение в концепции «Манифеста судьбы» или «явного предначертания» (Manifest of destiny).

Совпав по времени со Вторым Великим пробуждением, несшим обновление протестантской традиции, этот всеобщий рост гражданского национализма в 20-40-е гг. не мог не быть замечен современниками. Французский политик Алексис де Токвиль в своей «Демократии в Америке», написанной по итогам путешествия в США, оставил любопытное описание того, что он назвал англо-американской цивилизацией: «В Соединенных Штатах религия смешивается с обычаями местных жителей и общим чувством патриотизма, откуда она черпает особенную силу». В этот же период начинается публикация первых томов «Истории Соединенных Штатов» Джорджа Бэнкрофта, заложившего основу общенационального исторического мифа. Вместе с тем де Токвиль отмечал и сохранение сильной региональной идентичности — привязанности к своему штату и готовность в случае необходимости защищать его интересы. Этот дуализм идентичности американцев ярко проявится в годы Гражданской войны.

А пока американскому гражданскому национализму предстояло пережить первое по-настоящему серьезное испытание. На середину XIX столетия приходится первая крупная волна иммиграции, буквально захлестнувшая США. Великий голод в Ирландии (Great Famine), спровоцированный массовым неурожаем картофеля, привел к гибели десятков тысяч обитателей Зеленого острова. На фоне равнодушия британского правительства, не предпринявшего должных действий для предотвращения катастрофы, сотни тысяч голодающих ирландских католиков покидали свои жалкие хибары и забивали корабли, плывущие в Англию и США. Только в 1847 году в Нью-Йорк прибыло 52 тыс. ирландцев, еще 37 тыс. осели в Бостоне. Вместе с ирландцами массово прибывали в Новый Свет и немцы, бежавшие из еще раздробленной Германии от революционного насилия и малоземелья. Всего за два предвоенных десятилетия (1840-1860-е) страна приняла свыше четырёх миллионов иммигрантов, три четверти которых были ирландцами и немцами. Этот наплыв, разумеется, вызвал резкое недовольство англо-протестантского населения США. Помимо традиционных в таких случаях вещей вроде низкого образовательного и культурного уровня прибывших, экономической конкуренции и разгула криминала, был еще один важный дестабилизирующий фактор — религия. Большинство ирландских и немецких иммигрантов были католиками, в силу чего многие американские протестанты искренне опасались захвата их любимой республики ненавистными папистами. В скором времени уличное противостояние (интересно показанное, например, в «Бандах Нью-Йорка» Мартина Скорцезе) вышло на более высокий политический уровень. В 1849 году в Нью-Йорке был создан «Орден звездно-полосатого знамени», а еще ранее «Американская партия», давшая начало движению нэйтивизма (nativism). Высшим успехом «незнаек» (производное от еще одного названия организации — «know nothing») стало выдвижение своего кандидата — Милларда Филлмора на президентских выборах 1856 года, где он получил свыше 20% (870 тыс.) голосов. Стоит отметить, что далеко не все «незнайки» были коренными американцами — среди них хватало и англо-шотландских иммигрантов из Ольстера, принесших в Новый Свет свою старую ненависть к католицизму.

• 
  

  Антиирландские карикатуры

   

• 
  

  Антиирландские карикатуры

   

Сами католические иммигранты тоже воспринимались многими как крайне полезный и удобный электорат, ведь ирландские «падди» в основном голосовали за демократов. Ирландцам импонировала как социальная программа Демократической партии, так и защита рабовладения, поскольку вчерашние иммигранты видели в свободных неграх своих главных конкурентов. «Американская партия» же прекратила свое существование в 1860 году, а ее члены, многие их которых по иронии были противниками рабства, влились в ряды сторонников только что созданной партии республиканцев. Американизация иммигрантов между тем шла успешно, хоть и не без труда. Первый собор американских епископов в 1852 году принял решение добиться от государства налогового обеспечения для католических школ. Общенациональная кампания против «окатоличивания» образования вынудила церковных иерархов умерить свои требования. В дело американизации иммигрантов вступили даже общества трезвости, ставившие перед собой задачу исцелить «падди» от «ирландской болезни» — тяги к спиртному, и наставить их на путь англо-протестантской добродетели. Важным фактором, снизившим накал страстей вокруг иммиграционного вопроса, стала Гражданская война. И на севере, и на юге формировались целые ирландские бригады. В общей сложности более 350 тыс. немцев и ирландцев, многие из которых даже не знали английского языка, сражались в армии Союза. В этой ситуации было довольно трудно продолжать упрекать людей, сражавшихся и умиравших за целостность страны, в иммигрантском происхождении. Война совпала с сокращением миграционного потока, дав пережившей хаос разделения нации возможность преодолеть все накопившиеся внутренние противоречия.

Начавшаяся после победы северян Реконструкция не привела к кардинальному изменению этнорасового баланса. Получившие свободу и де-юре вкупе с ней полный набор политических и социальных прав афроамериканцы в конечном итоге довольно быстро превратились из рабов в безземельных батраков. Действительно грандиозные события в это время разворачивались западнее — на Великих равнинах, где наступала кульминация Индейских войн. Хотя объединившимся сиу (лакота и дакота) удалось нанести сокрушительное поражение 7-му кавалерийскому полку в сражении при Литтл-Бигхорн, в ходе которого погиб генерал Джордж Кастер, участь индейцев Великих равнин была предрешена. К 1890 году индейские племена были загнаны в резервации, и теперь ничего больше не мешало многочисленным мигрантам начать хозяйственное освоение огромной территории от Миссисипи до тихоокеанского побережья. Быстрой экспансии способствовал и железнодорожный бум — в 1869 году завершилось строительство трансконтинентальной железной дороги, прочно связавшей западное и восточное побережье.

Наиболее активно северо-запад заселялся немецкими, норвежскими и шведскими крестьянами. Немцы и скандинавы уже в конце XIX столетия составляли большинство населения Миннесоты, Северной и Южной Дакоты и Висконсина. При этом американские власти продолжали проводить жесткую политику ассимиляции приезжих, пресекая, прежде всего, попытки распространения билингвизма. В частности, провалилась попытка немецких иммигрантов ввести двуязычное образование в Висконсине — в 1889 году правительство штата приняло закон о едином (англоязычном) образовании.

К концу столетия относится и первая заметная миграционная волна представителей неевропеоидной расы — китайцев. В качестве дешевой рабочей силы — «кули», они принимали активное участие в строительстве железных дорог, а позже начали оседать в крупных городах западного побережья — Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. В качестве ответной реакции правительство приняло в 1882 году акт о недопущении китайцев (Chinese Exclusion Act), позже дважды возобновлявшийся. Семью годами позже Верховный суд признал законность этого решения, а судья Стивен Филд мотивировал это решение тем, что китайцы «не способны приспособиться к нашему образу жизни и останутся чужими на нашей земле». Кроме того, «восточное вторжение» представляло угрозу для «американской цивилизации». Схожие предубеждения распространялись и в отношении японцев. Расовый фактор постепенно выходит на первое место и в сознании американцев происходит процесс перехода от этнической идентичности, основанной на идее общего, англо-протестантского происхождения, к расовой солидарности, объединяющей всех белых американцев. Разумеется, воспитанных в духе американских ценностей. Однако белыми в полном смысле этого слова считались, прежде всего, германцы — англосаксы, немцы и скандинавы. Представления о превосходстве «нордической расы» стали особенно актуальны на рубеже XIX-XX столетий, когда начался новый приток иммигрантов. Перепись 1880 года зафиксировала в США 50 млн жителей, почти 13% которых имели иммигрантское происхождение. 43 млн американцев (86,5% населения) были белыми, число афроамериканцев достигло 6,5 млн (13% населения).

Вторая большая волна иммиграции, начавшая подниматься после 1880 года, отличалась от первой прежде всего своим этническим составом. Если в предыдущие годы большинство новых граждан США были уроженцами западной и северо-западной Европы, то теперь Америке предстояло принять миллионы южных и восточных европейцев — итальянцев, поляков, греков, евреев и прочих. Символом иммиграции этого времени стал расположенный в устье Гудзона остров Эллис — своего рода ворота в Нью-Йорк. Именно здесь находился знаменитый пункт миграционного контроля, пройдя через который миллионы людей оказывались на «американской земле». Только за один день 17 апреля 1907 года на пункте было зафиксировано 11 747 иммигрантов. Всего же за этот год через эти «врата в Америку» прошло свыше миллиона человек. Впрочем, не всем это было суждено. Иммигранты допрашивались чиновниками и проверялись врачами. Вход был заказан политическим экстремистам, страдающим опасными заболеваниями, а с определенного момента и неграмотным. Именно мытарства этих людей на острове Эллис подвигли еврейского иммигранта Исаака Зангвилла на написание своей пьесы «Плавильный котел», в которой он живописно описал появление новых американцев: «Вот они, добрые люди, думая я, глядя на толпу на острове Эллис, вот они — пятьдесят групп, пятьдесят языков и историй, пятьдесят кровных ненавистей и соперничеств. Вам недолго осталось враждовать, братья, ибо вы вступаете в очищающее пламя Господа… Немцы и французы, ирландцы и англичане, евреи и русские — ступайте в тигель! Господь превратит вас в американцев». Весьма патетично и мало чем отличается от того, о чем писал за столетие до этого де Кевкер. Здравый смысл, однако, подсказывает нам, что в плавильном котле мы должны получать некое однородное вещество.

Наплыв католиков и иудеев, разумеется, не встретил одобрения у wasp-ов (белых англосаксонских протестантов). В 1894 году была создана «Лига за ограничение иммиграции» (Immigration Restriction League). Биографии ее основателей — Прескотта Холла, Роберта Уорда и Чарльза Уоррена, весьма показательны. Потомки первых колонистов, выпускники Гарварда, Уоррен вдобавок лауреат Пулитцеровской премии, в общем, элита американского общества. Лидеры Лиги выступали, прежде всего, за ограничение иммиграции из южной и восточной Европы. В своих обращениях они призывали американцев решить, кому должно жить в Америке — «людям британского, германского и скандинавского происхождения, свободным, прогрессивным и трудолюбивым» или «ленивым и инертным славянам, латинам и азиатам».

Именно предложения Лиги легли в основу введенного в 1917 для всех иммигрантов теста на грамотность. Схожие идеи высказывались в этот период и ведущими расовыми теоретиками, сторонниками евгеники и идеи превосходства «нордического человека» Мэдисоном Грантом и Лотропом Стоддардом. В своем «Падении великой расы» Грант в духе тогдашней американской антропологии выделял на европейском континенте три крупнейшие расы: нордическую, альпийскую и средиземноморскую. Разумеется, именно нордические люди, по мысли Гранта, были носителями творческого, созидательного начала в мировой истории, они основали США и именно им угрожает опасность из-за засилья чуждых в расовом отношении людей.

Важным было, однако, то, что политическая элита США отчасти разделяла подобные взгляды, придерживаясь прежнего курса на скорейшую американизацию иммигрантов. 26-й президент США и потомок старой голландской колониальной элиты Теодор Рузвельт довольно категорично высказывался по этой проблеме:

«Иммигрант должен стать американцем, только и единственно… У нас есть место только для одного флага — американского, место только для одного языка, и это язык — английский. У нас есть место только одной лояльности, это лояльность американскому народу».

В конечном итоге консервативная часть американской политической и культурной элиты взяла верх. Свою роль здесь сыграл и расцвет политического терроризма. В 1919 анархисты взорвали дом генерального прокурора Митчелла Палмера, а годом позже совершили теракт на Манхэттене. Миграционные акты 1921 и 1924 годов ограничили иммиграцию 160 тысячами прибывавших в год, дополнительно введя систему квот. Была фактически запрещена иммиграция азиатов и африканцев, а система квот ограничивала миграцию из южной и восточной Европы. Теперь свыше 80% прибывавших иммигрантов составляли северные европейцы (скандинавы, англичане и немцы).

Резкое сокращение иммиграции дало стране необходимую передышку и время для ассимиляции уже прибывших. В стране насчитывалось 14 млн иммигрантов (13% населения), большинство из которых при приезде в США не владело английским. Для американизации этой разнородной массы были приложены огромные усилия как со стороны правительства, так и бизнеса, общественных организаций и частных лиц. В частности, прекрасно понимал всю важность этого процесса Генри Форд, организовывавший для своих рабочих курсы английского языка. В 1916 году на заводе Форда был организован спектакль, ключевым элементом которого было превращение вчерашнего иммигранта в почетного и уважаемого члена американского общества. Открывались многочисленные приюты, где преподавался английский язык, а также история США. Правительством было создано Бюро по натурализации при министерстве труда, а три десятка штатов, испытавших наибольший наплыв приезжих, приняли свои программы американизации. Ключевым инструментом оставалась, разумеется, школа, сама претерпевшая серьезные изменения в этот период. Всю важность процесса ассимиляции продемонстрировала Великая депрессия, сменившая эпоху «ревущих двадцатых» со всем ее оптимизмом и быстрым экономическим ростом. Преступность в кризисные тридцатые годы имела ярко выраженный этнический характер — достаточно вспомнить знаменитую сицилийскую мафию и крупнейших воротил преступного мира — Капоне, Лучиано, Лански, бывших выходцами из иммигрантских семей. Весьма символично, впрочем, что «человек, посадивший Капоне» — Элиот Несс, сам был сыном иммигрантов, только норвежских. Главным становилась, таким образом, верность стране и обществу, его ценностям. Побывавший в США шведский экономист и лауреат Нобелевской премии Гуннар Мюрдаль ввел в обращение термин «американский этос» или «американское кредо», объединяющий всех жителей страны. В числе базовых компонентов «американского этоса» традиционно называют эгалитаризм (как веру в равенство возможностей, а не стартовых условий), индивидуализм, свободу как политический принцип и идею невмешательства государства в личную жизнь и экономические отношения между людьми. Разумеется, для любого выросшего в патриархальном и иерархическом обществе сицилийца или грека принятие «американского кредо» означало кардинальный поворот в сознании и отказ от всего, к чему он привык на родине.

Помимо внешней миграции огромное значение для американского общества имело массовое переселение внутри страны. После отказа от политики Реконструкции юга афроамериканское население постепенно было лишено значительной части того, что ему было даровано после победы Севера в Гражданской войне. К концу XIX столетия на юге окончательно возобладали «законы Джима Кроу», установившие в этой части страны режим расовой сегрегации. Отчасти это, отчасти нищета подталкивали негров к переезду в другие штаты. Эта «великая миграция» привела к грандиозному по масштабу перемещению афроамериканцев из сельской местности южных штатов в промышленные города на севере и западе страны. В первой половине XX века этот процесс не привел к кардинальному изменению расового состава крупнейших городов, но спровоцировал ответную реакцию. В 1919 году в Чикаго, который ранее в шутку называли самым «негролюбивым» городом страны, вспыхнул расовый бунт. За короткий период времени численность цветных в городе выросла с 30 до 110 тыс., а белые промышленные рабочие, многие из которых были иммигрантами, почувствовали серьезную конкуренцию. В июле 1919-го из-за гибели черного подростка, заплывшего на территорию пляжа для белых, в городе начались волнения. Погибло четыре десятка человек, несколько сотен получили ранения. Полицейские и правительство поддержали белых, а черное население окончательно оказалось изолировано в гетто в Саутсайде. Схожие волнения в том же году имели место в Бисби (Аризона), Лонгвью (Техас), Норфолке (Виргиния), Ноксвилле (Теннеси), Омахе (Небраска). Одной из популярных форм давления на цветное население стало линчевание, столь любимое советской прессой. Всего за период с 1882 по 1968 год линчеванию подверглось свыше 4,5 тыс. человек, две трети из которых были неграми. Активно практиковался суд Линча и в малоосвоенных западных районах страны, где вешали конокрадов, убийц, да и вообще всех, кого сочли достойным этой процедуры.

На полную катушку использовал расовые конфликты в своей пропаганде воссозданный (второй) Ку-Клукс-Клан. На волне успеха фильма Дэвида Гриффита «Рождение нации», повествующего о деятельности «белых рыцарей» оригинального Клана, в 1915 году ветеран американо-испанской войны Уильям Симмонс создает «второй» Ку-Клукс-Клан. Несмотря на заимствование названия и организационной структуры, созданное Симмонсом движение имело мало общего с оригинальным Кланом, созданным ветеранами армии Конфедерации для противодействия политике радикальной Реконструкции юга. Новая организация ставила своей целью борьбу с врагами Америки и американского образа жизни. К таковым, помимо негров, относились иммигранты, особенно евреи, католики и левые радикалы. Все они клеймились со страниц издания «Добропорядочный гражданин» (Good citizen). В силу этого социальная база второго Клана была гораздо шире, включая промышленных рабочих и «белых воротничков» из всех районов страны. Многие из них, как это ни странно, тоже были иммигрантами, недовольными тем, что их рабочие места отнимают негры и другие, приехавшие позже, иммигранты. На пике успеха в 1920 году численность Ку-Клукс-Клана достигала, по разным оценкам, от 4 до 5 млн человек, а многие губернаторы и члены Конгресса открыто сотрудничали с организацией. В 1925 и 1928 году Клан провел многотысячные марши по столице страны — Вашингтону.

Падение популярности организации, как и ее взлет, были молниеносными. Большую роль здесь сыграло обвинение «великого дракона» Дэвида Стивенсона в изнасиловании и убийстве белой учительницы Магды Оберхольтцер. Великая депрессия и коррупционные скандалы предопределили окончательный упадок Клана, а расовые противоречия отчасти сгладились в годы Второй мировой. Одним из немногих очагов напряженности стала Калифорния, испытывавшая наплыв мексиканцев. Нежелание молодых латиноамериканцев воевать, а также их вызывающий стиль поведения и одежды — широченные пиджаки и штаны — спровоцировали серию беспорядков в Лос-Анджелесе в 1943 году, когда американские солдаты и матросы вместе с местной белой молодежью отлавливали и избивали одетых в стиле «зуту» латиносов. Беспорядки закончились лишь тогда, когда всех солдат и моряков отправили на корабли и в казармы, а ношение костюмов в стиле «зуту» было запрещено. В свою очередь многие мексиканцы были высланы из города.

Завершение Второй мировой войны знаменовало окончательное превращение США в одно из двух сильнейших государств мира. Все эти годы действовали принятые еще в 20-е годы жесткие миграционные акты, а доля иммигрантов среди населения снизилась до 5-6%. Казалось, эпоха иммиграции для США закончена если не навсегда, то надолго. По общим оценкам, за период с 1607 по 1960 год в Америку прибыло 42 миллиона человек, включая рабов и тех, кто в итоге вернулся назад. Вторая мировая война сплотила миллионы молодых людей разных национальностей, сделав для их американизации, возможно, больше, чем все школы вместе взятые. Экономика страны окончательно оставила позади «Великую депрессию», а на свет появилось самое многочисленное поколение в истории США — поколение послевоенного бэби-бума. Расовые противоречия, казалось, тоже отступили на второй план, а доля белых в населении достигла 90%. Единственной заметной проблемой была нелегальная миграция в южных штатах. В 1942 году правительство США и Мексики подписали договор о введении программы «Брасеро» — привлечении мексиканцев для работ на сельскохозяйственных угодьях в Техасе, Калифорнии, Аризоне и Нью-Мексико. Однако многие мексиканцы предпочитали прибывать в США нелегально. В 1945 году, когда миллионы граждан США вернулись с Тихого океана и из Европы, мексиканские нелегалы стали создавать излишнее напряжение на рынке труда. В 1954 году по поручению президента Дуайта Эйзенхауэра была проведена операция «Мокрая спина», в ходе которой около 80 тыс. нелегалов было задержано, а сотни тысяч предпочли самостоятельно покинуть пределы США. В общей сложности, по отчетам «пограничного патруля» и службы иммиграции и натурализации США, территорию южных штатов покинуло свыше миллиона нелегалов. Еще ранее «Акт о внутренней безопасности» 1950 года запретил въезд в США коммунистам и прочим подрывным элементам.

Период относительного благополучия и спокойствия закончился в середине 1950-х, когда началась эпоха борьбы за гражданские права. По стране прокатилась волна бунтов в черных гетто, а борьба за ликвидацию расовой сегрегации в образовании и других сферах общественной жизни выдвинула на роль лидеров афроамериканцев Мартина Лютера Кинга, Розу Паркс и прочих. Им противостояли сторонники сохранения расовой сегрегации, прежде всего белые южане, наиболее ярким и харизматичным выразителем интересов которых стал губернатор Алабамы Джордж Уоллес, автор лозунга «Сегрегация сегодня, сегрегация завтра, сегрегация навсегда». Именно он пытался воспрепятствовать регистрации первых цветных студентов в Университете Алабамы в 1963 году своим знаменитым «стоянием в дверях».

На помощь афроамериканцам в тот раз, как и позже, пришло правительство США. В июле 1964 года президент Джонсон подписал Закон о гражданских правах, а годом позже вступил в силу закон об избирательных правах. Расовая сегрегация была окончательно и бесповоротно ликвидирована, а защитники идеи «белой Америки» окончательно проиграли, хотя Уоллес и сумел получить на президентских выборах 1968 года почти 10 млн голосов избирателей, одержав победу в пяти южных штатах. Последствия решения президентской администрации не заставили себя долго ждать. Уже в 1966 году возникает организация «Черные пантеры», «подарившая» широкой общественности лозунг «Black power». После ликвидации сегрегации в жилищной сфере черное население начинает массово переселяться в центральные районы крупных городов. Однако в теперь белые, не чувствуя поддержки правительства и полиции, не пытаются сопротивляться этому, хотя и жить по соседству с «цветными» не горят желанием. Вместо этого белое население покидает крупные города, предпочитая селиться в пригородах (suburb). Бегство белых (white flight) охватило почти все крупные города страны. Наиболее ярким примером этого процесса может служить судьба Детройта. Упадок автомобильной промышленности и процесс субурбанизации привел к тому, что население города с 1960 года сократилось более чем вдвое (с 1,6 млн до 700 тыс. человек), а доля белых снизилась с 83 до 10%.

Как-то незаметно на фоне расовых бунтов и начинающейся войны во Вьетнаме прошло принятие в 1965 году «Акта о миграционной реформе», отменившего региональные квоты. Это привело к резкому изменению направлений миграционных потоков — впервые в истории США большинство прибывающих в страну оказываются уроженцами неевропейских стран. Принятие Закона о гражданских правах и нового миграционного акта довольно тесно связаны с ростом популярности среди американской политической и культурной элиты концепции «мультикультурализма». Если раньше правительство США было одним из главных защитников ценностей английской и протестантской Америки, то теперь все изменилось. Культурная революция 60-х, полностью трансформировавшая сознание значительной части американской элиты, привела к окончательному отказу от восприятия Америки как страны основанной на англо-протестантских ценностях, в которой доминирующим общественным элементом являются белые американцы, а единственным языком является английский. По сути, современная идеология мультикультурализма носит подчеркнуто антизападный и антиевропейский характер, знаменуя в США прежде всего отказ от господствовавшей всю историю страны англо-конформистской общественной модели. Иными словами, теперь представители любой этнической и расовой группы больше не обязаны ассимилироваться и адаптироваться к ценностям американского общества. По словам одного из основоположников неоконсерватизма Ирвинга Кристола, «крупные нации, чья идентичность — идеологическая, как было в СССР и как есть в США, дополняют материальные потребности идеологическими интересами». Ему вторил Артур Шлезингер-младший, известный американский историк, помогавший в организации избирательных кампаний членов клана Кеннеди: «Американское кредо — нация индивидов, свободных в своем выборе и поступках, отнюдь не нация, основанная на нерушимых этнических связях». То есть, достаточно декларировать свою верность правительству США, больше не требуется.

Вопреки обещаниям сенатора Эдварда Кеннеди, Акт 1965 года изменил лицо Америки. Изменилась структура иммиграции, выросли ее масштабы. Во-первых, новая иммиграция была преимущественно неевропейской по своему составу — доля европейцев среди иммигрантов сократилась до 10-15%. Во-вторых, основной миграционный поток шел из стран Латинской Америки, особенно из соседней Мексики, что позволило этим иммигрантам сохранять прочную связь с исторической родиной. В-третьих, мультикультурализм и принцип сохранения этнического и расового разнообразия позволил не желающим ассимилироваться иммигрантам избежать американизации. В-четвертых, значительная часть иммигрантов находится в США нелегально. За время, прошедшее с момента принятия в 1965 году «Акта об иммиграции», в США прибыло около 40 млн человек (на сегодняшний день около 13% населения) — почти столько же, сколько за предыдущие 350 лет. Прежде всего это привело к драматическому сокращению доли белых американцев в населении страны — доля non hispanic white в населении США к 2010 году сократилась с 90 до 64%.

Но это не предел. Миграция не прекращается, а каждое новое правительство говорит о натурализации легальных и амнистии нелегальных иммигрантов. Кроме того, у прибывающих в США, особенно латиноамериканцев, уровень рождаемости выше, нежели у коренного населения. Уже в 2013 году, впервые в американской истории, число белых детей среди новорожденных опустилось ниже 50%, а к 2050 году, согласно демографическим прогнозам, доля неиспаноязычных белых в населении сократится до 45-48%. Сегодня Техас, Калифорния, Нью-Мексика и Гавайи (суммарное население — 70 миллионов) относятся к minority-majority states, то есть штатам, где расовые меньшинства составляют более половины населения. В ближайшие годы еще 11 штатов могут пополнить эту категорию. Свой вклад в сокращение числа белых вносит и расовое смешение — около 10% новых браков заключаются белыми с представителями других расовых групп, а число американцев смешанного расового происхождения выросло в несколько раз, достигнув цифры в 9 миллионов человек.

Особую опасность, по мнению противников иммиграции, представляет концентрация мексиканцев в юго-западных штатах. В США сегодня проживает 34 миллиона мексиканцев, причем от 7 до 10 миллионов находятся в стране незаконно. Помимо самой численности, проблемой является чрезмерная концентрация мексиканцев в юго-западных штатах — там проживает около 75% членов диаспоры. В общем, произошло то, от чего предостерегал соотечественников Джордж Вашингтон в конце XVIII века. Эта концентрация и близость на пограничной территории, во-первых, дает им возможность постоянно перемещаться через границу, фактически живя на две страны. Разумеется, сохраняя при этом мексиканскую идентичность, лояльность Мексике и родной культуре. Во-вторых, как известно, земли юго-запада, включающие сегодня целиком или частично территорию десяти штатов (Калифорния, Аризона, Нью-Мексико, Невада, Техас и т. д.) были отторгнуты у Мексики по условиям мирного договора, подписанного в Гвадалупе-Идальго в 1848 году. В глазах миллионов мексиканцев эти территории являются незаконно отобранными коварным агрессором, воспользовавшимся слабостью молодого мексиканского государства. Именно в этих штатах мексиканцы составляют 20–30% населения. Трудно оценить перспективы полного возвращения этой территории в состав Мексики, но это и не нужно — культурно, а учитывая поток денег и трудовых ресурсов и экономически, эта территория и так станет частью мексиканской цивилизации.

Тесно связанной проблемой оказывается билингвизм — по статистике, сегодня в США говорят на английском дома всего лишь 75–80% жителей страны. Лидером среди других языков предсказуемо оказывается испанский. Вместе с изменением этнического баланса меняется соотношение и вес основных религиозных конфессий. Хотя США остаются одной из самых религиозных развитых стран, доля атеистов и агностиков превысила немыслимые еще полстолетия назад 20%. Среди молодежи (от 18 до 29 лет) таковых свыше 30%. Упадок религии касается прежде всего протестантских деноминаций — число верующих протестантов сократилось до 46%, в то время католики составляют почти четверть населения.

Основной вклад здесь вносят крайне религиозные латиноамериканцы. Упадок протестантизма, одного из краеугольных камней старой, американской национальной идентичности, знаменует невозможность возврата к прошлому. Плавильный котел раскололся и альтернатив мультикультурализму сегодня, видимо, просто не существует. В этой связи главным вопросом являются перспективы американского общества. Ясно, что этническая, расовая и религиозная гетерогенность будет нарастать, а роль белых американцев, пока еще однозначно доминирующих в политике, бизнесе и культуре, постепенно снижаться.

США пока не стали жертвой пресловутой «балканизации», об угрозе которой уже пару десятилетий не устают вещать консервативные алармисты. Однако последние события — беспорядки в афроамериканским кварталах, расстрел церковных прихожан в Южной Каролине и проблемы с нелегальной иммиграцией показывают, что мультирасовое американское общество далеко от состояния стабильности. К чему в дальнейшем приведет рост доли расовых меньшинств и изменение роли англопротестантской культуры — сказать трудно. Ясно лишь то, что американцы добровольно поставили над собой эксперимент, об опасности которого их предостерегали собственные отцы-основатели, и последствия которого могут быть самыми непредсказуемыми. Для России исторический опыт США интересен не в последнюю очередь потому, что перед нами оказывается прекрасный пример построения государства, основанного на гражданском национализме и концепте политической нации, имевшей ярко выраженный этнокультурный стержень. Этим стержнем в России способен стать исключительно русский народ с его культурой мирового уровня. Вместе с тем этот же опыт наглядно показывает то, насколько легко разрушить все создаваемое целыми поколениями поверившим в химеру «мультикультурализма» политикам.