27 января 1945 года сержант-артиллерист Геннадий Полубанов встретил вместе со своими сослуживцами на марше. Его гаубичный дивизион вошел в прорыв и двигался на запад, перехватывая отступающие из полуокружения под Краковом немецкие войска. Шла Висло-Одерская операция, пушкари не имели ни минуты покоя, разворачивая батареи для стрельбы, рассеивая встреченные группы бегущих на запад немецких окруженцев, и снова сворачиваясь для изнурительного марша по заснеженным равнинам Польши. Неподалеку от дорожного указателя на Краков Полубанов увидел нечто, что запомнил на всю свою долгую жизнь.
«Мы увидели перед собой ряды колючей проволоки», — рассказывал он журналисту уже седым старцем, — «Пулеметные вышки, длинные барачные строения. У стен бараков стояли истощенные до максимального предела узники концлагеря, выглядевшие, как живые трупы, ходячие скелеты. Многие из них смотрели на нас с апатией, у них от голода даже не было сил радоваться освобождению… Мы были потрясены увиденным, но не заходили в бараки, так как последовал приказ немедленно двигаться вперед на запад. Дальше были бои за Оппельн, взятие Гляйвица, переправа через реку Одер, берег которой был завален трупами… Но ужасная картина Освенцима навсегда осталась в моей памяти».
Полубанов тогда не мог знать, что этот хмурый день останется в мировой истории навеки.
Arbeit macht frei
В 1939 году после крушения Польши в руках нацистов оказалась огромная масса людей, с точки зрения лидеров Третьего Рейха подлежащих заключению или уничтожению. В Польше до Второй мировой войны жило более трех миллионов евреев, больше, чем в любой другой европейской стране. Часть этих людей оказалась на территории, аннексированной СССР, однако большая их часть осталась в той части Польши, которая была оккупирована Германией. Для содержания и умерщвления миллионов людей нацистам требовалась развитая лагерная индустрия, и вскоре в Польше начала развертываться сеть учреждений соответствующего профиля. Одним из таких мест стал небольшой город Освенцим, западнее Кракова.
Карта немецких концентрационных лагерей. Освенцим (нем. «Аушвиц») расположен западнее Кракова.
Весной 1940 года Рудольф Хесс (не путать с партийным деятелем, совершившим перелет в Британию) получил указание организовать здесь карантинный лагерь на базе бывшего комплекса польских казарм. Хесс отнесся к заданию с крайним рвением. Последующие месяцы он трудился поистине не покладая рук для организации лагеря в соответствии со своими представлениями о хорошем устройстве такого места.
Интересно, что, вопреки стереотипу о высочайшем уровне организации жизни в Рейхе, Хесс был вынужден крутиться белкой в колесе и даже воровать материалы, в которых испытывал острый недостаток. На пути энтузиаста стояла бюрократия: например, зная об огромном складе колючей проволоки в Глейвице, Хесс никак не мог выбить соответствующий ордер на ее использование из штаба инженерных войск в Берлине. Беспрерывно жалуясь на начальников, не выделяющих средства для строительства, и подчиненных, неточно исполняющих ценные указания, Хесс все силы отдавал постройке лагеря своей мечты.
«Моей задачей, — вспоминал он, — было и осталось строительство лагеря. В течение года возникали самые разные проблемы, но главная задача, решению которой я посвятил себя целиком, осталась всё та же. Она захватила все мои помыслы и стремления. Она подчинила себе всё остальное. Только исходя из неё, я и мог руководить».
Между тем в перспективе маячила война против СССР. Поскольку Советский Союз предполагалось разбить быстрым ударом, ожидалось, что окажется необходимым принять огромные массы пленных и заключенных. 1 марта 1941 года Гиммлер посетил Освенцим и распорядился устроить новый лагерь в Биркенау, входящий в единый комплекс с собственно Освенцимом. Лагерь разрастался, приобретая вид, известный по хронике и воспоминаниям заключенных. В конечном итоге сформировался целый «холдинг» из трех основных и многочисленных вспомогательных лагерей. Основу лагеря составляли концлагерь Аушвиц (немецкое название Освенцима), Биркенау (который и «переработал» основную массу узников) и лагерь принудительного труда Моновиц.
Освенцим традиционно считается в первую очередь лагерем уничтожения евреев. Сыны Израилевы и вправду составляли наибольшее число умерщвленных. Однако в силу огромного размаха всего предприятия другие категории заключенных также были представлены в изобилии.
Идущие в пасть. Евреи и советские пленные прибывают в Освенцим.
Первой партией заключенных оказались более семисот поляков, попавших туда по политическим мотивам. До 1942 года именно они составляли наибольшую группу узников. Часть их находилась в заточении в качестве заложников.
С 1942 года в Аушвиц начали прибывать цыгане. Их содержали отдельно от прочих, и эти люди отличались неожиданным для заключенных уровнем оптимизма и жизнелюбия. Сам Хесс с изумлением отмечал, что при его приближении цыгане выходили из своих бараков и даже заставляли детей танцевать. На взгляд коменданта, цыгане просто не отдавали себе отчет в своем положении.
Крупнейшим контингентом в лагере, конечно, были евреи. В, так сказать, промышленном масштабе их истребление в Освенциме началось с 1942 года. Новоприбывшие проходили процедуру селекции, после чего признанные негодными к каторжным работам отправлялись на уничтожение в газовые камеры. Трупы после этого кремировались. Душегубки сделались крайне популярным образом в культуре и обыденной картине нацистских преступлений, однако в действительности они применялись лишь в немногих лагерях, и в частности — в Биркенау. Душегубка, которую обычно демонстрируют туристам в первом лагере (собственно, Аушвице), применялась ограниченно, а в 1944 году и вовсе была переделана в бомбоубежище.
Женский барак
Впрочем, избежавшие массовых казней также не могли рассчитывать на долгую благополучную жизнь. В среднем, заключенный умирал в течение нескольких месяцев. Значительная масса заключенных умерла не от прямого убийства пулей или газом, а от невыносимых условий содержания в лагере. Из-за тесноты часть заключенных не имела даже никаких нар, и просто жила на полу, ожидая, пока кто-то умрет и освободит место. Нормы питания (которые позволили бы не умереть с голоду при полном покое, однако рабочий день заключенного длился обычно 11 часов) также не удовлетворяли хотя бы минимальным требованиям калорийности. Каждый день шли поверки — в любую погоду, вне зависимости от состояния заключенный должен был присутствовать на плацу. Чудовищная скученность и полная антисанитария провоцировали эпидемии. Заключенных косил тиф. В бараках на умерших тут же накидывались крысы. Такие условия содержания приводили к массовой гибели и без прямых убийств, просто в силу «естественных» причин.
Санитарный барак и надзирательница Ирма Грезе. По виду не скажешь, но в лагере эта девушка прославилась как садистка и пытчица.
Вера Беганова была угнана в Германию на принудительные работы и попала в Биркенау в 1943 году за побег. Позднее она рассказывала:
«Как-то пригнали нас с работы. А работали мы в каменоломнях. Сделали проверку, отобрали всех русских с красными крестами и раздели догола. Поставили нас и погнали в крематорий. Но по каким-то причинам комендант приказал нас (человек 200) гнать назад. Полицай поставил нас на колени на дороге и стояли мы так до темноты. Затем нас по одному стали загонять в барак. По обе стороны стояли полицаи и били нас по спине и по голове палками. В бараке мы попадали кто куда и минут тридцать лежали молча. Затем нас опять выгнали на улицу, заставили одеться и поставили напротив барака до двух часов ночи. Так в крематорий нас гоняли ещё раза четыре, но возвращали по каким-то причинам. Мы продолжали работать. Кормили нас один раз в день солёной баландой из брюквы. Часа в два, три привозили на работу по пол литры баланды. Мы выпивали и опять работали».
С 1941 года в лагерь начали доставлять крупные группы советских военнопленных. Пленных гнали в лагерь быстрым пешим маршем, безжалостно добивая тех, кто не мог идти быстро. Часто можно встретить утверждение, согласно которому Германия не была готова к тому, что в плен попадут огромные массы людей, однако этот тезис выглядит натянутым в свете того, что весь СССР предполагалось принудить к капитуляции в течение трех месяцев. При завершении войны против Советского Союза трехмесячным блицкригом в руки нацистов неизбежно должны были попасть огромные массы советских военнопленных. Также не может быть принят распространенный тезис, согласно которому бедствия советских пленных связаны с неприсоединением властей СССР к Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными. На Германии в любом случае оставались обязанности, налагаемые common law, правовыми обычаями ведения войны. Как указывалось позднее в разъяснениях Нюрнбергского трибунала, Женевская конвенция, как и Гаагская конвенция о законах и обычаях ведения сухопутной войны, носят разъясняющий и конкретизирующий характер по отношению к сложившимся правовым обычаям вооруженных конфликтов. Таким образом, обращение нацистов с пленными русскими, безусловно, остается преступлением.
Именно группа русских пленных стала первой жертвой эксперимента с газовыми камерами. Впоследствии они не раз оказывались в душегубках. Хесс посвятил отдельный абзац расправе.
«Сильнее всего врезалась в память газация 900 русских в старом крематории, поскольку использование блока 11 было затруднено… Русских заставили раздеться в коридоре, и они совершенно спокойно вошли в морг, так как им было сказано, что будет проведена санобработка против вшей. Весь транспорт, таким образом, оказался в морге. Дверь заперли и через отверстия пустили газ. Как долго длилось убийство, я не знаю… При пуске кто-то крикнул: „Газ!“, в ответ раздался вой и стук в обе двери. Но они выдержали напор. Только через несколько часов открыли и проветрили. Я впервые увидел трупы погибших от газового удушения в таком количестве… Должен признаться, что эта газация подействовала на меня успокаивающе, так как в ближайшее время должно было начаться массовое уничтожение евреев, и ни Эйхману, ни мне не было ясно, каким способом проводить это уничтожение в ожидаемых масштабах. Если при помощи газа, то какого и как? Теперь мы нашли газ и способ его применения».
Однако основная масса этих людей была уморена голодом и ужасающими условиями содержания. Сходящие с ума от голода люди теряли человеческий облик в попытках добраться до еды. В пищу шло все, что могло быть съедено, нередки были драки за крохи пищи. Из-за того, что в достаточном количестве заключенных не снабжали даже водой, случалось пить из сточных канав, что дополнительно способствовало распространению эпидемий.
Все заключенные Освенцима находились под прессингом разнообразных издевательств со стороны охраны. Широко применялись расстрелы на месте по любому поводу, телесные наказания (что для истощенных людей было зачастую равносильно гибели), пытки, после которых заключенные обязаны были идти на работу на общих основаниях. Речь не идет о каких-то инквизиционных подвалах, попросту после сильного избиения у заключенного могло уже не остаться сил для работ на фоне общего истощения организма, что означало для него быструю расправу.
Случаи бегства из лагеря были нередки, однако побег из этого дантова Инферно приводил к расправе над товарищами беглеца по заключению, а семья заключенного при возможности арестовывалась. Такая система заложничества была устрашающе эффективна в деле профилактики побегов и бунтов, однако обезумевшие люди раз за разом предпринимали попытки вырваться на волю. К сожалению, большинство попыток к бегству было безуспешным: лагерь хорошо охранялся, находился в глубине территорий, контролируемых нацистами, а истощенные заключенные редко имели силы, чтобы спастись от неминуемого преследования.
В таком виде конгломерат лагерей в Освенциме благополучно функционировал до конца 1944 года.
Спускайте псов войны. Висло-Одерская операция
Осень 1944-го и половина зимы 1945-го прошли в центральном секторе Восточного фронта на удивление спокойно. Обе стороны долго не могли прийти в себя после громадной Белорусской операции лета 1944 года. РККА подтягивала тылы, осваивалась на плацдармах за Вислой и приготовляла грандиозную операцию в Польше.
После операции «Багратион» и в целом крушения немецкого фронта на востоке, вермахт страдал от тотальной нехватки сил. Войска в большом количестве требовались на Западном фронте, в Венгрии, короче говоря, вермахт действовал в режиме тришкина кафтана, парируя возникающие там и тут кризисы.
В целом в немецком генштабе ожидали, что может начаться наступление в Польше. Применительно к Освенциму нас интересует в первую очередь вопрос о Сандомирском плацдарме, который занимал 1-й Украинский фронт маршала Конева. Этот обширный плацдарм, буквально вырванный у вермахта после бешеной борьбы летом 1944 года, давал возможность быстро наступать на запад к Ченстохову, Кракову, а в перспективе — и на Силезию. Немцы понимали перспективы удара с Сандомирского плацдарма, и достаточно точно представляли себе возможные планы русских, однако резервов им попросту недоставало.
В январе 1945 года РККА была полностью готова к рывку с плацдармов. Существует популярный миф, согласно которому наступление было начато в спешке ради интересов западных союзников, переживающих кризис в Арденнах, однако это не более чем стереотип: наступление даже немного задержалось ради ожидания летной погоды. Плацдармы уже были набиты войсками, и никакая дополнительная подготовка уже не могла усилить удар.
12 января Первый Украинский фронт начал одно из крупнейших наступлений войны. Тщательная подготовка наступления и тотальное огневое превосходство привели к тому, что уже в первый день оборона вермахта рассыпалась. Контрудар сильными подвижными резервами привел только к тому, что эти резервы были быстро окружены и разгромлены советскими танковыми армиями в районе Кельце. Фронт Конева начал развивать успех, буквально сметая ложащиеся под каток немецкие резервы.
Карта Сандомирско-Силезской наступательной операции
Уже в ходе этого прорыва сложилась ситуация, которая и сделала подчиненных Конева спасителями Кракова, а впоследствии — и Освенцима. Сосед Первого Украинского фронта слева — Четвертый Украинский — отстал, и не мог захватить Краков в сроки, предусмотренные планами операции. Поэтому 18 января, менее чем через неделю после начала операции, часть войск фронта развернулась на юг, к Кракову. Среди повернувших влево армий была 60-я генерала Курочкина. Краков был быстро охвачен. Чтобы не ввязываться в долгие уличные бои и не разрушать города, русские оставили одну из дорог из Кракова не перехваченной, так что остатки гарнизона получили возможность выйти из Кракова и были добиты уже позднее. Благодаря такому решению Конева, Краков, приготовленный к отчаянной обороне, пострадал сравнительно мало. Своеобразная благодарность за такое бережное отношение: в 1991 году памятник маршалу в Кракове был демонтирован и сейчас находится в Вятке.
Крушение немецкого фронта и быстрое продвижение русских по Польше означало неизбежное скорое освобождение Освенцима. Интересно, что впоследствии, уже много десятилетий спустя, советскому командованию был брошен упрек в недостаточном внимании к вопросу об освобождении лагеря смерти. Действительно, Освенцим находился в стороне от основной оси наступления фронта. Однако возмущение промедлением трудно назвать иначе как хамским. Спасение Европы — и в том числе узников Освенцима — от нацистов зависело в первую очередь от того, насколько быстро в принципе будут продвигаться РККА и западные союзники, насколько быстро и эффективно будут перемолоты основные силы вермахта и насколько быстро и полно будет подорвана экономическая основа Третьего Рейха. Висло-Одерская операция стала нокаутирующим ударом и по войскам, и по экономике гитлеровского государства, и сама по себе самым прямым образом способствовала спасению массы поляков, евреев, русских и всех прочих людей, находившихся под оккупацией, в плену и рабстве.
Приближение к Освенциму советских войск заставило эсэсовцев принимать авральные меры к его очищению. Около шестидесяти тысяч заключенных отправились в пеший «марш смерти» на запад. Примерно четверть из них погибла во время этого скорбного путешествия. Несколько тысяч человек, однако, остались в лагере: те, кто сумел спрятаться или был брошен эсэсовцами умирать.
Тем временем стрелки 60-й армии подходили все ближе к лагерю. 24–25 января был освобожден Моновиц и вспомогательный лагерь Зарац. Около Биркенау немцы оказали сопротивление. Журнал боевых действий одной из стрелковых дивизий фиксирует даже контратаку силами полка. Однако это судорожное сопротивление было быстро сломлено. Во второй половине дня 27 и 28 января были освобождены основные лагеря — Аушвиц и Биркенау.
Подполковник Лушников докладывал командованию армии:
«При освобождении города Явожно на шоссейной дороге, ведущей на Домброва, был обнаружен немецкий концентрационный лагерь, в котором фашисты содержали военнопленных русских, французов, чехословаков, евреев. Установлено, что лагерь этот организован в 1942 году и в нем периодически содержалось от 3-х до 4-х тысяч заключенных. При отступлении немцы лагерь эвакуировали, в нем было оставлено около 300 человек больных, которые в период боя разбежались, а затем перешли в освобожденные села. При осмотре в подвалах зданий и на территории было обнаружено большое количество трупов».
Явожно — один из филиалов Освенцима. В конце месяца в 60-й армии уже могли составить достаточно точный отчет о том, что за объект был освобожден ее солдатами:
«В радиусе 20–30 километров на территории Домбровского угольного района имеется 18 филиалов концлагеря. Каждый — до 10 квадратных километров. В лагере — до 80 бараков. Барак — на 200–300 узников. Главное назначение лагерей — массовое истребление людей, в первую очередь евреев, свозимых со всей Европы. Узники — даровая рабочая сила на шахтах и заводах синтетического горючего. За 4,5 года в этих лагерях уничтожено 4,5 миллионов человек. Бывали дни, когда прибывало 8–10 эшелонов с заключенными. 5–10% здоровых, годных для тяжелых работ, оставляли, остальных — уничтожали. 4 крематория имели по 10 камер для удушения людей газом и до 30 печей для сжигания трупов. Каждая камера вмещала до 600 человек. Крематории не справлялись с сжиганием трупов, и часть их сжигали в ямах 40×40 метров, обливая горючим.
Одновременно в лагере было 25–30 тысяч человек. Режим быстро приводил к истощению, обрекая узников на смерть. Работали по 12 и более часов. Избиения, пытки, издевательства, расстрел на каждом шагу. В лагере Освенцим освобождено 2 тысячи узников, в Бжезинке 2,5 тысячи, в других по 500–800 человек. Евреи уничтожены полностью. 40% так истощены, что не могут двигаться. Их совсем не кормили уже несколько дней».
Освободить в Освенциме и его филиалах удалось всего около семи тысяч человек. В лагерь тут же были направлены два госпиталя санслужбы 60-й армии.
Телеграмма генерала-лейтенанта Краинкова об освобождении лагеря.
Даже опытные фронтовики, видевшие очень много того, что человек видеть не должен, были шокированы. Генерал Петренко командовал 107-й дивизией, одной из тех, что вошли в Аушвиц и Биркенау.
«Об отношении немцев к евреям я читал в листовках, но в них ничего не говорилось об уничтожении детей, женщин и стариков… В тот день, когда я приехал в Освенцим, там насчитали семь с половиной тысяч оставшихся в живых. Нормальных людей я не видел. Немцы там оставили немощных, остальных угнали 18 января — всех, кто мог ходить. Больных, ослабевших оставили: как нам сказали — всего было более десяти тысяч… Потом я увидел детей… Жуткая картина: вздутые от голода животы, блуждающие глаза; руки как плети, тоненькие ножки; голова огромная, а всё остальное как бы не человеческое — как будто пришито. Ребятишки молчали и показывали только номера, вытатуированные на руке. Слёз у этих людей не было. Я видел, они пытаются утереть глаза, а глаза оставались сухими…»
Ему вторит Иван Мартынушкин, командир пулеметной роты:
«Я со своей ротой подошел к ограде, но уже стемнело, и мы не пошли на территорию, а заняли какое-то караульное помещение за пределами лагеря. Наверное, там жила лагерная охрана. Помню, там было очень жарко натоплено, мы даже подумали, что немцы приготовили для себя теплое помещение, а тут мы пришли… Батареи были такие горячие, что мы там за ночь полностью просушились: погода была сырая, да еще приходилось по дороге форсировать какие-то речушки. А на следующий день мы начали зачистку вокруг лагеря. Там огромный поселок — Бжезинка, солидные кирпичные дома стояли, и когда мы начали по нему двигаться, нас обстреляли. Не из лагеря. Из какого-то здания 2—3-этажного, казенного, может, это школа была… Мы залегли, дальше продвигаться не стали и связались с командованием: попросили, чтобы по этому зданию ударили артиллерией. Мол, разгромим — и дальше двинемся. А нам вдруг ответили, что артиллерия не ударит, потому что тут лагерь, а в лагере находятся люди, и поэтому мы должны были даже перестрелок избегать, чтобы шальные пули никого случайно не зацепили. И тут мы поняли, что это была за ограда. Было уже светло, когда мы увидели людей за оградой, они вышли из бараков. Мы сначала решили, что это фашисты или охрана лагеря. Но они, видимо, догадались, кто мы, и начали приветствовать нас жестами, что-то кричать. Нас разделяло сплошное ограждение, очень высокое — метра четыре, не меньше, колючей проволоки… Мы вошли в лагерь только к вечеру, только после выполнения своей боевой задачи по очистке местности.Узники были одеты по-разному: у кого-то только роба, кто-то накинул на робу пальто или какую-то накидку, кто в одеяло кутался. Мы к тому времени уже несколько месяцев шли через Польшу, так что польский язык немного знали. Но те люди, которых мы видели, по-польски не говорили. Кажется, там были венгры. Или венгерские евреи — летом 1944 года в Освенцим привезли несколько сотен евреев из Венгрии. Нельзя сказать, что мы с узниками общались: разговоров не было. Объяснялись в основном жестами: они все время старались нам руки пожать, окружить знаками внимания. Некоторые держались на ногах, даже были в трудоспособном состоянии, но у всех были черные, изможденные лица. Были и такие, кто не мог подняться: они сидели, прислонившись к стенам барака. Мы и в бараки эти заглянули… Страшное впечатление. Зловоние такое — даже входить туда не хотелось. На нарах лежали люди, которые были не в состоянии подняться и выйти. Воздух и без того жуткий, а к нему еще примешивался какой-то странный запах, может, карболки».
Солдаты шли на запад, оставляя Освенцим врачам, журналистам и администраторам. Впереди у них были сражения за Силезию, Берлин и Прагу.
***
Численность погибших в Освенциме стала предметом разнообразных спекуляций. Проблема в том, что нацисты вовсе не хотели предоставлять будущему суду материалы о своих успехах, поэтому уничтожались как документы, так и материальные следы убийств. Лишь меньшая часть заключенных хотя бы получила регистрационные номера. Кроме того, сложное разветвленное устройство лагеря приводило к тому, что случайно, а иногда и злонамеренно путались разные цифры. Например, крематории в Аушвице действительно не в состоянии поглотить столько людей, сколько утверждают историки «консервативного» направления. Однако основной процесс уничтожения проходил во втором лагере, Биркенау, оборудованном четырьмя крематориями куда большей пропускной способности. Таким образом, точное число жертв Освенцима установить нереально: нацисты старательно скрывали результаты своей деятельности. Однако, например, комплектов одежды, снятой с заключенных, на вещевых складах было найдено более миллиона. Предполагается, что всего в лагере за время войны оказалось порядка 1,3 миллиона людей, из которых уцелело лишь около двухсот тысяч. Порядка 85% из них составляли евреи, однако в абсолютных цифрах погибло множество представителей иных народов: поляке, цыгане, русские. Освенцим стал настоящим символом жестокости нацистов.
Освобожденных узников выводят из лагеря
«Я не боюсь министра культуры, я боюсь культуры министра»
Семидесятилетие освобождения Освенцима ознаменовалось международным скандалом. На памятную церемонию в связи с известным кризисом не был приглашен президент России, а министр иностранных дел Польши предпринял странный демарш.
Во время передачи на польской радиостанции, на которой присутствовал глава польского МИД Г. Схетына, ведущий процитировал статью местного публициста: «Никакие политические разногласия не могут извинить того, что мы не пригласили российского президента. Россия — наследница Советского Союза, и как бы то ни было, это Красная Армия открыла ворота Освенцима». В ответ на это Схетына выдал открытие: «Это был Первый украинский фронт, там были украинские солдаты в тот январский день, и они открывали ворота лагеря и освобождали заключенных».
Поскольку вокруг этой темы поднялся нездоровый и даже нелепый ажиотаж, придется обратить внимание на то, что за соединения освобождали Освенцим, и где они формировались.
Поскольку лагерь раскинулся на обширной территории, честь его освобождения досталась сразу нескольким соединениям. А именно:
— 100-я стрелковая дивизия. Соединение, воевавшее с лета 1942 года, с боев под Воронежем. Сформирована под Вологдой из призывников Вологодской и Архангельской областей и Коми АССР.
— 322-я стрелковая дивизия носила название Житомирской, однако это было почетным наименованием: формировали дивизию летом 1941 года под Нижним Новгородом.
— 286-я дивизия носила название Ленинградской, и в данном случае название имеет отношение и к происхождению: это соединение состояло первоначально в основном из жителей Ленинградской и Вологодской областей.
— Наконец, 107-я стрелковая дивизия была сформирована в 1942 году в Тамбове.
Как нетрудно заметить, места формирования соединений, вошедших в Освенцим, далеки от Украины. Фактически советские соединения, как правило, не привязывались к какой-либо территории по принципу комплектования. Будучи сформированным в одном месте, дивизия или корпус могли получать подкрепления откуда угодно. Украинцы, вне всякого сомнения, составляли значительную часть среди тех, кто освобождал концлагерь. На завершающем этапе войны они составляли более 20% солдат и офицеров РККА, и невозможно утверждать, что среди частей, освободивших Освенцим, они составляли большую или меньшую долю, чем среди солдат РККА в целом. Вообще, нужно отметить, что национальных формирований в РККА было немного, причем значительная часть их была расформирована в ходе войны в связи с низкой боеспособностью или даже не была до конца сформирована. Под Освенцимом ни одна такая часть не была задействована.
Советские фронты получали наименования, разумеется, не в связи с национальным составом, а в связи с сектором фронта, в котором им предстояло действовать. Так, Первый Украинский фронт, освобождавший Освенцим, был просто переименован из Воронежского осенью 1943 года. И действительно, этот фронт действовал на территории Украины большую часть времени своего существования, его солдаты и офицеры сражались под Киевом, Житомиром, Ровно, солдаты этого фронта освобождали от нацистов Львов. Первый Прибалтийский фронт получил свое название не по причине обилия в его составе, скажем, литовцев, а в силу того, что ему предстояло воевать, как ни странно, в Прибалтике (на более раннем этапе фронт назывался Калининским в честь, собственно, Твери, которая называлась тогда Калинин).
Украинцы, разумеется, участвовали во всех операциях Великой Отечественной войны в составе самых разных фронтов и соединений. Вопреки популярному современному стереотипу об украинце как о прячущемся в схроне партизане УПА, основная масса этих людей сражалась в рядах РККА. Однако «пилить» это трагическое и героическое наследие — дело неблагодарное и бесплодное. Две трети погибших на фронте солдат составляли русские, при этом «машиненгеверы» и «ахт-ахты» равно косили сибиряков и черниговцев рядом с белорусами и татарами. В качестве своеобразной гримасы судьбы, в последнем танковом бою войны, 9 мая в Праге, погиб украинец, лейтенант Иван Гончаренко, служивший в Челябинской добровольческой бригаде. Однако отдавая должное вкладу в победу разных народов СССР, не следует делать вид, будто можно просто проигнорировать русских, в изобилии поливших своей кровью Польшу и подступы к Освенциму.
