Как бы это ни было удивительно, но Иран, задыхающийся под прессом тяжелейших санкций, ведёт чрезвычайно агрессивную внешнюю политику на Ближнем Востоке. Мы уже не раз и не два упоминали о завоеваниях Ирана в других материалах, настало время поговорить о предмете комплексно и с учётом интриг вокруг ядерной программы.
Америка: бремя «особых отношений»
Каждый день огромная часть мирового экспорта нефти проходит через Ормузский пролив – и этого уже достаточно для того, чтобы американцы с их глобальными интересами потратили на защиту судоходства в этом регионе $8 трлн за 30 лет и беспокоились о том, какой режим удерживает власть в Тегеране. Мало кто помнит, но один из первых больших кризисов Холодной войны случился именно в Иране, когда в 1946-м году СССР отказался уходить из страны и даже передвинул часть войск угрожающе близко к столице. Потом, правда, красная Москва предпочла перенести центр тяжести в Центральную Европу и ближневосточный фронт оказался «демилитаризован». Хотя кое-что осталось: СССР поддерживал создание на севере страны двух сепаратистских государственных образований, азербайджанского и курдского. С Азербайджаном не получилось, а вот по курдскому направлению мы сегодня наблюдаем большой прогресс, пусть и совсем не в Иране: в почившей Мехабадской республике родился будущий глава де-факто независимого Иракского Курдистана Мустафа Барзани, там же впервые набралось боевого и управленческого опыта оформляющееся курдское национальное движение.
До 1979-го года у Вашингтона были очень хорошие отношения с Ираном – последний шах одного только оружия закупил на $12 млрд, причём это были самые продвинутые образцы. К 1975-му у Ирана имелась самая большая армия на всём Ближнем Востоке. У арабских монархий шах отобрал острова Абу-Муса и Тонб (их статус до сих пор неясный), которые замечательны тем, что вокруг них проходит каждый танкер, идущий по заливу. Ещё шах отобрал у саддамовского Ирака в 1975-м году часть реки Шатт-эль-Араб, что несколько стесняет выход Ирака в Персидский залив до сих пор и облегчает его для иранцев.
Сам шах, несмотря на созданный леволиберальной интеллигенцией имидж тирана и негодяя, в целом был прогрессивным правителем. Проводил политику приватизации предприятий, эмансипации женщин и, что особенно важно, секуляризации общества. Отнимая земли и источники доходов у всё ещё могущественного шиитского духовенства, он создал себе очень опасных врагов. Духовенство требовало возвращения к традиционным ценностям, религиозного законодательства и прочих «духовных скреп». Эту группу представлял аятолла Хомейни, которого в 1963-м иранский суд приговорил к тюремному сроку, но через год выслал из страны (такой вот беспощадный режим). Хомейни побегал за границей (в том числе и в Ираке), пока не осел, наконец, в пригороде Парижа в 1978-м году. В Иране, где за некоторое время до этого начался экономический кризис (вызванный падением цен на нефть, которое было устроено Саудитами), в разгаре были протесты и беспорядки (где в качестве «силового актива» выступали как раз религиозные фундаменталисты). По сути, против режима шаха шла беспощадная террористическая война, был даже аналог майской бойни в Одессе: сторонники Хомейни сожгли кинотеатр Rex в Абадане (погибло 400 человек), обвинив при этом самого шаха посредством распространения безумных теорий заговора и, что самое невероятное, приведя этим на свою сторону сомневающихся. Тем временем в Европе Хомейни раскручивали как перспективного оппозиционера и только за первые несколько месяцев во Франции аятолла дал 450 интервью. В лагерях Сирии, Ирака и Леванта шла подготовка первых небольших диверсионных групп, которые, по мнению Хомейни, предстояло использовать в затяжной партизанской войне против шаха.
ЦРУ и американское правительство тем временем смотрели в другую сторону. Какой-то страшной угрозы в происходящих протестах они не видели, чрезмерно сконцентрировавшись на противостоянии советскому влиянию на Ближнем Востоке. В самих США по этому вопросу имелся раскол: Бжезинский рубил с плеча и требовал поддержать шаха безоговорочно людьми, деньгами и оружием. Но вот президент-демократ Картер задумывался о либерализации Ирана, поскольку исламисты, как «Правый сектор» на Украине сегодня, составляли 10-15% от общего числа протестующих – сам по себе характер протеста оставался светским. Но в итоге шах дал слабину и покинул страну после того, как армия объявила о невмешательстве. Хомейни, уже как звезда протеста, прилетел в Тегеран и в течение последующих месяцев занимался разоружением оставшихся сторонников старого режима.
Хомейни подтвердил худшие опасения вашингтонских «ястребов», начав с захвата американского посольства. Американский ответ не заставил себя долго ждать: в ирано-иракской войне США поддерживали Саддама Хуссейна (хотя и знали, что он использует химическое оружие), активно и успешно вербовали политэмигрантов из Ирана, имели место даже морские столкновения с десятками убитых и пр. Но сказать, что две страны совсем не сотрудничали на других фронтах, нельзя: ЦРУ поощряло сотрудничество новой иранской власти с повстанцами-моджахедами в Афганистане (если среди наших читателей есть ветераны-афганцы, то кто-то может вспомнить перехваты караванов с оружием из Ирана), грандиозный скандал с «контрас», регулярные сливы информации о действиях советской разведки в Иране через Алжир и Швейцарию. Чем дальше, тем больше расходились пути Ирана и США – и сегодня, несмотря на сохраняющееся сотрудничество в некоторых областях (о чём мы ещё поговорим), обе страны находятся, по сути, в предвоенном состоянии и активно противостоят друг другу, поскольку Иранская революция изменила также политику Ирана по многим направлениям, в том числе и по израильскому (шах занимал строго проамериканскую позицию в этом вопросе). Другим важным изменением стал новый подход к силовым акциям за пределами страны.
Шах использовал армию и иногда поддерживал своих союзников оружием и деньгами (как курдов в Ираке 1970-х гг.), но в целом его действия оставались в рамках более-менее традиционной военной этики. Аятоллы же взяли на вооружение террористическую тактику.
Ливан и Сирия: кедр и погром
История гражданской войны в Ливане – это замечательный пример на тему «Почему многоконфессиональные и многонациональные страны нестабильны». Но сейчас мы сосредоточимся на участии Ирана в этом конфликте.
Летом 1982-го года в объятый пламенем Ливан прилетели первые 20 специалистов из «Корпуса Стражей Исламской Революции» (КСИР) — Waffen-SS, созданные молодой иранской теократией. Эти элитные части отличаются от частей обычной армии повышенным градусом религиозного радикализма и, конечно, лучшим вооружением и финансированием. КСИР обычно посылают выполнять деликатные поручения за пределами Ирана.
Всего за время войны в стране побывали от 800 до 1000 оперативников КСИР, которые прибывали в Ливан транзитом через Сирию. Хафез Асад, тогдашний глава Сирии и отец главы нынешнего, не имел никаких причин любить аятолл, но личная вражда с Хусейном и участие ненавистного Израиля в конфликте на стороне, сражавшейся против сирийских войск вдохновили его пропустить врагов своих врагов. Но кроме чисто военных задач, КСИР преследовал на месте гуманитарные и политические цели.
За три года иранская «делегация» скомпоновала из десятка шиитских группировок мощнейшее военно-политическое объединение «Хезболла» (ар. «партия Аллаха»), которое со временем стало одной из доминирующих сил в Ливане и втянуло Израиль в две войны. То, что иранцы смогли так эффективно сработать за рубежом в условиях слома силовых структур на родине (все нынешние иранские силовики являются либо революционерами, либо их протеже), не должно удивлять, поскольку у КСИРа был историко-культурный бонус: шиитские общины Ливана имеют давние связи с Ираном – смешанные семьи, имамы, учившиеся в Куме. Шииты в Ливане всегда были бедным меньшинством, поэтому, когда агенты КСИРа начали работать в кварталах Южного Бейрута не только как вербовщики, но и как социальные предприниматели, им были очень и очень рады. В условиях разрухи и нищеты они спонсировали школы, обеспечивали базовые потребности городской жизни (в частности, сбор мусора и работу канализации). Из той войны вышло немало представителей военного истеблишмента Ирана – например, Ахмад Вахиди, министр обороны Ирана и сооснователь элитного подразделения «Кодс».
Сегодня «Хезболла» является реальной властью для ливанских шиитов, представлена в государственном устройстве этой хрупкой страны (12 мест в парламенте и 2 министра) и представляет собой одного из главных противников Израиля, который периодически активизируется и нападает на Израиль или еврейских поселенцев на западном берегу реки Иордан.
Хотя это и самостоятельная организация, понятно, что она находится под очень сильным влиянием Ирана, который является её главным спонсором, и потому её атаки на Израиль координируются с иранским руководством. Например, в ходе недавней операции израильтян против группировки был убит иранский генерал из КСИРа – согласитесь, более чем веское доказательство деятельного участия Ирана в левантийских событиях. Также «Хезболла» участвует в войне в Сирии на стороне Башара Асада.
Желание американцев и монархий Залива скинуть правящий режим в этой стране как можно скорее вполне понятно: где-то с конца 1990-х (как только старый Асад уступил власть сыну) Сирия является главным арабским союзником Ирана, чья ценность только возросла после того, как Иран оказался в международной изоляции. Свалить Асада не получилось из-за его дипломатической поддержки Россией, война затянулась. «На земле» помощь диктатору оказывают боевики «Хезболлы», направляемые туда Ираном. Чем дольше идёт война, тем больше Асад полагается на Тегеран, снабжающий его режим деньгами, оружием и людьми.
Таким образом, Иран упрочил своё влияние в ливанской гражданской войне и готовится проделать то же самое в Сирии, где «Хезболлой» и иранскими оперативниками создаются десятки групп ополчения, которые потом также можно будет слить в единое политическое движение: одни только «Национальные силы обороны», натренированные и вооружённые иранцами, включают в себя 100 тыс. человек. Но многое здесь зависит от посторонних игроков.
Выиграв время в первые три сложнейших года гражданской войны, Асад победил саму судьбу: за это время не без некоторого потворства со стороны Асада (в чём его едва ли можно винить) развилась угроза ИГ, на которую переключилось всё внимание США. Да, американцы вооружают какие-то отряды повстанцев, сохраняется международная изоляция, но от настроений 2011-го года (по сути, тогда про Асада говорили в тоне «расстрелять как бешеных собак!») не осталось и следа – свалить Асада без серьёзных потерь для стабильности в регионе и превращения страны в ремейк Ирака тогда было ещё возможно, но сегодня, когда практически вся потенциальная оппозиция Асаду оскотинилась и свелась к безумным исламистам, американцы смотрят на его активность сквозь пальцы, что повышает шансы самого Асада на политическое выживание в будущем. Шутка ли, в Дамаск недавно приезжала делегация французских парламентариев, близкая к самому Олланду, встречались с ключевыми фигурами правительства, также имели место кадровые перестановки в сирийском посольстве – всё указывает на то, что одна из ключевых стран Европы готовится восстанавливать связи с Сирией. Ох, не зря отец Башара подписал договор о евроассоциации ещё в 1978-м, пригодилось! Восстановление контактов с Францией ещё больше укрепит позиции Асада на мировой арене.
Сегодня получается так, что заменить Асада адекватными умеренными гражданами не получается: представители этого вида сирийской оппозиции либо погибли в период 2011-2012 гг., либо были оттеснены на далёкие задворки набравшими силу исламскими радикалами. Иногда даже складывается впечатление, что ИГ куда больше волнует война против них, нежели против Асада. Всесторонней поддержки, оказанной США и их союзниками «первой волне» восстания, оказалось недостаточно, а больше приличных людей набрать у Госдепа не получается. Более того, ИГ служит прекрасной антирекламой внутри Сирии для тех суннитов, которые задумываются, нужно ли им восставать против правящих алавитов: порядки на оккупированных ИГ территориях отчаянно напоминают ад.
Конечно, от того, что ситуация получилась патовой, она не делается менее ужасной: 210 тыс. убитых (из которых большая часть — гражданские, а 10 664 — дети), больше 3 миллионов беженцев, кошмарная ситуация с правами женщин – строго говоря, кровавая баня, спровоцированная американцами.
Йемен: по законам гор
Совсем недавно мы сделали целый отдельный материал по гражданской войне в Йемене. Краткое содержание таково: по итогам революции и потери управляемости при прямой поддержке со стороны Ирана к власти в Йемене пришли шиитские сектанты из клана Хути, но подавляющее большинство арабских государств, возглавляемых Саудовской Аравией и при прямой поддержке США, пытаются раздавить нарождающегося иранского сателлита. На днях стало известно о том, что Египет готов отправить в страну войска для наземной операции, а на саммите Лиги арабских государств (ЛАГ) уже принято решение биться до победного конца, что резко повышает вероятность «афганского сценария»: людей и оружия в Йемене много, ландшафт подходящий, раздробление общества достигло необходимого уровня – «идеальный шторм». Уверенности в том, что арабская коалиция решит эту проблему, нет: йеменский пожар можно было затушить деньгами и дипломатией ещё в 2011-м, сейчас же в стране накопилось слишком много ненависти и взаимных обид даже без иранского участия. Там ведь даже без Хути достаточно поводов для войны: сепаратисты на юге, «Аль-Каида», громко объявил о себе филиал Исламского государства (в буквальном смысле: первый же теракт убил за раз больше 100 человек).
В этих условиях ставка на хуситов оправдывает себя: в эпоху смут сектанты — беспроигрышный вариант, как доказали старообрядцы в период двух революций в России. Но остаётся вопрос: насколько плотно Иран контролирует обстановку в Йемене?
На первый взгляд Йемен напоминает Ливан: скажем, Хути захватили власть в столице так же, как это сделала «Хезболла» в Бейруте в 2008-м. Но это очень поверхностное сравнение: в Ливане водораздел проходит по конфессиональной линии (сунниты, христиане, шииты), а в Йемене — по региональной (север-юг, более мелкие области). Сами Хути пришли с севера страны и являются местной аристократией, у которой столичные власти постепенно отбирали земли и привилегии последние 30 лет. Взять на вооружение обскурантистскую идеологию и начать вооружённое восстание – это хороший рецепт для теряющей свои позиции знати во все времена. Свою войну Хути ведут с 2004-го года и до революции 2011-го Иран снабжал их достаточно вяло (например, в 2010-м, в отличие от «Хезболлы», у них не было ракет калибра 107мм и 122мм). Революция и хаос открыли окно возможностей, в которое хуситы пролезли с иранской помощью. Тут нужно отдавать себе отчёт в том, что Хути, взяв Аден на прошлой неделе, довольно далеко ушли от дома и играть так же эффективно под обстрелами сил ЛАГ им будет сложно. В конце концов, непосредственно хуситы составляют около трети всех воюющих, т.к. с 2011-го Хути возглавляют очень пёструю коалицию, которая может и распасться. И не стоит забывать о том, что дело происходит на Ближнем Востоке, где лояльность быстро сменяет вражда: когда-то ИГ было всего лишь иракским отделением «Аль-Каиды». Лучшей иллюстрацией неразберихи в Йемене будет пример бывшего президента Салеха: когда-то он яростно сражался с хуситами и убил их первого лидера, но после потери власти в 2011-м выступает с ними в союзе против своего бывшего зама Хади.
Хотя пока новые йеменские власти ведут себя как образцовая криптоколониальная администрация: отпускают пойманных прежним режимом оперативников КСИРа, получают оружие от персов. Впрочем, перспективы Ирана на этом направлении небезоблачны.
Внезапный жёсткий ответ арабских государств получил новое развитие: государства ЛАГ объявили о создании объединённого отряда, который будет вмешиваться в вооружённые конфликты в регионе, – в контексте йеменских событий это означает, что вмешиваться в основном будут против Ирана. Американцы тоже настроены серьёзно: последний год у них далеко неидеальные отношения с правящим египетским президентом ас-Сиси, но по такому случаю Обама снял запрет на поставки оружия в Египет – на кону будущее Йемена, которое по мнению Вашингтона, точно не должно быть связано с Ираном.
Ирак: урожай боли
К моменту выхода американцев из Ирака зимой 2011-го эта страна представляла собой полноценного сателлита Ирана – Саддам наверняка перевернулся в гробу. Конкретный момент, когда Ирак упал в руки тегеранских стратегов, назвать нельзя, но этому процессу способствовали два взаимосвязанных фактора:
— Потеря управляемости в послесаддамовском Ираке: страна лежала в руинах, а своего проекта нацбилдинга американцы предложить не смогли. Американцы вообще имеют плохую репутацию как организаторы гуманитарных кризисов. В создавшемся вакууме довольно скоро появились иранцы, которым в условиях кризиса и развала было легко вести подрывную работу – совсем как в Ливане 1980-х.
— Криминализация правящей партии «Баас», которая была очагом антииранского сопротивления в Ираке последние 40 лет. Вычистив из военных и административных структур упорных противников Ирана, американцы нанесли себе же большой вред, поскольку правительство нового Ирака было больше занято воровством и сведением политических счетов и, по сути, продало страну Тегерану.
Взлёт Исламского государства и оккупация им территорий северного Ирака смешали все карты. На днях проходила наступательная операция на Тикрит (родной город Саддама и стратегически важный пункт на пути к Мосулу, столице халифата), в ходе которой при активной авиаподдержке американцев наступали около 30 тыс. иракских солдат, из которых очень небольшая часть принадлежат к собственно иракской армии – подавляющее большинство составляют шиитские вооружённые формирования, натренированные и вооружённые иранскими офицерами, которые также принимают участие в командовании войсками. Это отражает ситуацию по стране в целом: на стороне «Аль-Хашд Аль-Шааби» (организация-зонтик для всех шиитских ополчений Ирака) воюет больше 100 тыс. человек, в то время как численность всей иракской армии составляет всего 48 тыс. человек. То есть под фактическим командованием Ирана находится потенциальная армия будущего Ирака, в каких бы границах или в какой бы форме он потом ни существовал. Тикрит в итоге взяли (точнее, ИГ отчаянно сражается внутри некоторых районов города, но целиком его не контролирует), но это скорее иранская победа.
Очень сильно ощущается присутствие Ирана и в столице страны. Сегодня в Багдаде параллельно с центральным правительством действует шиитская военная организация «Бадр» — совсем как Советы в послефевральской России. От десятков подобных группировок её отличают размеры (не меньше 10 тысяч человек), доступ к разнообразному оружию (не только автоматы, но даже танки и ракетные системы) и политическое влияние: их человек стал министром внутренних дел в новом правительстве. Известны они также особой жестокостью в отношении суннитского населения: согласно некоторым данным, их лидер Хади аль-Амири самолично приказал убить до 2 тысяч суннитов. С ним шутки не шути: аль-Амири лично убивал своих политических соперников при помощи электродрели. Но американцам он не люб по другой причине: в бытность министром транспорта Ирака аль-Амири обеспечивал транзит иранских грузов в Сирию, на помощь осаждённому Асаду. Примечательна и «Катаиб Хезболла», официально объявленная террористической группировкой в США за участие в боях против американцев несколькими годами ранее (а также убийство лояльных американским оккупантам шейхов и собственно американских солдат), – при этом у них очень много продвинутой американской военной техники, полученной [или реквизированной] у багдадского правительства. Бригада «Аль-Нуджаба» сражалась на стороне Асада в Сирии, и её вожак, Акрам аль-Каби, теперь грозится начать воевать против американцев в Ираке, где он уже успел некогда отметиться.
Все эти отморозки сегодня являются как бы союзниками США в войне с ИГ, но их послужной список заставляет усомниться в том, что эта дружба продлится достаточно долго. По сути, сейчас Тегеран строит свой новый Ирак на обломках американского протектората – и происходящее явно не в интересах США.
Полководец гибридной войны
Касем Сулеймани, командующий силами специального назначения КСИР (бригада «Кодс», с 1998-го года), координирующий спецоперации за пределами Ирана. Военная карьера началась с подавления революционных выступлений курдов на северо-западе Ирана, продолжилась на ирано-иракской войне (он стал командиром дивизии до 30 лет), в 1990-е Сулеймани занимался операциями против афганской наркомафии. Кроме дележа нефтяных денег в южном Ираке (Иран ворует иракской нефти на миллионы долларов), он контролирует деятельность иранских финансовых учреждений в этой стране, отдаёт приказы о похищениях и убийствах неугодных Ирану политических деятелей южного Ирака и вообще является «теневым проконсулом» южных провинций страны. Последнее десятилетие Сулеймани тренировал и поддерживал шиитские полувоенные группировки в Ираке, но за его плечами и военное воспитание «Хезболлы», он помогал Асаду бороться с повстанцами в Сирии, воевал в Ливане против Израиля, его видели в Йемене.
Сулеймани находится в санкционном списке США за попытку покушения на саудовского посла в Америке (совершенно безумная история: Сулеймани нанял мексиканский наркокартель взорвать самолёт, но исполнитель оказался американским информатором), который от лица короля просил американцев в вторгнуться в Иран. Неспроста американский генерал Дэвид Петрэус в своём письме к бывшему министру обороны Роберту Гейтсу назвал Сулеймани «злым гением». Биография его, однако, вызывает вопросы: образования, кроме школьного, у него нет, до революции 1979-го он качался в спортзале (тягал штангу) и верхом его революционной активности было посещение проповедей странствующего проповедника Ходжата Камияба, протеже самого Хомейни.
На сегодняшний день Ирак –крупный приз Ирана, отобрать который будет значительно сложнее, чем бедный периферийный Йемен. Трения между невольными союзниками уже начались: американские дроны как бы «по ошибке» убивают иранских военных советников, часть шиитского ополчения бунтует и дезертирует с поля боя из-за американского участия в тикритской операции – в общем, ситуация очень непростая.
Афганистан: дом войны
Влияние Ирана в этой вечно беспокойной стране насчитывает больше 30 лет, т.е. с самого момента сотрудничества революционного Тегерана и моджахедов. Сегодня все эти местные полевые командиры являются важными региональными фигурами в сильно фрагментированном Афгане. Хотя и нельзя сказать, что иранцы определяют политику кабульского режима, но они всё же остаются значительной силой в этой стране: Иран контролирует 8 крупных газет только в Кабуле и до трети всех медиа в Афганистане; в 2007 и 2011 в Афгане перехватили большие партии оружия, предназначавшиеся как раз для талибов; по некоторым данным, иранцы набирают в Афгане местных шиитов (их там целых 20% населения), чтобы отправить их сражаться на стороне Асада в Сирию.
Иранский soft power в стране не афишируется и вообще многим обязан историко-культурным связям двух стран. Дари, один из двух официальных языков, на котором говорит половина страны, очень близок к иранскому фарси, так что, в целом, персы и афганцы могут общаться без особых проблем (особенно это касается афганских таджиков). Очень перспективную группу с точки зрения «оперативной разработки» для Ирана представляют собой хазарейцы, которые в религиозных и политических вопросах практически всю свою историю прибегали к помощи Ирана. Они также являются шиитами, что очень полезно. После 2001 года они начали активно пробираться в афганское правительство – хазарейцем, например, был Карим Халили, вице-президент в администрации предыдущего президента страны Хамида Карзая. Они сильно страдали при талибах и сегодня особенно активно выражают свою конфессиональную принадлежность. Впрочем, и с Талибаном иранцы могут договориться, потому что они когда-то поддерживали и определённые группировки моджахедов, и «Северный альянс». К моменту американского вторжения отношения с талибами испортились из-за резни хазарейцев и убийства иранских дипломатов, но по меркам региона это не такой большой грех, чтобы испортить отношения навсегда.
Однако на афганском направлении американцы и иранцы сотрудничают довольно активно, потому что Иран заинтересован в сохранении стабильности в этой стране. Реальным соперником в Афганистане для персов может стать Пакистан, имеющий куда более ощутимое влияние как в кабульском правительстве, так и среди талибов. В будущем в этой стране Ирану, может быть, придётся столкнуться со сложностями, которые ему с удовольствием подстроят пакистанцы, поскольку сейчас в Иране в тесном союзе с Индией, злейшим врагом Пакистана, развивается порт Чабахар специально для торговли с Афганом и странами Средней Азии. Так как проект ещё и на руку Индии, в значительной мере интегрирует Афган в сферу влияния Ирана и Индии (порт с Афганистаном соединяют шоссе и железными дорогами) и совершенно точно отнимет часть грузов и коммерсантов у пакистанского Карачи (сейчас афганские предприниматели сильно зависят от этого порта, чабахарская альтернатива заставит их пересмотреть свои предпочтения), – то Пакистан может и не устоять перед искушением пощекотать Иран «за фаберже» в этой стране. В принципе Пакистан с удовольствием бы скинул и кабульское правительство посредством Талибана (перенасыщенного агентами Исламабада), поскольку новое правительство Гани и Абдуллы ориентировано скорее на Америку и Индию, чем на пакистанских силовиков, поэтому американцы согласились с афганским правительством замедлить вывод своих войск из этой страны. Афганские дела в какой-то степени повлияли на решение Пакистана участвовать в очевидной антииранской акции США и стран ЛАГ в Йемене: «а ну-ка, осади тут». Кто-то может указать на то, что Исламабад сильно зависит от Ирана в вопросах поставок энергии, но такие мелочи пакистанские правящие элиты могут не остановить: если бы они мыслили категориями рациональной выгоды, то давно бы уже встали на путь интеграции с Индией. Да и сотрудничество на одном участке не исключает соперничества на другом: сеть пакистанского учёного Абдул-Кадыр Хана поделилась технологиями центрифуг с Ираном, а потом в 1990-е Иран поддерживал «Северный альянс», а Пакистан — талибов. Всё вышесказанное не значит, что из-за Афгана Пакистан и Иран могут поссориться раз и навсегда, но значит лишь то, что конкретно в Афганистане они могут активно соперничать и использовать свои достижения для торга в ходе переговоров по совсем другим вопросам.
Примечательно, что на афганском направлении иранцы конфликтуют с американцами не очень активно и даже имеют очень хорошую историю сотрудничества. Согласно воспоминаниям очевидцев, в далёком 2001 Иран поддержал США в ходе переговоров о создании послевоенного правительства в Кабуле с «Северным альянсом». В том же году иранцы арестовали на своей территории ряд членов «Аль-Каиды» и передали американцам данные о позициях, занятых Талибаном. Интересно, что одним из главных инициаторов обмена разведданными по Афгану был Касем Сулеймани.
В то же время если Иран столкнётся с сильным давлением в Йемене и Ираке, то искушение «развеселить-расшевелить» афганцев назло американцам будет слишком велико, что может увеличить смертность среди американских солдат. Обстоятельства подходящие: недавно стало известно о замедлении вывода американских войск из Афгана (почти 10 тысяч солдат останутся в стране на протяжении всего этого года вместо планировавшегося ранее почти двукратного сокращения). Возможные издержки (увеличение нестабильности на границе, потенциальная интенсификация и без того активного наркотрафика, потеря управляемости рискует сделать страну сателлитом Пакистана) для персов будут достаточно серьёзны, но несговорчивость американцев по остальным вопросам может спровоцировать Тегеран на этот шаг. Впрочем, вариант чрезвычайно рискованный, т.к. иранцев в целом в Афгане не очень любят и даже хазарейцы не одобряют тегеранскую теократию, а серьёзные беспорядки в Афгане могут вызвать затруднения в самом Иране. 936-километровая граница Ирана с Афганистаном является одним из самых кровавых неизвестных полей сражений современности: за 30 лет в стычках с наркоторговцами там погибло 3700 иранских военнослужащих, ранения получили 12 000 человек – и при этом в Иране всё равно один из самых высоких уровней наркозависимости в мире (по некоторым данным, 40% афганского героина оседает именно в Иране), и все мы помним, к каким последствиям привело распространение наркозависимости в Российской империи. Также в Иране уже проживают 862 тыс. афганских беженцев – их увеличение может стать серьёзной нагрузкой для обедневшей страны.
Бахрейн и Оман: поедем, не загрустим
В Бахрейне огромное количество населения принадлежит к шиитской ветви ислама и немного угнетается правящими суннитскими элитами, что периодически вызывает крупные протесты. Хотя прямых доказательств влияния Ирана на местных шиитов нет, оно логически вытекает как из географических (персы совсем близко), так и из социальных (больше бахрейнским шиитам обратиться не к кому) обстоятельств. Теоретически на фоне последних событий наиболее радикальные представители шиитской общины могут начать кооперироваться с «Хезболлой», что будет как раз в интересах Ирана: это будет новый полноценный фронт против монархий Залива, который заставит их направить значительную часть дипломатических и военных усилий конкретно в эту страну. Вариант неплохой: в 2013-м появились свидетельства того, что хуситы получают снаряжение в том числе и из Ливана.
Султан Омана всю жизнь поддерживал хорошие отношения с англичанами, американцами и, конечно же, иранцами. Однако серьёзные проблемы с преемственностью власти (до сих пор неясно, кто будет править страной после смерти султана Кабуса, который всё чаще появляется на публике в компании медиков) заставляют беспокоиться как Иран, так и его недругов. Иран недавно привязал Оман к себе 25-летним контрактом на импорт газа, а султан был деятельным посредником на ядерных переговорах и старается делать всё, что в его силах, для того чтобы снять с Ирана санкции. Неуверенность и возможные геополитические риски могут спровоцировать иранцев на вмешательство во внутриоманские дела, благо географические обстоятельства могут стать серьёзным искушением: все корабли, проходящие через Персидский залив, в самом начале пути обязательно пересекают территориальные воды Ирана, а в конце выходят через территориальные воды Омана.
Оба государства при естественном развитии событий должны непременно стать жертвой Ирана в среднесрочной и долгосрочной перспективе, только если сам Иран не подкосит большая война или революция.
Атомный вальс
Итак, Иран ведёт ассиметричную войну на всём Ближнем Востоке посредством разветвлённой сети многочисленных шиитских военизированных группировок, составляющих серьёзную конкуренцию армиям местных национальных государств. Тем временем в Лозанне завершается очередной акт драмы о ядерных переговорах. Если у Ирана будет 6500 ядерных центрифуг, то за 9 месяцев они смогут сделать достаточно урана для одной бомбы, поэтому американцы настаивают на том, чтобы центрифуг было меньше, а Иран упирается и хочет повысить численность центрифуг (сейчас их у страны 19000). Подразумевается, что за отказ от развития ядерной программы Иран получит облегчение санкционного режима, но тут всё непросто: главная проблема в том, что в США (основной инициатор всех санкций) Конгресс, состоящий из оппозиционно настроенных по отношению к Обаме «ястребов», грозит заблокировать возможные решения Обамы о снятии санкций. То есть позиция получается двойственная: «давайте вы от бомбы откажетесь, а мы, может быть, отменим санкции или не отменим их вовсе». Стоит принять во внимание то, что санкции саддамовского времени в отношении Ирака американцы отменили только в 2008-м году, т.е. через 5 лет после свержения Хусейна, а режим аятолл всё ещё на своём месте, то есть им не гарантируется вообще ничего. Но давайте всё же посмотрим на результаты уже достигнутых договорённостей.
После сильно затянувшихся переговоров в Лозанне иранцы согласились сократить число центрифуг до 5000-6000 (останется только 6104 центрифуги, из которых обогащением урана будут заниматься 5060), а также обеднить или вывезти за границу большую часть имеющихся запасов урана (с 10000 кг. до всего лишь 300 кг. – и на этом уровне запасы обогащённого урана будут держаться следующие 15 лет). При этом особенно оговаривается, что все оставшиеся центрифуги будут принадлежать к первому поколению, далеко не такому эффективному, как последующие версии. По условиям соглашения инспектора из Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) будут иметь беспрепятственный доступ на иранские ядерные объекты и предприятия, обслуживающие их. Предполагается что санкции ЕС и США снимут после того, как эксперты из МАГАТЭ удостоверятся в том, что Иран добросовестно выполняет взятые на себя обязательства – это может означать что санкции снимут быстро или что снимать их будут медленно, или даже, что в случае серьёзных нарушений (выдуманных или настоящих) их не снимут вообще – тут уже всё зависит от Тегерана и Вашингтона. Решено, что МАГАТЭ сможет проверять Иран целых 25 лет – интересный тест по обеспечению прозрачности для аятолл.
Всё это замечательно, но технических неясностей и вопросов остаётся так много, что они впоследствии могут похоронить даже уже заключенную сделку. Как быстро с Ирана снимут санкции? С какой скоростью Ирану позволят развивать свою ядерную программу после её «демилитаризации»? Где будут хранить вывезенный из Ирана обогащённый уран, а также кто, когда и как будет его вывозить? И, наконец, основополагающий вопрос: как удостовериться в том, что Иран будет вести себя менее агрессивно по отношению к своим ближневосточным соседям?
Последнее стало причиной громкого дипломатического скандала. Недавно израильский премьер Биньямин Нетаньяху ездил в США, где за неимением возможности поговорить с Обамой выступил в Конгрессе США с яростной речью о том, что, мол, никаких сделок с Ираном не надо, потому что иранцы всё равно всех обманут, усыпив бдительность мирового сообщества. Потом он уехал обратно в Израиль, где выиграл выборы, пообещав избирателям не давать палестинцам права на самоопределение и не возвращаться к границам 1967-го года. Мы уже рассказывали вам о специфических отношениях Израиля с его арабскими гражданами (только вдумайтесь: из 13 млн. населения, живущего на контролируемой Израилем территории, полные гражданские права имеют только 8 млн.) и соседними странами – отношения эти, в контексте ядерных переговоров, стали отягощать США.
Иран деятельно стоит за палестинцев, и совсем недавно иранские войска (точнее, поддерживаемая иранцами воинская группировка из 5000 человек, в которой только 1000 — солдаты армии правящего сирийского режима, а остальные — это шиитские волонтёры с иранским оружием и инструкторами из Ирана и «Хезболлы», там же видели Касема Сулеймани) оказались в городе Деръа, что совсем недалеко от израильской границы, что несколько напрягает израильтян, чьё государство режим аятолл категорически отказывается признавать и грозится уничтожить вот уже не первый десяток лет. Там ещё был маленький шпионский скандал про то, как Израиль шпионит за ходом переговоров, но это уже традиционная израильская «фишка». Скандал в итоге замяли, потому что Конгресс в США контролируют достаточно дружелюбно настроенные по отношению к Израилю республиканцы, но «осадок остался». Проблема в том, что с Израилем солидарна и Саудовская Аравия, а значит, два важных американских союзника останутся недовольными условиями практически любого соглашения. Так что напряжение в регионе, скорее всего, не спадёт. Напротив, израильтяне и саудиты чувствуют себя жертвами предательства, поскольку для них Иран — экзистенциальная угроза даже без ядерной бомбы. Ну и «без» тоже получается с оговорками: сейчас Иран может сделать нужное количество урана для одной бомбы за 2-3 месяца, новые договорённости удлиняют этот срок до, как минимум, года. Нужно учитывать, что этот ограничительный режим продлится до 10 лет – т.е. по историческим меркам, решение временное. Да и лишь ядерной программой дело не исчерпывается – мировой гегемон может быть и рад, что на время притормозил гонку вооружений и распространение ядерного оружия на Ближнем Востоке, но агрессивной политики Ирана в регионе это не отменяет. Хути, например, захватили баллистические ракеты – кто знает на кого они их теперь направят?
Даже под прессингом и с деградировавшей экономикой иранцы, как вы заметили, выгрызли себе положение регионального гегемона. Укорот им можно дать только в честном бою, без которого «Кодс» продолжит вести подрывную работу против американцев и их союзников по всему региону. Сама природа и политические обстоятельства поставили Иран в положение страны, вынужденной сражаться, чтобы жить. Но это не значит, что у неё нет союзников.
Иран ведёт активное научно-техническое сотрудничество с Северной Кореей и Кубой, двумя странами-изгоями. По сути, из приличных больших стран у Ирана есть только один союзник – РФ. Правда, Россия сегодня сама находится немного в международной изоляции, но это должно только сблизить Москву и Тегеран. Тем более что мир на Ближнем Востоке явно не в интересах Москвы: цены на нефть упадут в таком случае ещё сильнее (точнее уже упали и будут падать ещё), вместе со спросом на российское оружие, да и внимания к Украине будет гораздо больше. К тому же срыв переговоров и усиление американского давления на Иран (или хотя бы сохранение текущего уровня давления) вынуждают Тегеран искать сильных старших партнёров по всему миру, и из больших держав «брезговать» откровенной дружбой с мракобесами не станут только Россия и Китай, причём русская дружба даёт зачастую много больше, чем простая торговля, а именно: дипломатическое прикрытие и поставки актуальных вооружений.
