Ранее: первая и вторая части рассказа про Россию, британский опыт, французский опыт

«…из туземца можно верёвку вить — только не трогай его веры, его обычаев, его обычного порядка жизни»

— Губайдулла Чингисхан, Чингизид и генерал-мусульманин на русской службе

В предшествующих частях нашего исследования мы рассмотрели, как Россия получила огромные территории с мусульманским населением и как она ими управляла. А сегодня мы расскажем о том, как Империя столкнулась с новым вызовом: миллионы мусульман Средней Азии, чуждые европейским ценностям, внезапно стали подданными русского царя. Что делали колониальные власти для того, чтобы обеспечить лояльность мусульманских авторитетов в регионе? Как русские переселенцы уживались с туземцами и относились к исламу? И чем отличался Русский Туркестан от Французского Алжира?

Средняя Азия: русский фронтир в исламском мире

До полноценного завоевания Средней Азии во второй половине XIX века Россия почти полтора века «кралась» в регион в качестве, только не смейтесь, защитницы беженцев. Казахи и киргизы тогда бежали к российским границам от джунгар, которые в ту эпоху были главной туземной силой в степи.

Отрывок из казахского фильма «Кочевник» как раз на тему непростых отношений между казахами и джунгарами. В роли джунгарского злодея легендарная звезда боевиков категории «Б» Марк Дакаскос

К этому же времени в Средней Азии закрепились ещё несколько государств — Афганистан и императорский Китай, в составе которого проблемный Синцзян пребывает и поныне. Таким образом, в регионе оставалось три крупные независимые политии: Хивинское и Кокандское ханства и Бухарский эмират. Какое-то время Россию устраивало существование этих буферов, но логика противостояния с Англией толкала Россию всё дальше в регион. Тем более с некоторыми из этих политий существовали трения касательно российских подданных, захваченных в плен (в одну только Хиву в 1840-х гг. угонялось до 200 российских подданных в год). Тут, правда, стоит оговориться, что подавляющее большинство полонян составляли киргизские и казахские кочевники, принявшие русское подданство, но значительную часть года проводившие на спорных территориях — так что среднеазиатские правители чувствовали себя вполне в своём праве.

В общем, русские власти уже под руководством «сводного отца башкирского народа» оренбургского губернатора Перовского (о котором мы рассказывали во второй части нашего исследования) медленно продвигались вглубь региона, строя крепости и де-факто подводя в русское подданство местных жителей (угоны которых в полон считались уже атакой против русских властей). В ходе войн и дипломатических интриг к середине 1880-х гг. Россия присоединила свой кусок Азии, причём довольно большой. Правда, номинально Бухара и Хива оставались в статусе протекторатов — это было сделано, чтобы не злить англичан совсем уж откровенным приближением к границам Индии.

Захваченные политии (в частности, Бухара) кроме очевидных проосманских настроений также отличались от ранее аннексированных русскими неевропейских территорий общим уровнем развития. То есть это по своему уровню в исламском мире они стояли не так далеко от Каира — среднеазиатские улемы и исламские учёные высоко котировались среди мусульман всего мира. То есть России наконец-то достались относительно развитые мусульманские территории, а не мрачная окраина.

Мусульманам (составлявшим более 90% населения края) русские власти оставили возможность жить по шариату, но с оговорками — русская администрация застолбила за собой право вмешиваться в процесс вынесения приговоров и пересмотра уже вынесенных. Шариат был нужен русской администрации в утилитарных целях — в противном случае пришлось бы создавать систему гражданских судов для миллионов новоиспечённых подданных, что стало бы настоящим кошмаром для русского Минфина: Туркестан и так долгое время сильно зависел от дотаций из центра.

Из тех же соображений кочевникам оставили их обычное право — адаты. Главным изменением непосредственно после аннексии стала реформа судов — теперь они были выборными, что позволяло имперским властям (утверждавшим итоги всех голосований) оказывать куда большее влияние на судопроизводство среди туземцев, чем хотелось бы существовавшему духовенству. Также русские власти сразу же отменили самые жёсткие виды наказаний, бывшие в большом распространении в этой части света (в частности, нанесение осужденным увечий).

Карта русской Средней Азии

Но в целом, несмотря на ряд реформ, пошатнувших основы сложившегося религиозного порядка, новые власти решили, что лучше установить с мусульманскими авторитетами уважительные рабочие отношения. 22 января 1868 года Кауфман произнёс перед ташкентским духовенством историческую речь, определившую отношение колониальной администрации и среднеазиатского ислама почти на всё время существования русского Туркестана: он обещал не вмешиваться в духовную жизнь мусульман при условии сохранения безусловной лояльности русским властям. Позже мы разберем, какую цену за это пришлось заплатить русским, но стоит заметить, что за всё время русского владычества в регионе произошло только 3 серьёзных восстания (одно в 1885-м, и оно было поднято бывшим управленцем Кокандского ханства; восстания 1898-го и 1916-го мы разберём отдельно) — в то самое время как во Французском Алжире восстания вспыхивали, чтобы тянуться долгие годы или даже десятилетия.

Мусульманский консенсус в Средней Азии

Истоки мусульманской политики русских колонизаторов в Азии можно возвести ко времени завоевательных походов Михаила Черняева (того самого из мема про имперскую эротику), который при вступлении в захваченные города установил хорошие отношения с местными религиозными авторитетами. Русские войска (которые местные называли «назаретянами») были крайне немногочисленны и легко могли сгинуть в местном туземном море как британская армия в восставшем Афганистане за четверть века до этого — поэтому изначальный расчёт Черняева понятен. Однако любопытно, как местные духовные лица обосновывали хорошие отношения с русскими оккупантами. Например, в 1868 году самаркандский мулла Камаладдин успокаивал верующих примером пророка Магомета, который посоветовал преследуемым мусульманам переселиться жить в Абиссинию под власть христианского правителя, потому что христиане всё-таки ближе мусульманам. В то же время местные мусульмане сравнительно легко восприняли новых правителей и стали возлагать на них те же функции, которые ранее видели в ханах. Например, в 1868 году к коменданту Ташкента Евсевию Россицкому обратился местный житель Шакир Бикулов, от которого сбежала невеста, за которую он уже заплатил выкуп 500 рублей. Россицкий перенаправил его к казиям (в Средней Азии так называют кадиев — мусульманских судей), но поток просителей и петиций не ослабевал и после этого.

Другой значительной реформой при Кауфмане стало законодательное закрепление обрабатываемых земель за обрабатывавшими их земледельцами. На тот момент в Средней Азии не было нормального земельного права с частной структурой владения. Какую-то стабильность имели вакуфные земли (но это общинные земли по сути), но основные площади имели следующий статус: мильк-хур (земли, пожалованные за службу, но только на определённый срок и не передававшиеся по наследству) и амляк (земли, сданные государством в аренду). Русские колонизаторы раздали землю обрабатывавшим её земледельцам, что в дальнейшем несколько нивелировало последствия русской колонизации края — туземцы были по гроб жизни благодарны русской администрации, закрепившей их права на землю и не так активно конкурировали с ними за ресурсы. Драма 1916 года стала последствием неопределённости земельных прав кочевников, экономический статус и границы которых в Империи оставались неопределёнными. Собственно, столкновения между русскими колонистами и кочевниками из-за земли и воды приобретали характер небольших затяжных войн с засадами и ночными нападениями. Такой вот русский фронтир с соответствующими обстановке брутальными нравами.

Дальше Туркестан развивался как русский вариант Французского Алжира: прибывающие европейские колонисты жили в огороженных и относительно благоустроенных кварталах, в то время как туземцы в принципе жили по тем же порядкам, что и до аннексии. В этом плане интересен пример Ташкента, который стал центром новой области: он очень чётко разделялся на «русскую» и «туземную» часть. При этом туземный компонент всё равно сильно преобладал (например, в 1914 году в русской части города функционировало 16 мечетей). Самым русским городом Средней Азии был Верный (сегодня это Алма-Ата) — но даже там русские составляли не все 100% населения (их было 26 тысяч из 35 тысяч человек).

От Алжира Туркестан на первом этапе (практически до конца XIX века) отличался практически полным отсутствием фактического контроля колониальных властей за духовной жизнью мусульман региона — в историографии региона это называют политикой «игнорирования ислама». Колониальные власти полагали, что по мере развития европейской части Туркестана азиатское большинство согласится перейти на русские порядки в культуре и делопроизводстве, просто увидев преимущества европейского образа жизни. Забегая вперёд скажем, что эта стратегия оказалась ошибочной.

Фрагменты карты русской Средней Азии

Корни этого положения дел лежат в изначальном настрое Кауфмана. Он разорвал отношения с оренбургским «Собранием», которое по идее могло бы поставить под свой контроль местных мусульман. Во всяком случае, на протяжении неполных ста лет существования ведомства оно выполняло важную soft power функцию как раз на среднеазиатском направлении. Скорее всего, Кауфман не хотел отдавать МВД (а именно ему подчинялась оренбургская структура) контроль — раздел полномочий между военными и полицейскими был одним из основных сюжетов построения колониальной вертикали власти в Туркестане. В начале 1880-х гг. в Туркестане снова появился Черняев, инициировавший более тесное общение между русскими властями и мусульманской элитой, но пока составлялся предложенный им проект кодификации исламского права и новое соглашение между губернатором и муллами, его отозвали из региона и вопрос заглох.

По мере приведения новых племён под власть русского царя, колониальная администрация уже не использовала исламизацию в качестве инструмента воздействия (в отличие от Екатерининской эпохи, когда кочевых казахов надеялись цивилизовать с помощью ислама). Например, руководитель Закаспийской области А. Н. Куропаткин (1890–1898) выступал против распространения шариата среди туркменских кочевников и противопоставлял исламу местные обычаи-адаты. Что интересно, у местного населения Куропаткин оставил самые лучшие впечатления. Но после его ухода исламизация туркменских территорий началась снова, потому что у Куропаткина была личная договорённость с властями Туркестана о запрещении миссионерам из Хивы и Бухары проповедовать на туркменских землях — а его преемник не стал придавать значения этому вопросу.

При русской администрации также выросло число коранических школ-мектебов, поскольку это был испытанный способ обучения масс местного населения. В одном Ташкенте к началу Первой мировой их было уже больше 1.5 тыс. Дети белых переселенцев учились в отдельных школах. Существовали смешанные школы, но они пользовались ограниченной популярностью у местных, поскольку у них была рабочая туземная альтернатива, а колониальные власти не настаивали на отправке детей в контролируемые русскими училища. Интересно, однако, что в русских школах преподавали закон Божий, но в смешанных школах религиозных уроков не было: православные уроки отменили, чтобы не нагнетать мусульман, в то же время мусульманские уроки решили не вводить, потому что местные власти были против изучения «вероучений, в основании своем несогласных с господствующею религиею в государстве».

Похожая ситуация сложилась и в других крупных городах вроде Самарканда — европейская администрация укреплялась в конкретном квартале и оттуда руководила развитием азиатского города.

Правда, в отличие от Алжира, в Среднюю Азию белые поселенцы поначалу ехали не так охотно. Серьёзный приток русских в регион начался только после завершения строительства Закаспийской железной дороги. Нужно понимать, что у русских были варианты вроде Сибири (земля пусть и страшноватая, но совсем никем не занятая) и юга России, который тоже можно было осваивать. Недавно завоёванные территории Туркестана с многочисленным и не сказать что культурно близким русским населением поначалу не выглядели особенно привлекательными. К слову, тогда Туркестан сильно проигрывал в качестве места назначения даже для русских военных специалистов с точки зрения обустройства и карьеры, поэтому царское правительство заманивало служивых льготами (4 месяца отпуска в году; 5 лет службы в регионе считались за 7). В период 1905–1911 гг. количество переселенцев, решивших уехать из Туркестана, составляло от 10% до 36% от общего числа новоприбывших — хотя немалую роль в этом мог сыграть рост бандитизма в 1905–1907 гг.

Таким образом, к началу Первой мировой всё русское население Средней Азии не превышало 7.5% от общего объёма населения региона (примерно 500 тыс. человек из 7,67 млн человек населения).

Торможению темпов колонизации в значительной степени способствовали ранние запреты петербургской администрации (например, в 1891-м и 1895-м), которой казалось, что массивный колонизационный поток вызовет восстание неустроенного местного населения. Тем не менее русские продолжали «понаезжать» в Туркестан (в одном только 1892-м туда переехало 1792 семьи), им помогала местная администрация даже в обход директив из центра. Руководители колонии считали, что замирить край получится, только если увеличить его европейскую компоненту, поэтому даже в условиях официальных запретов умудрялись изыскивать для приезжающих семей землю и подъёмные средства. Колониальные власти привечали всех белых переселенцев каких могли — включая евреев (для которых в Средней Азии отменили черту оседлости), совершенно экзотических для России меннонитов (те самые амиши) и даже традиционно нелюбимых русскими властями старообрядцев.

Проблемы распространения русского языка среди коренного населения Туркестана

При Кауфмане колониальные власти пытались внедрить изучение русского языка в туркестанских медресе и им даже в этом помогал местный казий Мухаммед Хаким-ходж, но всё заглохло из-за сопротивления мусульманского духовенства, боявшегося христианизации населения. Позднее, в 1892 году, региональный инспектор училищ Ф. М. Керенский (отец того самого Керенского) тоже пытался внедрить изучение русского языка в мусульманских школах, но столкнулся с теми же проблемами. В 1901 году некоторых успехов добился ферганский инспектор училищ В. П. Наливкин, который убедил руководство медресе Кува ввести изучение русского — ему помог авторитет, который он до этого создавал в среде мусульманского духовенства. Тем не менее широкого распространения проект не получил из-за противодействия Керенского-старшего, который лично не любил Наливкина

Тем не менее (отчасти благодаря усилиям лоббистов-ташкентцев) русское правительство решило, что всё-таки хочет видеть регион более европейским, поэтому начало использовать льготы, похожие на те, которые оно когда-то использовало для деисламизации регионов Поволжья. Русским переселенцам полагались серьёзные послабления (освобождение от воинской повинности и налогов на 15 лет и 30 га земли [чуть позже сниженные до 17 га]). Что характерно — поселенцам раздавали оружие для обеспечения их самозащиты (его изъяли на время Великой войны).

В 1898-м обнаружилась слабость исламской политики Романовых в Туркестане: в том году в Андижане вспыхнуло крупное восстание под предводительством ишана (проповедника одного из мусульманских орденов) по имени Мухаммед-Али (в историографии известен под псевдонимом Дукчи-ишан). Собственно, восстание осталось локальным и его удалось победить малой кровью, в то время как из-за сословных противоречий (Дукчи-ишан представлял скорее интересы городской бедноты и помимо русских хотел также изгнать или убить туземных баев-коллаборационистов) мусульманские элиты региона открыто выступили против восставших. Но восстание показало, что колониальная администрация (в остальных отношениях работавшая практически образцово) совсем не держит руку на пульсе и не знает, чем живёт мусульманское сообщество — самое многочисленное сообщество в регионе.

При этом колониальные власти прекрасно понимали роль ислама в местном обществе, поскольку только при русских началась серьёзная исламизация горных и степных районов Средней Азии: только при Романовых на этих весьма неразвитых с европейской точки зрения территориях появился достаточно серьёзный административный аппарат с более многочисленной полицией — что сделало возможным исполнение шариатских предписаний там, куда при ханах дотянуться не получалось.

Крутой казий: правосудие по-туркестански

Как и в европейской России, мусульманам региона разрешалось жить по шариату, но русские светские власти могли вмешиваться и отменять приговоры в случае, если они слишком сильно противоречили русским нормам. Правда, в случае Туркестана противоречия носили куда более серьёзный характер: в начале XX века сенатская комиссия выяснила, что в Туркестане местные шариатские суды преследуют туземцев по чисто религиозному признаку. Например, в Ташкенте казий дал 4 месяца тюрьмы мужчине и женщине за нарушение шариата (они пили пиво и играли на музыкальном инструменте); там же другой казий дал обвиняемому месяц тюрьмы за игру в карты; нередки были случаи получения туземными женщинами тюремных сроков продолжительностью 1–2 месяца за ношение русских нарядов и хождение с непокрытым лицом. Глава комиссии граф Константин Пален пришёл к выводу, что русские власти должны более внимательно изучать приговоры местных судов. В результате русские прокуроры в период 1905–1907 пересмотрели 61 дело подобного толка, отменив приговор в 56 из них.

Но вообще всё зависело от поведения русских прокуроров на местах. Например, в районном суде Самарканда прокурор аннулировал приговор (15 суток ареста тюрьмы) для мусульманского мясника, продававшего мусульманам мясо животных, убитых евреями; в 1908 году другой прокурор в Сырдарье подтвердил приговор казия по аналогичному делу в отношении двух мясников в Аулие-Ате.

Но будем справедливы — шариатские судьи выполняли и прогрессивные функции. Например, в Средней Азии существовал (впрочем, существует и сегодня) совершенно ужасный обычай бача-бази (когда мальчиков одевают как девочек и они танцуют неприличные танцы, а иногда занимаются сексом со взрослыми мужиками), и шариатские судьи задействовали полицейский и административный ресурс империи для борьбы с этим явлением.

В истории русского Туркестана бросается в глаза тот факт, что мусульманские элиты Средней Азии не находились под контролем администрации столь же плотно? как их единоверцы на тюркских территориях европейской части империи. И это при том, что имперские власти не забывали эксплуатировать религиозные учреждения. Например, в 1887 году местная администрация лишила вакуфные земли и собственность священнослужителей (в общей сложности 285 держателей контролировали 13 тыс. га земли) налоговых льгот. Вакуф вообще был интересным комплексом, позволявшим извлекать ренту из чужих бизнесов. Например, однажды в Самарканде Насыр Джан, владелец магазина? примыкающего к медресе, был вызван в суд управляющим медресе, который считал, что поскольку магазин примыкает к учебному заведению, то является его частью и доходы должны идти медресе. Казий долго решал этот вопрос и после вмешательства группы старейшин вопрос разрешили «полюбовно»: Насыра обязали уплачивать администрации медресе ежемесячную комиссию за то, что его магазин примыкает к самому зданию.

Логично, что русская администрация решила запустить руку в карман к муллам, богатеющим на такого рода деятельности. Но также логично, что не контролируемое властями местное духовенство в результате этого не особенно рвалось упреждать мятежи среди туземцев. Что характерно, в Поволжье или на Кавказе таких проблем не возникало — там МВД следило за содержанием проповедей, так и за теми, кто их читал. В то время как в ташкентских мечетях, мектебах и медресе никто не читал стандартную для мусульман остальной России молитву за царя.

Об отсутствии должного оформления мусульманской политики в Туркестане говорит и то, что колониальные власти никак не могли решить: нужно ли закрепить утверждение мулл Туркестана за колониальными властями? Несмотря на очевидный ответ (безусловно, стоит), структура подобная оренбургскому «Собранию» так и не была создана — хотя этот вариант активно обсуждался. Характерно, что именно в мятежном Андижане благосостояние духовенства росло быстрее, чем в других регионах Средней Азии: в период 1892–1908 гг. вакуфные доходы там выросли в 3 раза. То есть духовенство не бедствовало, сохраняя большую политическую автономию — и при желании могло бросить вызов колонизаторам.

Вообще, конечно, многое при Романовых просто не успели сделать (вмешалась революция 1917-го), но в то же время необходимость установления контроля над местной духовной жизнью требовала принятия мер гораздо раньше.

В итоге мусульмане Средней Азии оказались весьма восприимчивыми к немецкой и турецкой агитации (напомним, что кайзер тогда умело разыгрывал исламскую карту): доклады колониальных руководителей периода Великой войны (например, ферганского военного губернатора А. Гиппиуса и самаркандского военного губернатора Н. Лыкошина) содержат жалобы на мулл, ведущих антирусские проповеди в мечетях. В принципе ещё до войны региональная администрация относилась очень настороженно к местным мусульманским деятелям (и на тему их возможной нелояльности было несколько судебных дел, закончившихся ничем), но, с другой стороны, нет дыма без огня: если бы муллы были полностью лояльны Романовым, то, скорее всего, удалось бы избежать восстания 1916 года.

«Каждый новый русский посёлок в Туркестане равносилен батальону русских войск», — военный губернатор Сырдарьинской области Н. И. Гродеков

В каком-то смысле ключевые руководители колонии прятали голову в песок в плане исламской политики, на практике не влияя на подбор кадров и учебную программу. Упомянутый ранее Наливкин предлагал изъять из медресе арабские и персидские учебники и перевести обучение на русский одновременно с установлением контроля над вакуфными доходами медресе (которые часто шли на нецелевые траты в пользу распорядителей) и в целом ужесточить критерии исламской образованности. Последнее было большой проблемой в позднем русском Туркестане: взрывной рост числа мечетей и медресе не был подкреплён достаточно крупной базой квалифицированных кадров. Наливкин хорошо понимал возможные последствия этого (мусульмане становятся более восприимчивыми к проповедям более образованных, но враждебных России проповедников из пределов Османской империи), но администрация Туркестана не хотела портить отношения со сложившейся в регионе элитой духовенства. Кстати, сам Наливкин был образцовым учёным-востоковедом: участник походов Кауфмана, после завоевания Туркестана со своей белой женой он прожил 6 лет в среднеазиатском кишлаке; прекрасно знал языки и обычаи местных туземных народов. Это было колоссальное достижение в крае, где абсолютное большинство служащих администрации не знали местных языков.

Последний факт приводил ко многим проблемам, поскольку к делу постоянно нужно было привлекать толмачей (обычно это были сибирские/оренбургские киргизы или казанские татары), которые зачастую оказывались нечистыми на руку вымогателями «правильных решений». На это накладывался общий недостаток осведомлённости большей части служащих администрации об основах мусульманской жизни, на что сетовал генерал-губернатор Духовской:

Многие из лиц служащие как в войсках так равно по административно-полицейскому и другим отделам гражданского управления Туркестанского края, недостаточно знакомы с самыми существенными чертами ислама и обуславливаемой им организацией религиозного быта мусульманского населения, определяющего собой весь порядок их внутренней жизни. Между тем при соприкосновении всякого рода властей с туземцами и их жизнью подобные знания оказываются существенно необходимыми для избежания различных недоразумений и иногда крупных промахов.

Здесь можно привести пример с различными частями Британской империи (например, белые чиновники в различных частях Британской империи либо должны были сдавать экзамены на знание местных языков, или их к этому хотя бы поощряли деньгами), но здесь наших обошла даже такая не отличающаяся деликатностью организация, как немецкий вермахт, выпускавший для солдат брошюры и руководства по поведению в исламских регионах.

Проблема недостатка влияния на туркестанский ислам усугублялась наличием в России крупного и авторитетного центра мусульманской мысли — Бухары. Образовательная политика в протекторате практически не контролировалась русской администрацией, и статус протектората колониальных чиновников совершенно не извиняет (в том же протекторате Марокко французы крепко держали местные мусульманские элиты). Исламское образование в протекторате было хорошим, но консервативным — что без дополнительной имперской обработки делало носителей обретённого знания потенциальными экстремистами.

Также неподконтрольное русским мусульманское духовенство препятствовало внедрению санитарных норм: например, переносу кладбищ, находящихся в пределах города (целые маленькие кладбища находились между домами!) в нежилые районы; или обустройству нормальной системы водоснабжения и водоотведения (вместо привычных местным арыков, где местные сливали нечистоты и стирали одежду и одновременно брали воду для питья).

Например, в 1879 году казии из Ферганы поддержали жителей города Чуст, которые протестовали против запрета русских властей на захоронения в жилых кварталах (казиев сместили, но жители Чуста активно выражали недовольство). Из-за таких мер регион постоянно потрясали эпидемии. Настоятельная потребность решать эту проблему приводила к конфликту с мусульманской общиной в целом, и из-за столкновений по вопросу о гигиене могли происходить целые трагедии. В 1892 году в Ташкенте случилась страшная эпидемия холеры, и жители азиатских кварталов отказались пускать санитарных инспекторов и соблюдать режим карантина. В итоге мусульмане собрались на крупный митинг, который закончился беспорядками и крупным побоищем (разгорячённые русские колонисты в процессе убили около 100 мусульман). На самом деле это представляет разительный контраст с башкирскими и татарскими муллами в России, которые деятельно способствовали повышению гигиены в среде своих народов.

Случаи принятия ислама русскими переселенцами в Туркестане

В эпоху, о которой мы ведём речь, сельскохозяйственные ресурсы Средней Азии были ограниченны, и при всём содействии властей не всегда белые переселенцы могли получить землю, из-за чего возникло очень много бедных колонистов, и некоторые из них искали возможности увеличить своё состояние за счёт обращения в ислам и браков с туземцами-мусульманами. Колониальными священниками было зафиксировано немалое количество случаев перехода обнищавших колонистов в ислам. Это явление не было массовым, но всё же оно достаточно интересно и заслуживает упоминания.

«…печальные и возмутительные случаи, когда родители, русские крестьяне, дойдя до полного отчаяния и совершенного безразличия, вследствие полной материальной необеспеченности в более редких случаях побуждаемые собственной безнравственностью, сознательно продают богатым киргизам своих часто несовершеннолетних дочерей. Таких возмутительных случаев за последнее время было несколько. По донесениям священника села Токмака, отца Рождественского, в этом селении образовался как бы центр, куда мусульмане переправляют наших отступников, дабы укрыть их на первое время. Там же в самое последнее время были случаи продажи несовершеннолетних девушек богатым киргизам, причем одна из продаваемых заявляла, но безрезультатно, о своем несогласии исполнить желание отца»,

— из донесения епископа Туркестанского и Ташкентского генерал-губернатору Самсонову, 26 марта 1910, г. Верный

Завершая разговор об исламской политике в Средней Азии, подведём основные итоги. Колониальная администрация была сосредоточена на двух задачах:

1) Превращение Туркестана в полноценную колонию белых переселенцев с целью её дальнейшего превращения в русский регион;

2) Создание сырьевой базы для русского капитализма.

О втором пункте мы совсем не говорили в статье ввиду удалённости темы, но при Романовых Туркестан стал превращаться в рынок для русских товаров и источник сырья (главным образом — хлопка) для русских предприятий. Империи нужны были рабочие руки в полях (в большей степени) и на заводах, и для этого нужно было обеспечить мобильность человеческого капитала (что на практике не очень вяжется с консервативным исламом) — поэтому генерал-губернаторы решили, что отсутствие политики и есть лучшая политика. Им казалось, что в ходе развития края (в конце концов, там строились дороги, школы и больницы) архаичные формы социума отойдут в прошлое сами собой, и туземцы добровольно воспримут европейский уклад — потому и не надо использовать религию в качестве средства управления, дабы она не закрепила старые порядки. Эта стратегия оказалась ошибочной, поскольку огромные массы неевропейского населения оказались вне пределов досягаемости имперской машины программирования, а исламизация всё равно шла своим ходом, поскольку отличной от неё программы туземцы и не видели. Более того, как мы увидели выше, союзные колонизаторам муллы прямо препятствовали европеизации туземцев, наказывая их за приобщение к русской культуре.

В этом случае колониальным властям нужно было создать духовное управление для местных мусульман по образу того, которое уже существовало в тюркских регионах России — чтобы транслировать этой аудитории повестку дня на понятном ей языке («надо следить за гигиеной», «надо работать хорошо и честно»). Но местные власти решили ничего не менять, потому что «и так сойдёт». Конечно, 1917 год прервал естественный ход вещей, но проецируя имеющиеся тенденции в Туркестане (а именно — заселение ограниченного в своих ресурсах региона белыми колонистами в среде растущего коренного мусульманского населения) можно практически с уверенностью сказать, что в условных 1950-х гг. русская Средняя Азия столкнулась бы с тем же ростом национального самосознания туземцев и беспорядками, как это было во французской Северной Африке. Собственно, мятеж 1916-го был репетицией будущей войны. Тогда погибло 3 тысячи русских (и было уничтожено 10 тысяч крестьянских хозяйств) и 100 тысяч казахов и киргизов, ещё около 200 тысяч человек (в основном туземцев) бежали в горы и в Китай.

Привнесённые Россией новшества повысили не только уровень жизни коренного населения, но и темпы его рождаемости, так что проблема не исчезла бы в ходе естественной эволюции. Положение русских было даже похуже, чем у французов: крупнейшие города Средней Азии, в отличие от Магриба, не были преимущественно европейскими по составу населения даже в начале XX века — так что не было среды, в которых русская культура могла бы ассимилировать многочисленных туземцев.

При этом русская власть была представлена в Средней Азии примерно так же, как чиновничество любой другой европейской империи в далёкой колонии — то есть минимально. Например, на 2 млн человек в Фергане в 1910 году приходилось 58 (!) царских чиновников, включая двух (!!) переводчиков.

В этих обстоятельствах Романовы могли выбирать из 2 вариантов:

— Бескомпромиссная цивилизаторская миссия с ломкой местных средневековых порядков — и сопутствующими огромными издержками;

— Строгий шариат с муллами-чиновниками для туземцев с разделением русских и азиатских поселений. Это не самый идеальный вариант, но в этом случае местные были бы приучены жить «по гудку», а угроза мусульманского восстания сведена к минимуму. Конечно, это не решило бы проблем огромных масс местного населения, не обладающего привилегиями колонистов и их уровнем цивилизованности (см. проблема Французского Алжира) — но здесь уже вопрос к чиновникам и силовикам (т. е. насколько хорошо они контролируют различных популистов — как религиозных, так и марксистских).

С другой стороны, у нас есть успешные примеры второго подхода — современные нам монархии Залива, где примерно половину населения составляют бесправные гастарбайтеры, а основным режимом жизни является жёсткий шариат. При этом там существуют европейские анклавы (самым ярким примером является Дубай), где экспаты фактически живут по европейским порядкам.

Большая игра с восточным акцентом: как Россия и Китай использовали мусульманский фактор в тайной войне друг против друга

Всем известно, как сегодня китайцы угнетают мусульман-уйгуров, но мало кто помнит о том, как Россия выступала в роли защитницы мусульман в регионе. Несколько раз в XIX веке мусульмане из областей китайского Туркестана восставали против Пекина. Некоторые из этих мятежей (например, восстание Якуб-бека) Романовы использовали для того, чтобы выкручивать китайцам руки и получать от них всё больше экономических и территориальных уступок. Собственно, мусульманские восстания, косвенно поддержанные Россией, объясняют немалую часть дипломатических успехов царской дипломатии на этом фронте. Россия обладала мощным дипломатическим soft power в уйгурском Синцзяне, и после очередного китайского перезавоевания провинции в 1880-х гг. примерно 50 тысяч уйгуров и ещё 5 тысяч дунган мигрировали в русский Туркестан, где царские власти предоставили им льготы (в частности, освобождение от налогов на определённый период) и всяческую поддержку. Впоследствии они снова появились в китайском Синцзяне уже как русские подданные, пользовавшиеся защитой русского царя. Вообще в русском Туркестане они были нужны как рабочие мигранты, но уйгурские аксакалы также выступали в качестве русских шпионов и агентов влияния как в китайском Туркестане, так и шире — во всей Средней Азии, включая британские зоны влияния (Афганистан, например). Также эти политэмигранты возвращались в Синцзян, а вместе с ними по коммерческим и религиозным делам туда заезжали и российские мусульмане, форматировавшие местную религиозно-культурную жизнь в соответствии с внутрироссийскими тенденциями. Не будет преувеличением сказать, что именно Россия своими действиями помогла сформировать инаковую уйгурскую идентичность в Синцзяне, из-за чего регион начал превращение из провинции в буферное полунезависимое образование, которое в романовскую эпоху стало придатком к российскому мусульманскому миру.

Китайцы злились, но усиление японского натиска вынудило их отложить месть. После Синьхайской революции Китай пошёл вразнос так же, как за несколько лет до того Османская империя с революцией младотурков; и стоящие в оппозиции к центральному правительству китайские группировки начали реализовывать самые дерзкие проекты. Эмиссары тайного общества «Гэ-Лао-Хуэ» (уже запрещённого в Китае) в 1915 году появлялись в городах русского Туркестана, где вели пропаганду за свержение самодержавия и создание независимых мусульманских ханств в русском Туркестане. Они формировали партизанские отряды из киргизов, дунган и русско-китайских подданных. Общая их численность превышала 1000 человек, и они участвовали в общем мятеже 1916 года. Впрочем, большого развития эти тенденции не получили.

Заключение

Нам сложно дать однозначную оценку исламской политике Романовых в Средней Азии. С одной стороны, избранный ими путь позволил избежать действительно крупных потрясений (за примерами далеко ходить не надо — есть Французский Алжир, где восстания и военные кампании были обычным делом). С другой стороны, выбранные властями компромиссы препятствовали дальнейшей интеграции новообретённых мусульманских подданных в структуру империи.

Недостаточный уровень проникновения русской культуры в местной среде снижал мобилизационный и экономический потенциал весьма многочисленного (и быстро растущего) местного населения, которое в подавляющем большинстве продолжало жить в соответствии с раннесредневековыми порядками. То есть колониальная администрация не смогла создать функционирующей «переходной зоны» для ассимиляции местного населения в русских, потому что не желали идти на конфликт с независимыми местными муллами.

Иная ситуация с продуманной исламской политикой была в Поволжье, что и обусловило успешную (и в основном мирную) русификацию большей части местных тюркских народов. В аналогичном Туркестану случае в Алжире механизмы ассимиляции плохо работали из-за одностороннего многоступенчатого расизма французских поселенцев-черноногих (которым униженное подчинённое положение арабов позволяло оставаться расой господ) — но всё равно там было гораздо больше ассимилировавшихся туземцев и просто лояльных меньшинств, чем было в русской Средней Азии. Русское присутствие в Туркестане было зримым и крепким, но нельзя не признать, что оно не стало однозначно доминирующим. Даже городская культура в регионе не стала полностью европейской после русского завоевания, что было весьма значительным упущением — ведь гражданина делает город, а не деревня.

То есть Туркестан распадался на 2 неравномерные части — русские анклавы (по сути, частичка «аутентичной» России за тридевять земель) и море туземцев, живущих по совсем другим правилам. И если бы между ними существовал буфер в виде русифицированной местной интеллигенции, то ситуация была бы более перспективной. Но этому препятствовали мусульманские авторитеты, которые парадоксальным образом являлись главными гарантами спокойствия в сложившейся колониальной системе. Это положение дел могло оставаться устойчивым только в среднесрочной перспективе и грозило большими проблемами в будущем.

Далее: Россия, часть четвертая

Eyes black, big paws and it’s poison and it’s blood

And big fire, big burn into the ashes and no return

We took you out from your mother’s womb — our temple, your tomb

Can be your pick not pawned — the poisonous blood