Ранее: Британский опыт, французский опыт

«Не знаем, есть ли среди грузинов мусульмане: убьём, снимем штаны, посмотрим»,
— Боец чеченского батальона «Восток», август 2008-го

Российская Империя в своих отношениях с исламом напоминала одновременно и Британию, и Францию, которые также управляли большими массами мусульманского населения. Ключевые отличия кроются в деталях, обусловленных географией и демографией.

В первой части нашего исследования мы рассмотрим следующие вопросы: как Россия взаимодействовала с исламским миром в эпоху до Петра и какое место в ней занимала мусульманская аристократия? Что общего у России и Испании в вопросе ислама и чем они отличаются? Как на тюркские народы России повлияла русская колонизация? Что в управлении российскими мусульманами изменилось при Екатерине II?

Татарский фронтир русской колонизации: Московское государство завоёвывает ханства

Описывая историю отношений России с исламским миром, велико искушение возвести всё ко временам раннего Средневековья и опыту славянских невольников-сакалиба, которые в некоторых уголках исламского мира заняли то же место, что и мамелюки в доосманском Египте. Но фэнтезийные сюжеты нас волнуют куда меньше исторических уроков, поэтому сразу перенесёмся в XV век, про который у нас чуть больше достоверных сведений.

В ту эпоху окрепшее Московское княжество под руководством Ивана III добивало остатки Золотой Орды («Большая Орда»), что большинством историков интерпретируется как время окончательной ликвидации монголо-татарского ига. В принципе, этот нарратив об окончательной победе над «злыми басурманами» разрушается ещё на этапе рассмотрения самой войны, в которой русские войска сражались против ордынцев вместе со своими мусульманскими союзниками из Крымского ханства (которые в начале XVI века самостоятельно добили Орду).

Что касается отношений с другим крупным мусульманским государством, Казанским ханством, то они развивались неравномерно — в Казани существовала довольно крупная прорусская партия (которую Москва поддержала в 1484 году силой оружия), и конец XV века там прошёл под знаком внутренних войн, в которых деятельно участвовали и русские войска, поддерживавшие «наших сукиных сынов». В период 1487–1521 над ханством был установлен контроль из Москвы, напоминавший английскую администрацию в Индии Моголов 1760-х гг.: русские действовали от имени ханов, фактически контролируя фискальные органы и административную власть. Но с формальной точки зрения, это было «Союзное государство Москвы и Казани», где правители обоих государств давали присягу друг другу. Казанское ханство той эпохи можно охарактеризовать скорее как проблемный придаток Московского княжества — ведь ханы даже не чеканили собственной монеты (в то время как это делали даже сарайские ханы).

Иногда русские устраивали в Казани перевороты (с 1487-го по 1502-й их было аж 4), иногда (как в 1505-м) в Казанском ханстве происходили антирусские погромы и восстания. В итоге русское правительство потеряло контроль над Казанью в 1521 году и следующие 30 лет прошли под знаком войн между двумя государствами и целой чередой переворотов и смен правительства в самой Казани. Как все знают, история закончилась завоеванием Казани и присоединением её к Московскому государству. Собственно, завоевание стало ответом Москвы на дилемму Казани: будучи в экономическом и политическом плане было плотно интегрированной в структуру Московского государства, в политическом смысле Казань оставалась независимым государством-лимитрофом со всеми вытекающими — в частности, уязвимостью для внешних инспираций, ослабляющих Россию и общей проблемностью. В случае Казани внешним источником проблем было Крымское ханство — довольно сильный игрок, который к известному моменту перестал быть союзником Москвы и уже всерьёз претендовал на лидерство в этой части тюркского мира под покровительством Османской империи. Позднее, в 1570-х гг., Московское [уже] царство пережило тяжелейшую войну с крымцами — это должно служить напоминанием о том, что когда-то Россия была не самой сильной державой даже по меркам окраин Европы (и тем более удивителен её взлёт).

Казанская эпопея полна историй о перебежчиках и контрзаговорах, которые демонстрируют один интересный момент — на первых порах русское государство не сильно отличалось от татарского. Или, если угодно, татарское государство не сильно отличалось от русского. Всё это очень напоминало ситуацию в Испании до этого: когда христианские государи завоевали другое государство с преимущественно белым населением (Аль-Андалус), которое с культурной точки зрения не отличалось от них так сильно, как хотели бы заставить нас думать более поздние историографы. Дело в том, что в эпоху до Вестфальского соглашения различия между представителями разных авраамических религий не были такими непреодолимыми, как многие думают. На это же указывает чрезвычайно космополитический характер Османской империи (где даже на пике могущества можно было постоянно встретить христианских военспецов и шпионов на службе у султана), которая благодаря своему консерватизму законсервировала виды общественных отношений, которые были характерны и для Старой Европы. «А что же насчёт Крестовых походов?» — спросят читатели. Ну, здесь будет уместно сослаться на Ника Дэнфорта, эксперта по Ближнему Востоку, который справедливо указал на тот факт, что большая часть этих конфликтов относится к конкретным феодальным (а не религиозным) войнам за сферы влияния и уделы между норманнами и сельджуками. В конце концов, норманны и сельджуки были аутсайдерами Европы и, соответственно, Ближнего Востока. Ну и даже в таком сюжете, как Крестовые походы, мы находим удивительные истории вроде кооперации тамплиеров с мусульманами или мультикультурализма Фридриха II. К слову, даже в ходе испанской Реконкисты (которая вроде как является Крестовым походом за освобождение Испании) христианские короли допускали действие норм шариата в пределах своих владений. Эта «неоднозначность» в отношениях с исламским миром характерна не только для России с Испанией, но и для Речи Посполитой, в которой во время и после описываемых нами событий всё тоже было не так однозначно с религиозной и этнической точек зрения*Интересующимся темой рекомендуем ознакомиться с работами польского историка Дариуша Колодзейчика — в частности, Dariusz Kołodziejczyk «The Crimean Khanate and Poland-Lithuania: International Diplomacy on the European Periphery (15th-18th Century)».

Так и в завоёванных мусульманских политиях русские сохранили множество элементов исламских порядков. В войнах Московского государства после завоевания территорий бывшей Золотой Орды полноценно участвовали представители бывших правящих династий Казани, а мусульманин Шах-Али командовал русскими войсками на стратегически важном западном направлении во время войны в Ливонии (ещё в качестве примера можно привести Мухаммед-кула, руководившего одним из ударных русских отрядов в войне против шведов в 1592 году). Характерно, что даже в конце XVI века после победы русских многие ранее угнанные татарами в плен русские не то что не возвращались в прежние места проживания, но даже не обращались обратно в христианство, будучи уже мусульманами.

Более того, в пределах Московского государства функционировало независимое мусульманское Касимовское царство, созданное при Василии II специально для наследников рода Чингизидов (!), просуществовавшее два с половиной века и ликвидированное почти перед самым началом эпохи Петра I. Это было полноценное мусульманское государство — там была полноценная религиозная жизнь (с дервишами и шейхами), институт вакфа (имущество, переданное в управление мусульманской общине) и многое другое. На марионеточное государство Касимовское ханство тоже не походит — его правители пользовались немалой автономией в составе Московской державы и, по существу, большую часть его существования Москва контролировала внешнюю политику царства. Некоторые историки оправдывают создание ханства желанием Москвы готовить «кадровый резерв» для воцарения своих кандидатов в Казани и Астрахани, но аннексия всех этих ханств произошла больше чем за сто лет до ликвидации Касимовского царства. Хотя смена правящих династий в этом мусульманском государства отражала приоритеты внешней политики России в разное время: если в начале XVI у власти там были крымские татары, то с началом продвижения русских в Сибирь и дальше на восток на престоле оказывались ханы из Сибири и условного Туркестана. К слову, предки Юсуповых приняли христианство только во второй половине XVII века, то есть долгое время в истеблишменте Московского государства можно было встретить мусульман. Ещё одна характерная деталь — мусульманам за хорошую службу могли пожаловать во владение земли, населённые христианами. Собственно, подобная политика лишний раз подтверждает нашу мысль о том, что на тот момент Россия не так отличалась от покорённых ею политий. Или можно интерпретировать это иначе — население этих территорий было не так далеко от белых европейцев, как обычно предпочитают думать.

Впрочем, так же, как и в Испании, сохранение реликтов мусульманского государства не могло продолжаться вечно — ведь Казань, как и Гранада, была взята в результате войны. После присоединения Казани русские власти решили обустроить город, исключив возможное восстановление в нём прежнего режима — поэтому последовала депортация большей части татарского населения, перераспределение всего имущественного комплекса местной аристократии между представителями русской знати и постепенная деисламизация региона усилиями миссионеров. Однако деисламизация на территории бывшего ханства проводилась очень мягко и в ней особенную роль играли льготы: за принятие православия тогда даже давали право не платить налоги 3 года; было смягчение приговоров за некоторые виды преступлений при крещении.

Христианизация тюркских земель была вызвана теми же причинами, что и в Испаниим*Ввиду частого упоминания испанского примера в контексте русской истории, советую всем прочитать трилогию Фернана Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II», где очень подробно описана жизнь в Средиземноморье той эпохи, максимально далёком от общепринятых представлений о чётком разграничении между христианской и исламской цивилизацией: старое население новых территорий жило в своей особой атмосфере без особого вмешательства со стороны центральной власти и первые реальные шаги новой администрации на этих землях встречало сопротивление. Русские власти принесли населению бывших ханств новые налоги и повинности (связанные с интенсивным строительством русскими новых городов и крепостей), поэтому практически сразу после аннексии этих территорий русские войска оказались втянутыми в войну с местным населением, не желавшим признавать новые порядки, оказавшиеся для них весьма тягостными.

Собственно, чисто религиозная политика русских властей поначалу была очень мягкой именно потому, что роль кнута выполняли военные экспедиции по нерелигиозным поводам. Местные нерусские (и нередко даже христианские) этносы в период 1570–1590 гг. поднимали восстания против Москвы (впоследствии получившие общее название «черемисских войн»).

В целом исламскую политику России на этом этапе (включение в состав Московского государства больших территорий с инородным населением) можно считать весьма успешной. Так, русские смогли не просто захватить и замирить, но и колонизировать огромные пространства. Это же объясняет, почему сегодня даже после столетия советской и неосоветской политики поощрения развития потенциально независимого Татарстана татары остались по очень многим параметрам ассимилированным русскими народом.

Относительная лёгкость покорения русскими различных тюркских политий и их дальнейшее успешное замирение объясняются их неразвитостью по сравнению с другими державами единоверцев. Как Московскому государству в этот период было далеко даже до Речи Посполитой (и совсем далеко до Испании или Франции), так и Казань не дотягивала до Бухары (не говоря уже про Алжир и тем более Египет). Крайне показательно, что Крымское ханство, заметно более развитое и культурное по сравнению с Казанью и Астраханью, продержалось почти на два с половиной века дольше — то есть до того момента, когда Россия уже однозначно вошла в клуб первых держав известного мира, и тут крымским ханам уже действительно было нечего противопоставить.

При этом несмотря на отсутствие масштабных гонений религиозного толка и конкретных дискриминационных мер, мусульманское население, конечно, всё равно оказывалось не в лучшем положении с позиции сохранения языка и культуры. Почему? Дело в том, что это был регион с преимущественно сельским населением (как и остальная Россия), а исламский город на территории завоёванных ханств был слаб и безлюден. После русского завоевания именно город стал оплотом государства — которое и до, и после Петра было европейским и христианским. То есть городская цивилизация (она же всегда является господствующей и формирующей лицо всей страны в процессе промышленного развития) там являлась русской, а тюрко-мусульманский элемент в городах был представлен незначительно, концентрируясь в сельской местности (исключением являются небольшие колонии мусульманских коммерсантов — но это просто диаспора). То есть на тюркских территориях вокруг русских городов существовало море коренного населения (остававшегося мусульманским и татарским), но в самих городах в подавляющем большинстве проживали русские колонисты и/или ассимилированные представители местных. Это объясняет, почему города в поволжских и уральских регионах до сих пор остаются русскими по культуре, а в России проживает огромное количество людей с тюркскими корнями (что видно по фамилиям), но безо всякого национального колорита. Это, кстати, роднит, скажем, современный татарский национализм с украинским — оба берут на щит культуру, которая осталась сельской и не успела выйти в городскую. Например, в исследовании «Этнокультурное поведение детей в современной татарской семье» (авторы: Г. Сайфутдинова, Т. Титов и А. Хамидуллина) выяснилось, что свободно читают, говорят и пишут на татарском только 39% татарских детей в городе (и это после почти 100 лет коренизации в России!), а в сельской местности заметно больше, уже 73.3%.

XVI и XVII века являются определяющими в исламской политике России, поскольку уже тогда в состав страны или в орбиту её влияния вошли многие из ныне живущих в ней мусульманских народов (в частности, башкиры), в то же самое время, как русские колонисты постепенно проникали на занятые ими территории. Например, тогда же (в эпоху Ивана IV) появилось Терское казачество. Тогда же обозначилась главная причина заметной напряжённости России в отношениях с исламским миром — противостояние с Османской империей. Большую часть XVIII и XIX веков наши английские и французские соседи по клубу сверхдержав поддерживали отличные отношения с Османами — что для России было невозможно именно с практической точки зрения: расширение русской державы включало в себя и запад, и юг, а Романовы претендовали на власть над славянами и православными (значительная часть которых проживала в Османской империи). Поэтому здесь русские не просто вторгались в сферу влияния Османов на удалённой периферии (как скажем, французы в Северной Африке), а в самом сердце их державы, её европейской части.

Османы вообще (и турки в частности) часто воспринимаются как однозначные азиаты, но в географическом и культурном плане они куда больше связаны с Европой (и после ухода турок из Болгарии, например, новым властям пришлось насильно христианизировать местных болгарских мусульман). К слову, архитекторами независимой националистической Турции стали потомки мухаджиров (слово, обозначающее мусульман, переезжающих из немусульманской страны в мусульманскую; слабой аналогией можно считать алию у евреев), которых изгнали из отнятых у Османов европейских владений. Россия могла заключать с Османами тактические союзы (как это было в эпоху французских революционных войн или в случае бунта наместника Египта), но общее направление её имперской политики находилось в противоречии с османской. Это объясняет, почему для России был невозможен «конкордат» с халифом, благословляющим правление русских на занятых ими мусульманских территориях — Россия как славянская держава в Восточной Европе, стремящаяся выйти с периферии, была прямой и явной угрозой для Османов (по сути, тоже управлявших периферийной державой).

Отсутствие «османского рычага» позитивного воздействия на российских мусульман при всех объективных для этого причинах стало большой проблемой в дальнейшем, поскольку у наименее лояльных мусульманских народов Империи оставался альтернативный центр притяжения, враждебный русскому имперскому проекту.

Мусульманское присутствие в Сибири было весьма незначительным: единственной политией там было быстро разгромленное русскими Кучумское ханство, в котором исламизирована была только правящая верхушка. До русского завоевания Кучумское царство ориентировалось во внешней политике на Крымское ханство и Бухару, и синхронизировало с первыми свои военные действия против расширяющегося Московского царства. После его устранения покорение/освоение Сибири уже потеряло всякие сравнения с более поздним завоеванием Магриба французами и уже куда больше напоминало североамериканский фронтир, о войнах которого у нас есть целая серия «Индейские войны».

После поглощения ханств окончательную форму приобрело расширение России на преимущественно мусульманские юг и восток — военизированная граница, наступающая на туземцев в ходе череды набегов и контрнабегов. Хотя надо отметить, что в случае России пистолет обычно должен был подкреплять доброе слово: огромную часть мусульманских земель (территории башкир, ингушей, казахов и часть азербайджанских земель) Россия получила путём заключения договоров.

Ранние русские исламоведы

«Описание Турецкой империи» (1674) Фёдора Феоктистовича Дорохина. Русский помещик, похищенный татарами и проданный в Османскую империю, он принял ислам, поступил на военную службу и через 12 лет вернулся в Россию. В своей «турецкой» жизни он посетил практически все владения Османов кроме Аравии и Магриба.

«Скифская история» (1692) Андрея Лызлова — труд об истории борьбы России и её западных соседей с кочевыми народами. Будучи участником походов против Крымского ханства, Лызлов был, как это сегодня говорят, большим исламофобом.

«Алькоран о Магомете или закон турецкий, преведенный с французскаго языка на российский» (1716) — название говорит само за себя. Автор перевода неизвестен.

«Книга Систима, или Состояние мухаммеданския религии» (1719) Дмитрия Кантемира. Автор был османским вассалом и сбежал в Россию.

«Краткое описание древнейшего и новейшего состояния Оттоманской Порты» (1769) Фёдора Эмина. Биография (вернее, несколько разных её версий) и личность автора гораздо интереснее самого труда: [якобы] пленённый турками поляк, принявший ислам и отслуживший в качестве янычара почти 20 лет, а затем сбежавший в Россию, где принял православие и стал известным публицистом.

Имперский период: колонизация и ассимиляция

Как мы уже говорили раньше, Россия шла по тому же пути развития, что и большинство европейских государств. В конце XVII века это означало усилия по унификации населения и утверждению господствующей идеологии. Ислам частью (или, вернее, терпимым дополнением) господствующей идеологии оставаться не мог по понятным причинам — война с единственным легитимным халифатом (по причинам, не связанным с религией) для русского государства уже стала естественным положением дел, поэтому русские правители начали закручивать гайки.

До мер вроде испанского изгнания морисков не дошло, но началось наступление на мусульманские владетельные классы. В период 1682–1718 гг. помещиков-мусульман лишили вотчин, населённых христианами. Собственно, мусульман лишили права продажи своих поместий уже в 1653 году, так что новые романовские меры были продолжением уже существовавших тенденций. Они могли креститься (то есть принять господствующую идеологию), но в случае отказа лишались не только земель, но также и дворянского звания. «Служилых татар» в подавляющем большинстве очень быстро перевели на лесозаготовки для русского кораблестроения.

В 1717–1720 гг. Пётр I, который твёрдо поставил Россию на путь европеизации (в том числе и в культурной сфере), издал ряд указов, стимулировавших христианизацию низов мусульманского населения: крестившийся крепостной мусульманин получал вольную, крещёный тяглый крестьянин получал право перейти в служилое сословие (что давало право на жалование и надел), а крещёные крестьяне освобождались на 3 года от налогов и рекрутской повинности. То есть это были такие здоровые ассимиляционные меры, эффективность которых заключалась в использовании льгот. Это был пряник, а кнутом являлась реальность жизни в развивающейся стране, где широко использовались мобилизационные методы управления, помноженные на очень низкий потолок для мусульман: фактическое отсутствие возможностей для проповедей и напряжённые отношения России с ключевой державой исламского мира безо всяких репрессий сокращали пространство для роста ислама и мусульманских структур. Например, при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне мусульманам дежурно запрещали проповедничество среди немусульманских народов.

Ввиду того, что численность мусульман не росла за счёт высокой рождаемости (активнее всего рожали как раз русские), то она начала сокращаться, чем имперская администрация начала пользоваться, чтобы захватывать земли мусульманских общин: в 1740-х гг. в Казанской губернии одномоментно закрыли 418 из 536 мечетей. Помогала этому процессу и активность православных миссионеров. Русские чиновники и верховное правительство постоянно одёргивали их и запрещали христианизацию в мусульманских районах, дабы упредить восстание на религиозной почве, но проследить за исполнением этих указов было очень сложно. Ну и строгое наказание за [частое] нарушение этих указов было невозможно по политическим причинам — никто не стал бы серьёзно ссориться с одной из опор трона из-за иноверцев. Тем более что христианизация и изъятие земель у мусульманских общин были в интересах русских помещиков, поощрявших активность церкви на этом фронте. Активность миссионеров в этот период была одной из причин восстаний тюрков-мусульман, о которых мы поговорим позже.

Это не значит, что мусульманская духовная жизнь сошла на нет — новые мечети разрешали строить, но только в местах, где не было христиан — так, например, появилась мечеть в Каргале, небольшой колонии татарских купцов на башкирских землях. В результате исламская община России замкнулась на саму себя.

Ассимиляционные/сегрегационные меры русского правительства понятны — новые мусульманские владения находились не за морем (как Индия для англичан и Магриб для французов), а совсем рядом в непосредственной близости от русского политического центра. В то же время «испанский» вариант решения мусульманского вопроса (репрессии и тотальное изгнание. Например, мечеть построенная в 2015-м в континентальной Испании, стала первой за 500 лет; а вообще первая мечеть на испанской территории была построена при Франко в 1937 году в качестве вознаграждения для марокканских солдат армии фалангистов) оказался для русского правительства неприемлемым. Почему? Возможно, у них отсутствовали варианты для выселения, а крещение мечом отвлекало слишком большие ресурсы (которые требовались на войнах в Европе). Но скорее всего они решили мудро не примешивать религиозную войну к повседневной колонизаторской войне, которая шла полным ходом.

В эпоху Петра I страна переживала бешеный рост рождаемости*На эту тему можно почитать труд Ярослава Водарского «Население России в конце XVII — начале XVIII века» — русские активно размножались и расселялись по всем территориям, включая и те, что входили в тюрко-мусульманскую сферу. Хорошим примером конфликтов на этой почве будут башкирские восстания.

С целью защиты своих привилегий (всё-таки башкиры вошли в состав русского государства на основе договоров) башкирские феодалы в средневековом духе восставали несколько раз против Москвы в допетровскую эпоху. Но в первой половине XVIII века проблема уже не ограничивалась вопросом о налогах — усиливался натиск русских мигрантов, на стороне которых находилась русская администрация. Нельзя сказать, что у этого конфликта не было потенциала для превращения в масштабное религиозное восстание — в конце XVII века Сеит Ягафаров устроил вполне себе масштабный джихад против русских властей. Но если в XVII и начале XVIII века по причине относительной малочисленности русских в регионе Москва сочетала репрессии с уступками (причём преобладали последние), то в ходе масштабных восстаний 1730-х гг. уже петербургская администрация России решала вопрос очень брутально, топя восстания в крови. Собственно, администрирование и градостроительство будущей Оренбургской губернии в этот период (1730–1750 гг.) де-факто проходило в формате карательных военных операций. Крепость, вокруг которой позже вырос Оренбург, была основана Иваном Кирилловым как раз по итогам военной экспедиции летом 1735-го. В принципе, похожую историю мы могли увидеть во Французском Алжире уже позже, в XIX веке — те же восстания, вызванные земельным вопросом. И уже тогда России пришлось столкнуться с наднациональным джихадом (правда, в несколько урезанной форме) — в 1706 году восставшие башкиры даже пытались организовать единый фронт вместе с народами Северного Кавказа и участвовали в нескольких набегах на юге России (в частности, в нападении на Терскую крепость в 1708 году).

Исламская компонента всегда присутствовала в этих восстаниях хотя бы на уровне риторики или коллективного бессознательного, но без фанатизма, поскольку обычно это был «бунт на коленях», затеянный местными феодалами с целью защитить или расширить свои права. Но события приняли крутой [интеллектуальный] оборот, когда в 1755 году одним из лидеров очередного башкирского восстания стал мулла Абдулла «Батырша» Галлиев, который призвал всех мусульман бороться с властью неверных Романовых и создать на территории современной Башкирии независимое государство. Неблагоприятный для Батырши исход восстания был предсказуем, но ввиду актуализации религиозной компоненты имперские власти начали практиковать назначение выходцев из мишари (субэтнос татар, тюрки-христиане) на позиции старейшин в некоторых из освобождённых районов. Это была ограниченная практика, но впоследствии использование «нерусских немусульман» в колониальном управлении получило распространение и на других мусульманских территориях. Также имперские власти способствовали переселению татар на башкирские земли с целью размыть «мятежный» башкирский элемент. Вообще план был довольно рискованный (т. к. мог возникнуть единый тюрко-исламский фронт), но на практике это хорошо работало — татары реагировали на призывы о восстании примерно никак.

Конечно, интересно было бы узнать, какую роль в происходящем играли (или могли играть) Османы как лидеры одновременно и тюркского, и исламского миров. Но здесь они оказались весьма пассивны — в 1706 году султан принял делегацию башкирских бунтовщиков, но не дал им никакой помощи. Русские власти позднее приписывали всем восстававшим башкирам связи с Османами, в основном потому, что часть восстаний приходилась на время войны с Портой (ввиду чего петербургское правительство бомбардировало местные власти письмами с требованиями закончить конфликт как можно скорее и любой ценой), но доказательств этого нет.

Тюркские воины на тевтонской земле

Новая имперская администрация России активно использовала мусульман в составе армии. Уже Пётр I использовал башкирские боевые подразделения на западном фронте Северной войны, и с тех пор башкиры оставались частыми участниками походов русской армии в Европу. Например, в эпоху Семилетней войны в 1758 году на территории Пруссии действовал иррегулярный «четырёхнародный отряд» из степных народов Империи (включая калмыков), где примерно половину (чуть больше 1 тыс. человек) составляли тюрки-мусульмане. Характерно, что 97% башкир в подразделении были вооружены луками, что, однако, на их боеспособности не сказалось. В той войне значительная часть русской конницы была иррегулярной и степные народы составляли примерно 12% от её общей численности на фронте (примерно 70% от кавалерии составляли казаки — ничуть не менее брутальные и колоритные). Прусский капитан фон Архенгольц, по итогам войны вышедший в отставку и занявшийся историографией, оставил нам кулстори свидетельство трудов иррегулярных конных отрядов:

Между тем легкие отряды русских, в числе 12000 человек казаков, калмыков и [волжских] татар, производили в стране столь ужасные опустошения огнем и мечем, каких Европа не испытывала со времени нашествия гуннов. Эти изверги убивали и калечили безоружных людей с сатанинским наслаждением. Их вешали на деревьях, отрезывали им носы и уши, отрубали ноги, распарывали животы и вырывали сердце из груди. Они зажигали из дикого сумасбродства села и местечки и оцепляли обреченную на сожжение местность, чтобы люди сгорели живьем. Могилы были разрыты, и кости покойников разбросаны, дворян и священников разрывали на части крюками, клали нагишом на горячие уголья и всячески терзали. У родителей отнимали детей или же убивали их тут же, над женщинами и девушками ругались; многие из них лишали себя жизни, чтобы избегнуть грубости этих палачей.

Описание сильно походит на агитку про «дикий восток», но в целом эти отряды показали себя настолько свирепыми, что их постепенно убрали с передовой глубоко в тыл. Но в последующих войнах Россия всё равно привлекала башкир. Они, как и другие тюркские народы России, активно участвовали в знаковых для России Наполеоновских войнах, закончив их вместе с русской армией в Париже.

Башкирские войны — это забытый эпизод русской колониальной истории, выявивший ограничения старого ассимиляционного подхода. Да, за русскими оставались армия и города. Но в диких чужих землях, по которому было разбросано абсолютно чуждое сельское/кочевое туземное население, добиться обеспечения порядка можно было только выстроив систему отношений на прочном культурном фундаменте. Иными словами, русской администрации нужно было «объяснить» свою власть туземцам на понятном им языке, чтобы закрепить легитимность своей власти на этих территориях.

Эпоха Екатерины Великой и её наследие: ориентализм и попытки кодификации

Толерантность сегодня — не то, чем она была раньше. Эта идея впервые была сформулирована Блаженным Августином, который объяснил её как терпимость Бога ко всем остальным (поскольку все вокруг грешники и одинаково никчёмны). Позднее европейцы дошли до мысли о том, что католикам и протестантам тоже нужно терпеть друг друга*Но с оговорками: из Франции гугенотов изгнали в конце XVII века после отмены Нантского эдикта; а в Англии примерно тогда же католикам запретили занимать королевский престол. Так как процесс централизации государства, начавшийся в Раннее Новое время, ко времени Екатерины II дошёл до стадии создания абсолютистских государств на останках старых полисных и феодальных образований, то пошёл новый тренд на толерантность в её новом толковании: разные сообщества и сословия будут жить в большом и сильном государстве, которое будет терпеть их всех.

Собственно, во второй половине XVIII века на русском троне оказалась императрица, на программу которой серьёзно влияли как идеи, так и конкретные деятели Просвещения.

Так что Екатерина II начала своё правление с объявления о религиозной терпимости, что для мусульман вылилось в [ограниченное] разрешение строить новые мечети в смешанных районах в Казани; её же указ стимулировал куда более деятельную политику местных властей по запрещению и недопущению активной деятельности христианских миссионеров. Но это было только начало.

Характерной чертой екатерининской эпохи являются войны с Османами (краткую справку по каждой из войн можно прочитать в нашем обзоре), и так как нужно было воевать против халифата, то для российских мусульман нужно было создать подобие «общественного договора», чтобы обеспечить их лояльность. Новые территориальные приобретение подчёркивали необходимость подобных действий.

Аннексия Крыма в 1783 году стала, в конце концов, результатом не полноценного завоевания, а аналога миротворческой операции. Интенсивное освоение и строительство в этом регионе стало возможным в том числе и благодаря подтверждению статуса-кво, существовавшего среди местных татар (и получению местным духовенством официального жалования из рук русских властей). В 1783 году крымское дворянство было уравнено в правах с русским, а в 1785 году все дворяне-мусульмане в России были приравнены в правах к русскому дворянству (наш краткий обзор истории российского законодательства в отношении мусульман можно посмотреть здесь), но им по-прежнему запрещалось иметь русских-крепостных, это табу никуда не делось. Значительной переменой в правлении мусульманами Крыма стало командирование русских замов стряпчих к каждому мусульманскому судье-кадию — официально для помощи в администрировании, но реально для осуществления имперского надзора. Как можно увидеть на графике ниже, купленное спокойствие крымских татар в долгосрочной перспективе никак не повлияло на падение их доли в структуре населения Крыма. Первоначально проблемы возникли с ногайцами, которых в 1783 году хотели депортировать в южно-уральские степи. Они, конечно, взбунтовались, и имперское правительство ответило на это максимально жёстко, истребив восставших, а остальных депортировав за пределы Кубани. Возможно, из ногайцев решили сделать пример, из которого коренное население Крыма должно было сделать определённые выводы.

В общем, как мы уже говорили, нужно было легитимировать русскую власть в глазах мусульман. Начать решили с башкир, поскольку в дальнейшем империя планировала экспансию (в том числе и экономическую) в направлении Средней Азии. В 1788 году в Оренбурге было создано «Магометанское духовное собрание» для централизации контроля над религиозной (и значительной частью гражданской) жизнью автохтонов. Руководили им люди учёные — мусульмане на зарплате у русского правительства.

Кстати, это происходило одновременно с массовым тиражированием Корана русскими издательствами для распространения среди мусульман внутри на границах России. Кстати, среди казахов на их стороне границы священную книгу распространяли бесплатно в надежде на то, что авраамическая религия сможет их цивилизовать и отвадить от кочевого образа жизни (и рейдов на русские селения и союзников Империи в регионе).

Екатерина II наделила «Магометанское духовное собрание» властью над всеми мусульманами России кроме Крыма — для крымских татар собирались создать своё духовное управление. Это, кстати, было очень дальновидное решение — крымские татары сегодня хоть и ориентируется на Турцию, но их связи с тюрками России очень слабы*Пусть методы и обстоятельства здесь сильно разнятся, но позже, в Африке, французы также провели искусственную разделительную черту между родственными сообществами: между мусульманами-неграми и арабским исламским миром, что серьёзно снизило мобилизационный потенциал возможных движений в бывших колониях. Ну и тогда (в XVIII веке) управление «всеми мусульманами» в России подразумевало в основном татар и башкир — Романовы ещё не совершили свой стремительный рывок в Среднюю Азию, а русское владычество на Кавказе ещё находилось в стадии формирования. Памятуя о совсем недавно окончившихся войнах с башкирами, «Собрание» быстро наполнили муллами и имамами из числа татар-лоялистов, так что организация стала немного напоминать инструмент доминирования татар над башкирами*После Февральского переворота с этим были связаны различные конфликты. Организации удалось выстроить систему контроля за мусульманским населением, что на самом деле очень сложно сделать в такой «децентрализованной» религии, как ислам — «Собрание» как сеть мечетей и медресе покрывала тюрко-мусульман в России так же, как система церковных приходов покрывала сельское русское население. К концу XIX века организация позволяла успешно контролировать башкирское и татарское население — хотя из-за упомянутых выше ограничений она не стала по-настоящему всероссийским «мусульманским министерством». Кстати, забегая по времени вперёд скажем, что духовное подчинение крымских татар халифату было ликвидировано только в 1831 году, когда Министерство внутренних дел создало для крымских мусульман подконтрольный ему отдельный муфтият.

«Собрание» занималось гражданскими делами мусульманского населения, комбинируя нормы шариата и русского гражданского права. Но в случаях, когда они противоречили друг другу, то предпочтение отдавалось последнему — всё-таки тюрко-мусульманский фронтир не был отделён от остальной России морем, и имперские власти не хотели допускать создания там «своей атмосферы».

Правильность выбранного направления, однако, не означала автоматического исполнения правительственных предписаний в наилучшем виде — первая администрация «Собрания» под руководством муфтия Мухаммеджана Хусаинова обвинялась некоторыми местными активистами из числа мусульманского купечества в коррупции и недостаточном уровне религиозной образованности, поэтому утверждение авторитета созданной Екатериной II организации проходило не без проблем. Хусаинов интриговал против нарушавших его предписания мулл, они интриговали против него, и в этом конфликте русским властям пришлось участвовать в качестве арбитра. В другом углу ринга был Хабибулла Хусейнов, имам, низложенный Хусаиновым, начавший собирать вокруг себя местных мусульман. Вообще надо отдать Хусейнову должное, речи о сепаратизме или про-османской ориентации не шло. Но деление управляемого сообщества между конкурирующими религиозными деятелями грозило большими неприятностями в дальнейшем, поскольку влекло за собой брожение умов. Собственно, оно уже началось — Хусаинов поднимал своих суппортёров, Хусейнов своих (в случае них обоих это были конкурирующие купцы, а массовым силовым активом являлись фабричные рабочие), и между ними происходили небольшие побоища. С одной стороны, это был внутритюркский вопрос, но с другой, материальные последствия розни оставались на долю гражданских русских властей. Конфликт разрешился примерно ничем, хотя для «Собрания» означал определённые репутационные потери. Но как бы то ни было, организация пережила этот «кризис веры». Уже в 1830-х новый муфтий Габдессалям Габдрахимов развернул бурную деятельность среди окормляемого населения, усилив накал пропаганды в нужную сторону: нужно упорно и много трудиться (как никак Промышленная революция на дворе), посылать детей в контролируемые русской администрацией вузы, чтобы получать полезное образование (и воспринимать ценности господствующего режима), не пить и не предаваться праздности (трудовые ресурсы не должны простаивать), не отмечать национальные праздники вроде сабантуя (здесь смысла его деятельности и объяснять не нужно). Его авторитет тоже оспаривался конкурентом, получившим исламское образование в независимой Бухаре, но Габдрахимов уже стоял на более твёрдой почве, чем его предшественник. Возможно, полная централизация, подобная той, что можно было увидеть в Русской православной церкви, была невозможна в исламе, в структуре которого «вертикальная интеграция» крайне сложна, а естественным состоянием дел является постоянная конкуренция школ и направлений мысли.

Итак, подводя итог этой эпохи, выделим следующие новации Екатерины II, чьи достижения развивались тремя следующими русскими монархами:

— Ислам перестал быть «полуподпольной» религией — его статус получил законодательное оформление.

— Права мусульманских общин были оформлены и закреплены. Это же касалось и мусульманского дворянства. Конечно, по факту для реального продвижения вверх по иерархической лестнице империи перспективному кандидату приходилось принимать основную русскую религию того времени — православие (это касалось даже белых христиан альтернативных конфессий вроде немцев со шведами; хотя последние всё равно оставались во внутренней иерархии страны на высоком уровне). Но, с другой стороны, тюрки и мусульмане наконец получили гарантию защиты своих прав внутри русского государства, что повысило их лояльность.

— Пространство для увеличения уммы внутри России оставалось по-прежнему небольшим. Проповедовать мусульманам разрешали только среди среднеазиатских кочевников-язычников — аудитории может и благодарной, но безблагодатной и немногочисленной.

— Русское правительство предприняло попытку централизации контроля над мусульманским сообществом страны. Её можно считать в основном успешной — хотя «татаро-башкирская» ориентация нового учреждения не позволяла распространить её влияние на Кавказ и позже Среднюю Азию. В начале 1830-х «Собрание» было подчинено Департаменту духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел (ДДДИИ МВД), где был отдельный мусульманский отдел. Для Закавказья было создано даже два отдельных муфтията — один шиитский, другой суннитский. С другой стороны, «раздробленность» снижала возможность создания единого исламского фронта внутри России, поскольку из-за организационной структуры ислам в каждом регионе оставался в этнических рамках. Например, Шамиль и его мюриды оставались преимущественно кавказской проблемой без прямой угрозы распространения джихада на Поволжье и Среднюю Азию.

— Исламское сообщество получило относительную духовную автономию — теперь им занимались специально назначенные чиновники-мусульмане, и они были огорожены от религиозного прессинга местной немусульманской администрации и православных миссионеров. Относительность автономии состояла в том, что русские власти ставили руководить ими только проверенных людей, которые проводили правительственную линию в мусульманской среде — лояльность официально была одним из двух критериев при утверждении на должность муллы (второй составляющей была степень образованности в вопросах ислама). В то же время из-за отсутствия централизации в исламе Романовы не смогли установить над мусульманами такой же плотный контроль, как над православной общиной, что оставляло часть мусульманских подданных уязвимыми для инспирации извне.

Далее: Россия, продолжение